Шестая сказка

[sonia-sesh]

Ибо пусть лежит

Автор: Соня Сэш
Бета: Чжан, Эрна
Название: Сказки моего гарема. Сказка шестая: о том, что мужчины могут пить виски, но не могут плакать. Рейтинг: R
Жанр: авантюрный любовный роман
Предупреждение: не читайте это, если вы религиозный фанатик, член «Аль-Кайды», гомофоб, гей или просто историк-востоковед, специализирующийся на арабском или индийском Востоке. Ничего общего с реальным миром это не имеет.
Авторские примечания: Цикл из 10-12 сказок. Действие происходит в оригинальном мире, созданном мной и Чжан, для исторической настольно-ролевой игры с элементами фэнтази «Ойкумена», где-то в самом начале эпохи Возрождения.


«СКАЗКИ МОЕГО ГАРЕМА»


Драка в ресторане.
- А вот мой муж говорил: «Летом в Париже скучно». Я ему
тогда и говорю: «Джон, ты – дурак!». И я опять была права!
- Вы были правы, мадам!...

неточная цитата из к/ф «Корона Российской империи»

Однажды калифу Заалю-аль-Фаризу-ибн-Фейсалу-ибн-Сатибурзану-мелику-Аль-Мамляка-Бхарат сломали кайф, и даже его гарем не мог отвлечь повелителя от грустных дум. Великий визирь Джетта пригласил во дворец лучших лекарей Аль-Мамляки-Бхарата, но ни один из них не смог развеселить калифа. Затем великий визирь Джетта приказал найти и доставить во дворец самых красивых танцовщиц, самых искусных акробатов и заклинателей змей. Но калифу не нравились их представления. И тогда великий визирь Джетта обратился к мудрому дервишу Юсуфу-аль-Агабеку, который был в то время в Эль-Рийяде, и мудрейший из смертных посоветовал калифу найти счастливого человека и носить его халат, чтобы забыть свои горести и печали. По всей стране были разосланы гонцы, но люди в эмирствах оказались столь озабочены деньгами, пропитанием и семьей, что никто не смог сказать: «Да, я счастлив». И вот, наконец, один из гонцов доложил, что в глухой берберской деревушке был найден один горец, который назвал себя счастливым человеком. Великий визирь Джетта направился к калифу и упал перед ним ниц: «О Неугасимое Солнце, Повелитель Мира от Востока до Запада! Я выполнил ваш приказ и нашел счастливого человека». «И где же его халат? – нетерпеливо спросил калиф. – Неси же скорей, ибо горестные думы снедают меня, и я хочу найти забвение!». Но медлил великий визирь Джетта, а потом решился: «Увы, мой повелитель, этот приказ я не выполнил». Калиф расстроился и сказал: «Для меня нет невозможного в нашем государстве, и я не привык слышать отказы». На что великий визирь Джетта опустил голову и сказал: «Моя жизнь в ваших руках, повелитель. Но я не могу выполнить ваш приказ. Этот человек действительно счастлив, но он одинок и так беден, что у него нет даже халата». «Ну так подарите ему халат и жените! – воскликнул калиф. – Пусть у него тоже будет за что переживать, почему я должен один мучаться?». Говорят, с тех пор так и не было в Аль-Мамляка-Бхарате больше ни одного счастливого человека.
Сказка шестая: о том, что мужчины могут пить виски, но не могут плакать


Смысла нет перед будущим дверь запирать,
Смысла нет между злом и добром выбирать,
Небо мечет вслепую игральные кости,
Все что выпало – надо успеть проиграть.

Омар Хайям



Не плачь, это солнце взойдет еще не раз,
И твой поезд уходит не завтра – туда, где играет джаз
Наш самый веселый на этой планете ансамбль!…

«Крематорий»

Великий визирь Джетта был серьезно озабочен.
Он уже не помнил, когда был так озабочен в последний раз. Должно быть, около пятнадцати лет назад - тогда ему сообщили о том, что его зовет к себе Повелитель, и высокий, начинающий крепчать юноша с тонким высокомерным лицом приказал приступить к обязанностям великого визиря. Куда делся предыдущий визирь – слухи ходили самые разные, например, о том, что накануне вечером чиновники видели пролетающего над Синим дворцом демона с огромными крыльями летучей мыши, держащего в когтях извивающуюся человеческую фигурку.
Но бывший военачальник так и не узнал правды – должно быть, потому что, коллекционируя по долгу службы всевозможные сплетни и тайны, он ничего не хотел слышать об этой. Ему было достаточно того, что он помнил те времена - когда во время неистовой скачки по пустыне, догоняя в числе остальных воинов мчащегося впереди на белоснежном бхаратском скакуне калифа Фариза-аль-Фейсала, Джетта старался не потревожить прижавшегося к нему спиной мальчика. И того, какими доверчиво-восторженными были карие глаза, когда Зааль поворачивал голову, чтобы снизу вверх взглянуть на молодого воина, которому был вверен под угрозой смертной казни. Каждый раз Джетта чувствовал себя владельцем какого-то неизмеримого в золотых слитках богатства.
Богатства, которого Фариз-ал-Фейсал совершенно не ценил – разве что как будущую смену для своего нелегкого государственного бремени. Собственно, таких же смуглых забавных зверенышей, постарше и помладше, по Сералю бегало великое множество, но только один из них, сын Феи Великого Эля, был по-настоящему породистым – похожий на отца, уже тогда невероятно красивый, с глазами цвета крепкого кофе. По необъяснимой причине ему меньше всего перепадало отцовской ласки, и Джетте порой казалось, что именно поэтому еще совсем маленький Зааль с такой настойчивостью каждый раз, когда калиф шел в поход на туарегов, выбирал молодого воина, его коня и бивак. По крайней мере, здесь его никогда не отталкивали и искренне принимали.
Джетта научился лицемерить уже гораздо позже, а тогда, в пятнадцать лет, для этого не было никакой причины.
С тех пор прошло много времени, темно-карие глаза перестали быть доверчивыми, а Джетта променял коня и саблю на бассейн с прохладной водой в саду Синего дворца и бесконечные свитки с делами. Однако, память – все-таки странная штука со своей собственной, неподвластной разуму логикой. Великий визирь не знал, что могло бы заставить его предать калифа Зааля-аль-Фариза. Именно поэтому он был так серьезно озабочен, хотя с утра все складывалось как нельзя лучше.
Утро, как всегда, началось с обычной палящей жары, но к полудню откуда-то, вероятно – с берегов Красного моря, подул легкий, ни к чему не обязывающий ветерок. В саду, где великий визирь прохлаждался в наполовину полном бассейне, одновременно просматривая свитки, вдруг стало не так душно. Рабы, скрипящие тростниковыми палочками по навощенному пергаменту, выпрямились и принялись за работу с двойной скоростью. Даже Анвар, занятый расчетами бесконечных тюков зерна, муки и различных товаров, проходящих через кладовые Синего Дворца, поднял голову, смахнул со лба намокшую от пота челку и, довольно щурясь, осмотрелся вокруг с выражением неподдельного удовлетворения на лице. Этот молодой секретарь появился у главного визиря не так давно, но писцы уже успели от всей души возненавидеть его за кипучую энергию, так отличавшуюся от склонности ариев никогда никуда не спешить и все делать с толком и расстановкой. Порой получалось так, что рабы выматывались до обмороков, вынужденные ни на секунду не прерываться, и только изредка нехорошо поглядывали на монотонно диктующего им цифры золотоглазого юношу с волосами цвета меди.
Честно говоря, сам визирь тоже предпочел бы, чтобы его секретарь был немного более медлительным, хотя расторопность Анвара не могла не радовать привыкшую к дисциплине душу бывшего командующего калифскими войсками. Однако, бывало и так, что визирь просто не успевал придумать новое задание, когда на него уже глядели умные золотисто-карие глаза, а ловкие руки протягивали готовую кипу отчетов. И каждый раз Джетта только мысленно вздыхал, отлично понимая, что причина столь бурного размаха Анваровой деятельности, скорее всего, кроется вовсе не в его природной работоспособности.
Для визиря не было тайн в Запретном Дворце – и порой он ловил себя на том, что искренне сочувствует молодому наложнику, под глазами которого постоянно лежали темные тени, даже в те дни, когда калифу наскучивала его новая игрушка, и он не вызвал Анвара к себе. Знал Джетта и то, что Анвар относился к своим посещениям калифа так же, как и к работе – то есть, со всей ответственностью. Происходящее в спальне калифа, конечно, не входило в компетенцию визиря, но верные рабы докладывали: проблем евнухам Анвар не доставлял, приказы выполнял беспрекословно, словом, с тех пор, как познакомился с подземельями дворца, был существом молчаливым и послушным. Что не казалось визирю удивительным – в конце концов, по милости повелителя, столь же великодушного, как и справедливого, отец юноши получал неплохие доходы от своих сделок с Запретным Дворцом, благодаря которым уже обогнал всех своих конкурентов и стал самой крупной фигурой на Эль-Рийядском рынке.
И все бы было ничего, но порой, когда Анвар вдруг переставал диктовать и словно устремлял в никуда начинавшие нехорошо полыхать каким-то слишком уж ярким пламенем глаза, Джетта невольно подозревал, что это спокойствие – всего лишь временная передышка. И тогда он радовался, что взял под контроль это похожее на яркую бабочку существо, когда тот сам попросил калифа пристроить его хоть к какому-нибудь делу. Будь на то воля Джетты, он бы предпочел избавиться от Анвара, несмотря на его преданность и неоценимую помощь. Торговец вызывал у главного визиря закономерную опаску.
Но в последнее время калиф стал слишком нетерпимым к любым раздражителям и мог неожиданно прийти в плохое расположение духа. Джетта иногда сам осторожно навязывал еще не успевшего надоесть Анвара Повелителю, дабы дать выход скопившейся дурной энергии. Потому что ничем иным объяснить поведение властелина мира он не мог, как бы хорошо не изучил людей за сорок лет своей жизни и сколько бы не советовался с лекарями.
Словом, в саду Синего дворца все шло мирно вплоть до того момента, как солнце, совершив свой взлет и поблистав на небе во всей красоте, не начало медленно, но верно спускаться к горизонту. Великий Эль прогневался на них неожиданно – Джетта впервые видел, чтобы главный евнух Масрур бегал, и бегал довольно быстро. Следом за ним с завываниями бежали еще два женоподобных евнуха и охрана, бряцающая копьями и сверкающими на солнце доспехами.