Любопытство - это основа основ образования, и если мне скажут, что любопытство убило кошку, я скажу, что это была достойная смерть.
Автор: Соня Сэш
Бета: Чжан
Название: Мир полон не геев.
Рейтинг: R
Жанр: ориджинал, авантюрный любовный роман
Картинка: Чжан http://www.diary.ru/~katarsleit/?co...postid=16273348 (Жиль)
Предупреждение: ненормативная лексика - есть, насилие – ну если совсем чуть-чуть, еще пропаганда алкоголизма и сексуальной распущенности (
)
Авторские примечания: пролог к роману отправлен на конкурс RSYA 2006. Лежит там: http://awards.ruslash.net/2006/fics...lon_ne_geev.htm. Действие происходит в оригинальном мире, созданном для исторической настольно-ролевой игры с элементами фэнтази «Ойкумена», где-то в самом начале эпохи Возрождения. Мир собирался по кусочкам и для игры, поэтому я не боюсь, что повторилась. Я – точно знаю, что в чем-то повторилась. Например, слово «дис» взято у Тиамат. Спасибо, Чжан, лучшему Мастеру и спецу по виртуальной реальности, за то, что когда-то придумала это клевое развлечение, спасибо Диме за Рене Великолепного и за то, что так не любит яой, спасибо AD за лапочку Ульха, спасибо Яру за Стоуна и за виртуозный мат, спасибо тем, кто подыгрывал нам на разных периодах этой замечательной истории.
читать дальшеМИР ПОЛОН НЕ ГЕЕВ
(неклассическая симфония в пяти частях)
АЛЛЕГРЕТТО
МНЕ СЕМНАДЦАТЬ
В котором мы узнаем: - о том, как сделать так, чтобы тебя точно вышибли с вечеринки - о том, почему у королевы Элоизы красная грудь – о том, что общего может быть у дроу с королевской гвардией – о причинах, благодаря которым можно назвать город «несчастным» - о том, почему ротные в королевской гвардии не спят с рядовыми
Оргазм – не повод для маразма.
Маразм – не следствие оргазма.
Наш личный с Чжан
неточный пример формальной логики
ГЛАВНАЯ ТЕМА
СВЕТСКИЙ РОМАН
Рене обладал странным свойством бросаться в глаза на фоне всех остальных, кто бы его ни окружал.
Вроде бы в нем не было ничего особенного: эльф как эльф – стройный, невысокий, до смазливости красивый… Всегда отстраненно-задумчивое выражение лица, капризные губы и золотистые колечки волос, будто намокшие и прилипшие к вискам и затем свободно спадающие на плечи – Рене был хорошеньким, как конфетка. И в то же время ширина плеч, объем мускулов, упрямые скулы с не менее упрямым подбородком вкупе и манера держаться так, будто на самом деле ему давно на всех и вся далеко оранжево – все это не давало облику Рене скатиться до образа «хорошенького молодого мальчика». Он мог быть женственным в повороте головы или пожатии плеч – и в то же время казался вполне мужчиной со строгим взглядом бутылочно-зеленых глаз.
Двойственность всегда интереснее единичного, а сложное – привлекательнее простого. Это сразу просек умница Коэль, принимая на службу Рене. Однако, все поползновения господина посла последний отверг с невесть откуда взявшимся, но вполне ему присущим высокомерием. Потом это понял и я – уже в тот, первый раз, когда безошибочно определил свою новую жертву среди лионской толпы. По обыкновению, мне было нечем заняться, я был нетрезв и готов на подвиги во имя Любви и Согласия. Золотоволосый эльф в кольчуге и пыльном плаще, прищурившись на солнце, разглядывал памятник королеве Элоизе Красная Грудь. Почему-то (или это происки Судьбы, или я – не самый сексапильный парень во всем Ситэ!) он показался мне самым подходящим объектом для подвига. Я решительной, слегка расхлябанной походкой уличного бездельника подошел к нему, и встал рядом, присоединившись к созерцанию.
-Шикарная женщина… - пробормотал мой предполагаемый партнер.
Я кивнул.
-В народе ее называют Элоиза Красная Грудь.
Своего я добился – лесной эльф оторвался от пышного бюста королевы и окинул меня таким же задумчивым взглядом. Глаза у него были неожиданно зеленые – у брауни почему-то очень редко встречается этот цвет. Вот разве что у Коэля, но Коэль у нас вообще уникум, единственный в своем роде. Поговаривают, что его мать была не лесной эльфийкой, а равнинной, поэтому у Коэля черные волосы, высокий рост и зеленые, как крыжовник, глаза.
-А у нее действительно красная грудь? Почему?
Я пожал плечами. И то правда, откуда бы мне знать? Я не сплю с женщинами, а тем более, с королевами.
-Ты кто? – в вопросах знакомства объект моей утренней охоты оказался весьма лаконичен. Я вытащил руку из кармана, обтер ее о полу камзола (как раз перед этим ел бараньи ребрышки и черную кровяную колбасу в «Заварухе») и протянул ему:
-Секс. Очень приятно.
Взгляд Рене стал еще более загадочным. Он хмыкнул и осторожно, словно нехотя, дотронулся до моей руки холодными пальцами. Я сжал его ладонь своей, достаточно горячей, чтобы отогреть замерзшую кожу. Пальцы у Рене были грубыми, у основания каждого угадывалась мозоль от долгих тренировок с двуручным мечом, отягчающим его пояс, но это только добавило привлекательности в моих глазах. Сразу представилось, как будет приятно чувствовать эти шероховатости нежной кожей ягодиц… Словно угадав мои мысли (а может, все отражалось на моем лице), эльф как-то очень женственно склонил голову набок:
-И чего ты хочешь?
-Тебя!... – выпалил я и замер, чувствуя себя под изучающим взглядом бутылочно-зеленых глаз как пришпиленная к бархатной подушечке бабочка. И тем не менее, мне все еще казалось, что я не ошибся. Потом Рене медленно кивнул.
-Хорошо. Снимай штаны.
Я сглотнул набежавшую слюну, чувствуя, как мои глаза становятся еще больше обычного, хотя мне казалось, что это невозможно.
-П-прямо здесь?
-Почему нет? – спокойно отреагировал эльф. – Тебе что-то мешает?
Я оглянулся. Толпа огибала нас со всех сторон, растекаясь по Королевской площади пролитым киселем, а над ней, как вечный символ аристократически-купеческого Лиона, возвышался охренительный бюст Ее Величества Элоизы. Действительно, почему бы нет? Чего нам, экстремалам, каких-то бюстов боятся, а в полиции я уже бывал, поизмываются и, в конце концов, выпустят… Я принялся распускать завязки на коротких, по голенища замшевых сапог, бриджах. Рене наблюдал за процессом все с тем же невозмутимым видом, в его взгляде не было ни тени насмешки. Только в глубине зрачков мне привиделись мерцающие шаловливые огоньки, дающие понять: этот парень – не так прост, как кажется.
-Неплохо, - оценил Рене. – Ну, я пошел?
И он действительно ушел, оставив меня стоять посреди Королевской площади со спущенными до колен штанами, отличным стояком и отчаянно бьющимся сердцем. Королева неодобрительно пялилась на меня поверх своего бюста, а прохожие, привыкшие ко всему (это же Лион), не обращали на меня ровным счетом никакого внимания. Именно в этот судьбоносный момент я понял, что готов влюбиться в парня с такими странными глазами и нестереотипным поведением. Да, он смеялся надо мной… но, по крайней мере, он делал это красиво! Большинство и на такое не способны…
Вечеринка… вернее, королевский прием был в самом разгаре, когда ему оказал честь своим появлением сам Джули Кортес, менестрель, к тому же весело помахивающий перед собой письменным приглашением, которое раздобыл Коэль. Так как дело было вечером, я уже едва держался на ногах, но, будучи верным себе, тут же стибрил с подноса пробегавшего мимо взмыленного слуги бокал с каким-то дорогущим пойлом.
Господин посол обнаружился возле столика со жратвой (ничего особенно умного – сплошь канапе с гусиной печенью, марсельский шевр с конфитюром из инжира и креветки - типа королевский род подвергнется разорению, если приготовит нормальную баранью отбивную). Был Коэль, как всегда, высок, строен и роскошно прикинут. На шикарных темных волосах красовался красный бант – дань эпатажу.
-Коэль, сладкий мой! – обрадовано замахал руками я и осекся: рядом с Коэлем маячила подозрительно знакомая золотоволосая личность, причем держала она себя так, будто всю жизнь только и делала, что тусовалась в королевских дворцах.
-Джулиан, ты как раз… - начал было Коэль, но заигравшая где-то сбоку, совсем рядом музыка прервала его словоизлияния на середине. «Не надо!» - ужаснулась интуиция, но я уже тащил господина посла танцевать, бесцеремонно схватив за рукав. Кажется, Коэль был несколько ошарашен таким положением дел, но, по крайней мере, он не стал возражать, когда я положил руки ему на плечи и увлек за собой в плавное течение вальса. Только тихо, чтобы никто, кроме нас, не услышал, заметил:
-Ну ты и засранец, Джули, - после чего резко привлек меня к себе, как прижимают хорошенькую девушку. Пальцы рук Коэля будто невзначай сомкнулись на моей спине. Теперь мы танцевали почти в обнимку. Браво, господин посол, и это при всем королевском дворе!... Я улыбнулся собственным мыслям и кивнул в сторону Рене.
-А это что за персонаж? Он с тобой?
-Не для твоей книги, мой сладкий, - Коэль, будто невзначай, провел пальцами по моему позвоночнику, дотронувшись до чувствительного места между лопаток.
-И все же? – не повелся я.
-Райнем. Лионский вариант – Рене. Мой личный телохранитель.
-Ах, тело-хранитель? Такой невысокий? Ах да, ты таких и предпочитаешь… И как он?
-Даже не думай, любовь моя. Он не хочет ничего знать об этом… что странно, меня еще ни разу не подводила интуиция.
-Значит, у тебя не получилось затащить его в кабинет? – развеселился я. – Ну-ну… Что не позволено Юпитеру, то вполне может попробовать бык, верно?
-Я и говорю, ты – маленький засранец, - с ласковой угрозой в голосе отозвался Коэль, который в приватном разговоре всегда позволял себе плевать на дипломатические
тонкости и вообще, много чего себе по жизни позволял. Мы закружились в каком-то особенно сложном движении, а затем музыка стихла, мы отошли на шаг назад, глядя друг другу прямо в глаза и насмешливо улыбаясь. В конце концов Коэль пожал плечами: мол, делай, что хочешь, а я умываю руки и пойду попробую вон с тем молоденьким дворянчиком с такими милыми глазками… Я с чувством глубокого морального удовлетворения отметил у него отличную эрекцию. Есть еще у старины Джулиана порох в пороховницах и ягоды в ягодицах!...
Следующий вальс я выделил специально для моего нового «персонажа». Сценарий был тот же. Как и его работодатель, Рене просто не успел сделать ничего, кроме как лениво изогнуть брови. Прижиматься ко мне он не стал, и я сделал это за него. Вернее, попытался…
-Кстати, меня зовут Джулиан, но ты можешь называть меня Джули, - осторожно сказал я. Ответом было фырканье:
-Я уже в курсе… Личная малышка Коэля, не так ли?
-И хорошо оплачиваемая, сладенький! - бодро соврал я. – Так как насчет продолжения вечеринки в более тихом месте?
-Не имею привычки спать с девочками своего начальства, - Рене ловко уклонился от моих излишне жарких объятий. По сравнению с ним я выглядел как хрупкий подросток, хотя был примерно такого же роста. Мы по-прежнему находились на детском расстоянии друг от друга, и меня это просто бесило. Пришлось применить нечестный прием: я опустил голову так, что светлые, разные по длине пряди упали прямо на лицо (давно пора обрезать эту сиротскую челку, но все в один голос вопят, что она мне идет), пожаловался блестящим серебряным пуговицам на белом парадном камзоле Райнема:
-Кажется, я понял, что Коэль имеет в виду под словом «засранец»… - и поднял на Рене огромные, с поволокой слез глаза. Чистые и голубые, как моя ориентация.
-Да, я такой, - высокомерно заявил телохранитель. – Но ты ведь от меня не отвяжешься, верно? Так и будешь весь вечер под ногами путаться?
-Естественно, путаться под ногами – как раз то, что получается у меня лучше всего, - для пущей убедительности я похлопал густыми пушистыми ресницами.
Рене снова фыркнул:
-Какие же вы все здесь упертые, не понимаете нормального лионского языка… Ладно. Жди меня у черного входа ближе к концу приема. Постараюсь избавиться от старого извращенца пораньше.
Внутренне порадовавшись за Коэля, я кивнул. Остаток вечера я шлялся по залам (господин посол был занят дипломатическими переговорами), поедал канапе, мечтал о баранине, сплевывал косточки от оливок прямо на мраморные полы и медленно допивался до состояния полной прострации. Как я и предполагал, прием оказался на редкость скучной штукой. Из гостей меня всерьез заинтересовали только двое. Один из них был странного вида мужчина в дорожном и не вполне чистом костюме, неизвестно каким путем попавший на прием. Мало того, что у него были абсолютно белые волосы и словно лишенная красок кожа, так еще и карие глаза сверкали красноватым оттенком. Кажется, таких по-умному называют «альбиносами». Он тоже сплевывал косточки от оливок на пол, матерился на скупость королевских поваров, а потом искупал слугу, разносящего выпивку, в фонтане со словами:
-И чтобы я подобной гадости в этом доме больше не видел! В жизни не пил такого дерьма!
Присутствующие при скандале наградили альбиноса бурными аплодисментами. Смельчак, заявивший, что вино из королевских погребов отдает тухлятиной, ничуть не стыдясь, раскланялся перед публикой и куда-то скрылся. Я переключился на созерцание турнира шпажников, происходящего во внутреннем дворе среди причудливо подрезанных кустов. Облокотившись на оградку, я принялся внимательно разглядывать соперников. Мне сразу же приглянулся один из них: молодой парень ростом почти с Коэля, отличавшийся забавно манерным стилем поведения. Он даже шпагу держал так, как держат бокал с вином – чуть ли не двумя пальцами. Словом, что-то в нем было, что-то, что выделяло его из окружающей толпы… Он мне сразу понравился, поэтому я подошел к придворному, принимающему ставки, распутывая на ходу завязки кошелька.
-Вот на того парня… который из Баскии, - кажется, я угадал. Неудивительно: парень со шпагой обладал всеми необходимыми чертами истинного баскийца – черные, как смоль, волосы, нос с аристократической горбинкой, узкие смуглые скулы, горящий взгляд темных глаз, из-за которого кажется, что все баскийцы – законченные фанатики.
-Ульхен Лопес, тридцать монет от Джулиана Кортеса, один к пяти, - равнодушно повторил придворный, а писец, тощий парнишка с воспаленными глазами, как-то очень нехотя заскрипел пером, занося информацию на бумагу.
Лопес, говорите? Вполне баскийская фамилия. Значит, все-таки оборотень. Хм… Я подкрался к Ульху, который как раз сидел на витой железной скамеечке и разминал пальцы, совершенно не обращая никакого внимания на происходящее вокруг. А зря: я быстро, пока он не опомнился, обнял его сзади за плечи и томно прошептал прямо в ухо:
-Сладенький, не подведи. Я поставил на тебя все свои сбережения на черный день.
-Ага, - автоматически кивнул Ульх, съежившись в моих объятиях. М-да, он явно не из числа поклонников тактильных ощущений. Я усмехнулся и оставил парня в покое – не стоило бесить его перед самым турниром. Оборотни – горячие ребята, а тридцать монет были дороги мне как память о потраченном на Коэля времени, ведь мог бы и пару приличных стихов написать… Кстати, насчет стихов. Я снова направил стопы к разодетому в пух и прах придворному, принимающему ставки.
-Скажи, любезный, раз уж пошла такая пьянка… состязание менестрелей в этом году предвидится?
-Да, - придворный окинул меня понимающим взглядом. – Отдельно песни и стихи. Будете принимать участие?
-Конечно! – всерьез обрадовался я. Когда еще случиться шанс получить халявных слушателей среди столь изысканного общества (вспомнить только Коэля с его шикарными шмотками, золотыми кольцами и бесконечными вечеринками)? – Записывайте: Джулиан Кортес… Нет, пишите «Джули Эльф». Это мой псевдоним.
Слово «эльф» в устах придворного, когда он диктовал информацию мальчишке, прозвучало довольно скептически, но я не стал обращать внимания. В конце концов, пусть завидует. У самого, небось, в роду без гномов не обошлось, урод еще тот… До турнира оставалось пять минут, которые я использовал с толком, попросив у писца чернил и накропав что-то более-менее удобоваримое прямо на месте. Уж что-что, а это я умею…
На турнире Ульх дрался как Бог, мигом растеряв всю свою манерность. Звериный оскал и то, как он откидывал за уши длинные волосы в промежутки между боями, выдавали в нем его наполовину животную натуру. Шпага в руках Ульха мелькала не хуже, чем змея в руках танцовщицы с базарной площади – правду говорят, что все баски виртуозы во владении этим видом оружия. Глаза оборотня фанатично горели. Вот честное слово, он был очень хорош в охватившем его азарте. Странно, а так вроде и совсем не красавец, обычный такой паренек, ничего особенного… Дело неминуемо шло к победе. Парой изящных движений Ульх дожал последнего противника, выбил у него из руки шпагу и приставил свое оружие к его груди. Зрители, в основном, симпатизирующие тому же конкурсанту, что и я (слишком уж хорош), выдали обильную порцию аплодисментов. Лицо Ульха озарила белозубая улыбка – одна из самых счастливых, которые я только видел в своей жизни. Я тоже улыбался, когда получал свой выигрыш. Стоило отблагодарить победителя, разве не так?
Я поймал Ульха чуть позже в одной из зал, где он, напряженно и сильно стесняясь, поддерживал светский треп с королевскими фрейлинами, законченными идиотками. Нужно было срочно спасать раскрасневшегося бедолагу от снисканного успеха. Применив ту же тактику, что с Коэлем и Рене, я оторвал испуганного парня от женского общества и вытащил на площадку танцевать. Ульх смотрел на меня так ошарашено, что я счел своим долгом успокоить беднягу:
-Не парься, дружище, посмеются и забудут. Ты же знаешь женщин…
Ульх сделал страшное лицо.
-Но я не гей… - прошептал он таким тоном, будто только что выдал страшную государственную тайну.
-Ничего, у каждого свои недостатки. Я вот гей, - заявил я, чем окончательно вогнал оборотня в ступор аж до конца танца. От нового развлечения (Ульх так славно краснел – как будто волна пробегала сверху вниз по юношескому лицу) меня отвлек вид Коэля, танцующего с Рене. Господин посол выглядел как кот, облизывающийся на сметану. Рене (у-у-у-у, изменщик!) даже позволил ему завести руки за спину. Невероятно… Я ощутил достаточно болезненный укол ревности – уж кому, как не мне, знать, как Коэль может завести буквально с пары прикосновений. Впрочем, спокойный, как каменная стена, Рене на руки посла не обращал внимания, и я снова развеселился – кажется, все будет хорошо. А я сказал, будет! И надеюсь, на этот раз сниманием штанов дело не окончится…
Герольд возвестил о начале состязаний менестрелей. Я отпустил свою взмокшую от напряжения жертву (Ульх сразу шарахнулся куда-то в толпу. Надо понимать, по принципу: чем дальше от меня, тем лучше) и торопливо прошел в Главную залу. Там перед бархатные очи самой королевы Элоизы предстали четверо конкурсантов. Я быстренько пристроился в ряд пятым и зачарованно уставился на обтянутую черным бархатом грудь королевы. Говорят, любопытство сгубило кошку… Меня когда-нибудь точно сгубит привычка брякать что попало и где придется. Коэль одобрительно подмигнул мне из сборища зрителей, стоявших по стенам залы ровным полукругом. Позади него торчал с надменным видом Рене и делал вид, будто знать меня не знает, да и эту подозрительную личность с красным бантом тоже.
Состязание проходило в два этапа. Сперва мы читали свои заготовки, после чего троих безжалостно отсеяли и я остался наедине с симпатичной, хотя и странноватой девушкой в богемном прикиде. Нам дали пять минут на то, чтобы сочинить несколько строчек о нашей королеве.
Тоже мне, проблема...
Королеве Элоизе Лионской посвящается
Если б были вы вином,
То, конечно, лучшей марки,
Если б были вы письмом,
То, должно быть, без помарки,
Если б были вы цветком,
Были б лилией сердитой,
Если б были вы пажом,
То уж точно фаворитом.
Жаль, что вас нельзя сорвать,
Жаль, что вас нельзя прочесть,
Жаль, что, глядя вам в глаза,
Не сказать вам все, как есть.
Жаль, что вас нельзя поднять,
Выпить вас под звон посуды,
Жаль, что вас нельзя поймать
И поцеловать прилюдно.
Эта строгая вуаль,
Эта стража справа-слева...
Вы – всего лишь королева...
Даже жаль...
...Королева поднялась, величественно колыхнув бюстом (пятый размер и никаких претензий к производителю):
-Итак, победителем состязания менестрелей по решению просвещенного жюри стала Лельдэ из Карса, чьи стихи были высоко оценены за эстетичность и соответствие канонам. Она получает главный приз – денежное вознаграждение в сумме двухсот монет. Стихи Джули Эльфа вызвали споры среди придворных поэтов, и они решили…
«Ох, выставят меня с этой вечеринки, жопой чую», - вздохнул я, а может, моя бесславно погибшая интуиция. Сделав паузу, королева возвестила:
-…что названный Джули Эльф, он же Джулиан Кортес, достоин почетного второго места и специальной награды за неординарность. Молодой… гм… человек, вы можете попросить меня о чем-нибудь в разумных пределах, и я исполню вашу просьбу. Подойдите ко мне.
Я сделал шаг вперед, не веря своим полуэльфийским ушам. Неужели меня хоть раз оценили так, как я того заслуживаю? Да еще здесь, в Золотой Зале Блуа? Невероятно, но, кажется, факт…Разумеется, я мог бы попросить денег и на какое-то время избавиться от требовательного Коэля. В последнее время эта сволочь ударилась в экзотические развлечения и сильно меня раздражала. Но королева была так великодушна… а Рене так мил там, на площади, что я сделал глубокий вздох, в который раз прощаясь с жизнью, по крайней мере, беззаботной, вскинул на королеву глаза и громко спросил:
-Тогда, если это в разумных пределах, ответьте: а у вас правда красная грудь?...
Воцарившаяся тишина окончательно уверила меня в печальном исходе так хорошо начинавшегося вечера. Рене ссутулился и прикрыл рот ладонью. Его глаза смеялись, глядя прямо на меня. Коэль прижал ладонь к лицу в жесте: «Нет, он невменяем!...». Его тоже можно было понять: не каждый день по два раза за одну вечеринку рискуешь своей репутацией из-за какого-то полукровки, которого сам на эту вечеринку и притащил. На что я мог бы резонно возразить: если он так дорожит своей репутацией, то может быть, как-нибудь объяснит мне тот факт, что каждый вечер в его особняке творятся самые настоящие оргии? Это не роняет его репутацию в глазах дипломатов и сородичей? Или у Коэля при его образе жизни осталось так мало репутации, что теперь ей уже ничего не грозит? В любом случае, так ему и надо, пусть помучается.
Королева облизнулась.
Я еще никогда не видел, как облизываются королевы. Не будь я геем, я бы сказал, что облизывалась Элоиза Красная Грудь вполне аппетитно и даже сексуально.
-Ну… там такое родимое пятно… - уронила она и замолчала. Ее лицо как-то странно подергивалось, но тон был спокойным. Я фигово читаю людей по особенностям мимики, но мне показалось… точно, она еле сдерживала смех. Тут мне припомнилось, что королева по слухам в прошлом была всего-навсего наемницей, человеком без роду и племени, которых горожане презрительно называют «приключенцы». Блин, как же ей, должно быть, иногда хочется просто повеселиться…
Как и всем нам.
Словом, все обошлось, и дальше, после того, как королева покинула своды Золотой Залы, вечеринка плавно переросла в пьянку. Как будто гости долго терпели и наконец-то стали добирать свое. А я неожиданно практически протрезвел – наверное, от стресса. Напиться снова у меня не получилось, я спросил у слуг, где в этом лабиринте есть черный выход и, наконец, вышел на свежий воздух. Оказавшись в саду, я вдохнул в себя аромат пышно цветущих роз, плюхнулся на скамейку под навес из ивовых ветвей. Тишина, прерываемая только отдаленным шумом продолжающейся вечеринки и треском кузнечиков, обжигала привыкшие к гомону уши, но в целом, Рене не мог придумать лучшего места для романтического первого свидания.
Я закрыл глаза и представил себе свой первый поцелуй с Рене. Эти капризные губки… будет приятно сперва потрогать кончиком языка, легонько прикусить, а потом втянуть в себя и не отпускать, пока они не распухнут, а вокруг рта на безволосой коже не появиться красноватый ободок… Стоп, Джули, пора прекращать это дело, неизвестно еще когда появиться твой любимый бодигвард, но если фантазия разыграется дальше, я не смогу вынести ожидание. Так и сдохну здесь, на этой миленькой скамеечке.
Открыв глаза, я поискал какой-нибудь способ отвлечься. Нашел почти сразу – на соседней скамейке (хорошо еще не было дождя) кто-то оставил скрипку. Моя душа вскипела от возмущения: кто же так обращается с музыкальными инструментами? Помниться, мне еще мама когда-то говорила: «Джулиан, если тебе не нравятся уроки музыки, это еще не повод пытаться разбить стенку скрипкой…». С тех пор я не выношу две вещи: когда плохо обращаются с музыкальными инструментами и когда со мной разговаривают тоном «Я всегда прав, а если я не прав, смотри пункт первый».
Скрипка, как ни странно, оказалась в хорошем состоянии, дерево даже не отсырело. Я отложил трубку, взял пару-другую нот и, убедившись в наличие звука, принялся придумывать мелодию к сочиненному вчера стихотворению, которое я назвал «Песня о Лионе». Голоса у меня, правда, нет и никогда не было, но я приспособился читать свои стихи речитативом под музыку, и в холодном северном Карсе мне неплохо за это платили. Там ни фига не знают об отношениях между мужчинами, но с поэтическим вкусом у них все в порядке. Вообще-то они кеннингами изъясняются, и как только друг друга сами-то понимают… В любом случае, хотя после дождливого Эйнжленда это был просто рай на земле, мне все равно как-то быстро наскучило.
Постепенно я впал в состояние, близкое к легкой нирване. Поднялся легкий ветерок, над моей головой шелестела листва, ветви ивы издавали негромкий удивительно мелодичный скрип, как будто их специально настраивали королевские менестрели. Музыка легко выскальзывала у меня из-под пальцев, я сопровождал ее монотонным бурчанием себе под нос… Словом, на какое-то время я забыл обо всем, включая даже Рене.
ПЕСНЯ О ЛИОНЕ
В славном городе Лионе
Люди весело живут:
В будни пашут, словно кони,
В выходные – пиво пьют.
И вампирам здесь не скучно:
Столько пьяных по ночам…
Им ведь тоже надо кушать,
Так же часто, как и нам.
Даже гномы, как напьются,
Дебоширят за двоих,
Ну, а дроу тогда смеются,
Когда шутка не про них!
А баскийские коты –
Носят конские хвосты!
А лионские эльфы –
С королевами на ты!
Что касается меня –
Я им, в общем, не ровня:
В жизни главное – здоровье,
Остальное все – фигня!
Чтобы жить здесь, надо близко
Нравы здешние узнать:
Если ты не мазохистка –
Лучше к дроу не приставать.
Не спеши в кота плеваться,
Даже если ты вампир.
Станет в парня превращаться –
Пригласи его в трактир.
Эльфы тоже могут ловко
Клеить девок под Луной,
Если встретишь полукровку –
Значит, точно голубой!
А у девок городских –
Что ни парень – то жених!
А у этих же парней
Каждый третий – точно гей!
Где и с кем встречать рассвет
Пофиг, если ты – поэт:
Мне прославиться успеть бы,
А до вас мне дела нет…
-Это не совсем правда. Дроу вполне могут оценить хорошую шутку, хотя, может, не станут смеяться, - низкий глубокий голос над моим ухом заставил меня вздрогнуть и опустить смычок. Мелодия оборвалась на дребезжащем звуке, я инстинктивно поморщился. Очарование нарушилось. Муза, пискнув от возмущения, вспорхнула с моего плеча и испарилась. Только иве было все равно – как шелестела, так и продолжала себе безмятежно шелестеть.
-Обязательно было портить песню? – взгрустнулось мне. Я отложил скрипку, снова взял удивительным образом не погасшую трубку, сделал пару затяжек и только тогда обернулся.
Дроу. Темные эльфы. Их ни с кем не спутаешь. Красивые и опасные. Как я уже говорил - ни один нормальный человек или даже ни один ненормальный полуэльф не станет связываться с дроу. Видите ли, дроу – это как раз те персонажи Книги Жизни, которые могут размазать вас по ближайшей стенке, шевельнув пальцем. Краем уха я когда-то слышал, что в просторных аудиториях Сорбонны проводился диспут, можно ли считать дроу разумными существами, или они – просто хладнокровные животные-убийцы… Скорее всего, это шутка. Они непредсказуемы – в этом-то и проблема.
К счастью, до времени ланча было еще далеко, да и я – не слишком аппетитный, а в саду не наблюдалось ни одной стенки, по которой можно кого-нибудь размазать. Рядом был только дроу – метра под два ростом, с мрачными бордовыми глазами, темной кожей и серой в темноте косой. Неестественно прямой, застывший и сильно смахивающий на галлюцинацию. Количество принятого мною за весь день спиртного заставило меня на всякий случай уточнить:
-Эй, а ты, часом, не белая горячка?
-Нет, - лаконично ответил дроу, разглядывая меня сверху вниз. Сильно сверху, я и так не особо выдался ростом, к тому же еще и сидел.
-Ну, это хорошо… наверное, - облегченно вздохнул я и стал ждать продолжения. Уходить он явно не собирался.
-Чья это песня?
-Чья-чья… моя, – вот сейчас придет Рене, а тут этот тип ошивается. Я даже начал нервничать – дроу ведь не подвинешь, придется ждать, пока сам уйдет.
-А ты кто такой?
-Это допрос? – когда я нервничаю, то начинаю огрызаться и обычно получаю по морде. – Джули Эльф, поэт и менестрель. Здесь меня еще мало знают, я перебрался в Лион недавно. Но узнают, это я могу сказать точно!
Дроу посмотрел на меня, как мне показалось, с несколько большим интересом.
-Ты не эльф, - неожиданно вынес он вердикт. – Ты – полукровка. Уши, рост и черты лица. Скорее всего, наполовину человек… может, оборотень, наполовину – лесной эльф.
-Спасибочки за краткий экскурс в темную историю моего прошлого! – машинально съязвил я. Не мог не съязвить.
И чего это каждый второй цепляется к вопросу о моем происхождении? Ну, уши, ну, волосы, ну глаза голубые… Да я понятия не имею, кто был мой папочка – лесной ли, горный ли… ой, нет, горные – это, кажется, гномы… Неважно. Меня все равно бесит, когда поднимают этот вопрос. От злости я вновь почувствовал себя пьяным.
-А ты поверь мне на слово и замнем для ясности, ладно? И вообще, я тут типа друга жду, а он такой ревнивый, тебя увидит – и сразу начнет трагедию разводить. А я поэт социальной тематики, по трагедиям не спец… Слушай, без обид, но… шел бы ты отсюда, а?
Дроу хмыкнул – по крайней мере, так я расценил вылетевший из его рта негромкий звук.
-Если ты называешь себя эльфом, то веди себя подобающе. Я наблюдал за тобой. Ты слишком много пьешь, держишь себя развязно, водишь дружбу с подозрительными личностями. Ты оскорбил королеву, а также танцевал с мужчинами на приеме. Я ничего не упустил?
-А еще я гей, - пробормотал я и почему-то начал краснеть.
-А еще ты гей, - эхом отозвался дроу. – Ну и зачем это так афишировать? Эльфы не демонстрируют подобные вещи. Это считается позором. Или болезнью.
Я покраснел окончательно – на сей раз от злости – и, кажется, даже пошел пятнами.
-Да… мама тоже всегда твердила: «Джулиан, когда ты начнешь вести себя по-человечески?»…
-Она была права, - кивнул дроу.
-А если нет, то смотри пункт первый? – нервно рассмеялся я. – А ты меня, часом, не думаешь усыновить?
-Не думаю. Хотя, наверное, стоило бы, - дроу наклонил голову набок, разглядывая меня с высоты своего роста.
-Тогда чего цепляешься? – рявкнул я. – Как хочу, так и ведусь… в смысле, так себя и веду!
Дроу поднял брови и пару минут молча сверлил меня взглядом змеиных зрачков. Потом заметил:
- Либо не называй себя эльфом, либо не будь ничтожеством.
Я явственно ощутил, как по венам запрыгали перенасыщенные адреналином кровяные шарики, а мозг на уровне висков прожгло раскаленной иглой. С сожалением покосившись на скрипку, я поднялся, сунул руки в карманы и уставился на дроу, недобро прищурившись.
-А кто сказал, что я могу быть не ничтожеством? Посуди сам – у меня смазливая мордашка, я очарователен и трахаюсь с кем попало, а иногда, когда у меня нет денег, позволяю им платить за ночь. Больше я ничего не умею. Стихи не в счет. Таким образом, я - ничтожество.
-Рад, что ты это признаешь.
-Ага, признаю… Но самое важное – я доволен своей жизнью. Доволен, это ты понимаешь? Как бы там ни было, я никогда не стану таким занудой, как ты. Кстати, а может, ты просто меня хочешь? Так скажи прямо – хоть ты и зануда, но вполне в моем вкусе. Такой сладенький, как леденец, так бы и облизал…
Я вовремя заметил движение руки и увернулся от первого удара. Попытался ударить сам, но моя рука была перехвачена и безжалостно вывернута назад. Раздался хруст, и все, что было дальше, можно свести к одному слову: «боль».
-Извинись, - потребовал дроу ледяным тоном.
-Обойдешься, - сгоряча ляпнул я и взвыл, чувствуя, как во второй руке тоже трещат и ломаются кости. Я стоял на коленях на сырой от росы земле в обществе маньяка-дроу, на котором даже намордника не было, будучи не в силах двинуть ни одной из верхних конечностей. Гордо молчать не получалось, приходилось сдерживать поскуливания, чтобы не были слишком жалобными.
-Извинись, - холодно повторил откуда-то сверху дроу. «Если я не прав, то смотри пункт первый, а иначе парой переломов не отделаешься», верно? Такой и убить может, с запозданием подумал я, а больше ничего думать не стал. Мне хватило сил только чтобы поднять голову и криво усмехнуться:
-Давай, чего ждешь. У меня еще ноги целы…
-Это исправимо – пообещали мне, а потом возле моего носа мелькнул остроконечный сапог, в голове что-то взорвалось, и я, всхлипнув, погрузился в небытие – почти такое сладкое, как секунду спустя после оргазма. А дальше начался какой-то галлюцинаторный бред. Кто-то спрашивал, сколько мне лет, настойчиво так, будто пытаясь пробиться сквозь слои ваты, окутавшие мой мозг. Кажется, я все-таки ответил, потому что кто-то посетовал, что семнадцать – это слишком мало, а еще кто-то заявил, что чем раньше, тем лучше. Потом были грезы, фантастические видения, на какое-то время меня вырвали из забвения, подняв зачем-то мою сломанную руку, я застонал от боли, в памяти отпечатался пергаментный свиток с непонятными буквами, на котором горел зеленоватым светом отпечаток моей ладони. Затем появилась мама, она нахмурилась и спокойно сказала, что я похож на отца, такое же ничтожество, погрозила пальцем и превратилась в скрипку, на грифе которой сидела моя муза – круглая, совсем как мячик с глазами и помятыми крылышками. Потом я пришел в себя.
Я очнулся, но глаза открывать не стал. Не хотелось вот так сразу видеть, во что меня превратил этот маньяк. Боги, связаться с дроу… Все, больше ни капли спиртного в рот не возьму! Надеюсь, мне хоть наложили шины и кости срастутся правильно… Не хотелось бы больше никогда в жизни не брать в руки скрипку только потому, что мне приспичило повыпендриваться в присутствии дроу…
-А-а, мать твою! Я еще ни разу не был в такой дерьмовой заднице!
-Тише. Девушку разбудишь.
-Какая, нахрен, девушка? Да еще здесь?! Это же тот пидорас, который танцевал с тобой и лапал тебя за задницу!
-Все равно, не ори так. У меня от твоего мата уже уши в трубочку сворачиваются.
-Надо же, какие мы нежные! А то, что я, мать твою, так влип, это никого не касается, да? Так вот что я скажу: мать твою нахрен, дерьмовая была ночка!...
-О милосердные Боги… заткните его уже!
-Гребаное дерьмо…
-Стоун, сукин сын, заткни свой грязный рот, чтобы не были видны твои зеленые кишки!
Пауза. Затем – почти восхищенное:
-Ну ты даешь, Ульх, дружище. А я думал, ты так не умеешь…
Славные ребята, ничего не скажешь…
-Очнулся? – Ульх подлетел к кровати, потрогал мой лоб. Я что, говорил вслух? Нет уж, с выпивкой пора завязывать… Я недоуменно пожал плечами, попытался сфокусировать свой взгляд, но потерпел неудачу. Поднял руку и тоже потрогал свой лоб. Ничего, вроде все в норме, не считая того, что…
Я.
Потрогал.
Свой лоб.
Рукой!
-Парни, я давно здесь? – я разглядывал руки так, будто видел их впервые.
-С конца королевского приема, то есть часа три, - радостно сообщил Ульх, сверкнув белозубой улыбкой на смуглом баскском лице. Похоже, оборотень простил мне выходку с танцем – или просто забыл о ней.
Второй парень лет тридцати с внешностью альбиноса – тот самый, который в Блуа купал слугу в фонтане и остался сильно недоволен вином из королевских погребов - фыркнул и растянулся на своей кровати. Да, у нас у каждого была своя кровать. А еще в полутемном, длинном помещении было около пятидесяти таких же и еще чем-то пахло… чем-то похожим на…
-А… а где я? – задал я стандартный пост-вечериночный вопрос. Ульх, улыбаясь, ответил:
-В казарме.
-Где?!... – либо я вчера все-таки напился до белочки, либо схлопотал профессиональную болезнь гениев под названием «шизофрения»:
-В королевской гвардии, - кажется, до Ульха дошло, что лучше объяснять все по порядку. – Ты вроде бы служишь вместе с нами.
-В дерьмовой личной гвардии Ее Нахрен Величества Элоизы Красные Титьки! – выдал Стоун безо всякой запинки.
Мне «резко полегчало». Голова гудела так, что я решил отложить выяснение подробностей на потом. В гвардии так в гвардии. Это еще что, однажды я проснулся на городской помойке за стенами Лиона в окружении пары-другой сотен голодных крыс, хотя, возможно, я переборщил с количеством... Вот это было по-настоящему жутко - а запахом портянок меня не удивишь.
-Выпить есть?
-Дерьмо, - почти дружелюбно отозвался Стоун. Судя по его помятому виду, он бы тоже не отказался от опохмела. Насколько я помню, на вечеринке в Блуа он пил ничуть не меньше меня. Возрадовавшись отсутствию амнезии, я кивнул:
-Ясно… Эх, жаль, что я так и не поцеловал Рене…
-У тебя еще будет такой шанс, - весело хихикнул Ульх. Он вообще, как я заметил, был веселый парнишка с легким характером. Зато у Стоуна вид был такой, будто в его зоб засунули биллиардный шар и теперь он не может его выплюнуть.
-Это вряд ли.
Мы все трое подпрыгнули от неожиданности и обернулись.
Рене производил впечатление – в красном форменном плаще поверх новенькой кольчуги, сверкающий мечом на боку, с новым, почти жестким прищуром зеленых глаз. Он усмехнулся:
-Жаль тебя расстраивать, Джулиан, но я всего лишь хотел объяснить тебе, что ничего не выйдет. Думаю, теперь этот вопрос уже отпадает. Вот что, парни: добро пожаловать в гвардию! Если вы еще не поняли, я ваш ротный, мы четверо – боевая единица, и через час я жду вас на плацу для строевой подготовки. Так что хватит валяться и принимайтесь за дело. Форму получите у квартирмейстра.
Сквозь туман в голове до меня, наконец, начал доходить весь ужас моего положения. Нет, все-таки крысы – исключительно милые существа… Я откинулся обратно на кровать и застонал:
-Вот дерьмо!...
-О чем я и говорю… - обиженно пробурчал Стоун. – И чего все вечно затыкают мне рот?...
ПОБОЧНАЯ ТЕМА
YOU IN THE ARMY NOW
Запах портянок.
Я ненавижу запах портянок.
Особенно если их около ста штук – когда наш доблестный отряд, состоящий из четверок-рот, приходит в казармы и снимает с уставших ног сапоги. Если бы мы сделали это перед лицом врага, он точно был бы повержен. Убивает наповал. Проверено лично.
Еще я начинаю ненавидеть красный цвет. Когда каждый день перед тобой мелькают красные форменные плащи начинаешь невольно понимать бедных наваррских быков в период корриды. Кольчуги я тоже ненавижу. Потаскайте на себе целый день такую тяжесть – сразу отпадет желание играть в героя. Что еще?... Ах да, дежурство у парадной дворца, строевая подготовка, фехтование и всякая другая бодяга – гвардейцы никогда не страдают бессонницей. Мы вырубаемся как только доползаем до кроватей. Точнее, вырубаемся мы со Стоуном, а Ульх, шипя и проклиная все на свете, ползает вокруг своей кровати, пытаясь хоть как-то навести порядок. Просто маниакальная страсть к чистоте делает Ульха вечным дежурным, и, кажется, парень уже сыт этим по горло.
Меня все тоже порядком достало – уже в первую же неделю. Особенно взбесила невозможность вырваться из рядов доблестной армии. Один (и, слава Богам, единственный) мой знакомый дроу доступно объяснил мне, что без его согласия я никуда уйти не смогу – еще до того, как опять сломал мне руку. Оказалось, что в бессознательном состоянии я «подписал» какой-то магический контракт, что-то из разряда специфической магии дроу, так что при попытке побега меня даже не расстреляют – не успеют. Теперь я понимаю, что мои видения были хотя бы наполовину правдой. Интересно, в лионском законодательстве предусматривается вменяемость того, кто подписывает договор? У дроу – явно нет...
Разумеется, я снова спросил Михаэлиса (вообще-то он представился как Михаэлисель, но мне все еще дорог мой несчастный язык, хотя, наверное, для моей собственной безопасности следовало бы его отрезать нафиг), зачем ему все это вообще надо? Дроу ответил в том духе, что не любит, когда слова не подтверждаются действиями и теперь он намерен заставить меня отвечать за свои высказывания, то есть, сделает из меня настоящего эльфа в отличие от того ничтожества, коим я являюсь на данный момент. А армейская дисциплина типа должна этому поспособствовать. Я спросил, отдает ли он себе отчет, что имеет дело с абсолютно не приспособленным к какой-либо дисциплине существом? На что Михаэлис мудро заявил, что это только пока. На всякий случай я уточнил, собирается ли он в дальнейшем спрашивать моего желания, прежде чем реализовать свои новые бредовые задумки? «А зачем?» - резонно поинтересовался Михаэлис, и я понял, что а) он действительно не собирается ничего спрашивать, б) мне действительно крышка. Терять было нечего, поэтому я пожал плечами и заявил, что, в общем-то, не имею ничего против того, чтобы здесь находится, в конце концов, спальни общие, а столько накачанных милых мальчиков сразу я еще никогда не видел…
И тогда Михаэлис сломал мне руку. Должно быть, в воспитательных целях. К счастью, никто, кроме нас, не видел, как я, шипя от боли и пытаясь пристроить руку так, чтобы было удобнее, падаю на одно колено под пристальным взглядом Великого Педагога. Михаэлис сказал, что ему не нужны неприятности. Я сказал, вернее, простонал, что он их уже нашел, что неприятности – мое второе имя. Дроу пожал плечами и шагнул ко мне. Я невольно отшатнулся в предчувствии новой боли, но он только наклонился, поводил над моей рукой узкими, как у женщин и музыкантов, ладонями, и боль прошла, а вместе с ней исчезло и ощущение скованности. Я помахал рукой с целью убедиться в ее целостности и открыл рот. «Тебе лучше помолчать», - заметил дроу, все еще согнувшись надо мной и закрывая от меня небо. Я взбесился и сказал, что он может сломать мне руку снова, или даже обе сразу, но не может указывать, что я должен делать. Достаточно того, что он уже сделал. Михаэлис сказал, что, судя по моей реакции, еще недостаточно, но он будет над этим думать. «Только думай головой, а не тем, чем ты там думал до сих пор!» - огрызнулся я, поднимаясь и отряхивая красный плащ. Михаэлис вздохнул, вякнул что-то насчет проблемных детей и методов воспитания, а потом, наконец, оставил меня в покое. Просто повернулся и ушел, даже не попрощавшись, как будто ничего и не было…
А собственно, ничего и не было, верно? Рука цела, а за моральный ущерб в королевской гвардии ни с кого не спрашивают. В любом случае стоит записать в записную книжку памяти: Михаэлиса раздражает все, что касается гейской тематики. Пункт раз. Я всерьез намеревался собрать как можно больше пунктов и найти слабое место у этой твари со взглядом недавно пообедавшей змеи. Может, его действительно раздражает мой образ жизни - меня, в свою очередь, раздражает, когда мне ломают руки и пытаются навязать свое мировоззрение - пусть правильное (кстати, а кто это сказал?...), пусть вполне согласующееся с инстинктом самосохранения, но не мое, а значит, органически мне чуждое.
Так я объявил войну. Про себя, потому что говорить это дроу - пожалуй, самый надежный способ самоубийства. Осталось только продумать стратегию и тактику и поднапрячься над вопросом: не хотят ли Боги, чтобы я выжал из этой ситуации что-нибудь для себя полезное? Я, конечно, не имею в виду службу в гвардии, что в этом может быть полезного, кроме кучи неприятных ощущений, но выяснить все-таки стоит…
-Джулиан, ты вообще меня слышишь? Эй!
… и если я в итоге выясню, что на самом деле Михаэлис просто хочет меня также, как остальные (ну-ну, Джули, не преувеличивай, лучше вспомни, сколько раз тебя отшивали)… что ж, тогда у меня будет верный шанс нанести удар – один, но наповал. И пускай потом у меня не останется ни одной целой косточки, я буду знать, что эту войну я выиграл…
-Джули, ты чего? – Рене озабоченно нахмурился и пощелкал пальцами возле моего носа. – Ухмыляешься так, будто решил устроить конец света на пару миллиардов лет раньше срока …
-А? – я рассеянно глянул на Рене. Откуда он взялся?
-Ну, наконец-то, очухался, - с удовлетворением в голосе констатировал Рене. Он засунул пальцы рук за ремень и выпрямился. – Слушай, я не знаю, что с тобой твориться, но если ты сейчас же не прекратишь валяться на кровати и не появишься на плацу, я как твой ротный обещаю всяческие скорые неприятности…. Что это ты делаешь?
-Целую тебя, сладкий… - я действительно этим занимался. Пока он говорил, я немного пришел в себя и обнаружил две любопытные вещи: во-первых, в состоянии бешенства я не заметил, как вернулся в казармы и плюхнулся на свою кровать, дабы в тишине и спокойствии обдумывать планы мести. А во-вторых, злость очень заводит… если бы на месте Рене был кто-нибудь еще, наверное, сейчас я бы среагировал также. Не прерывая поцелуя, я злобно усмехнулся – представляю, что бы сказал на это Михаэлис. Что-нибудь вроде: «Да как у тебя язык повернулся?!....». Я и сам удивляюсь. Но ведь повернулся же. И я действительно не люблю, когда напряжение не находит выхода. Чувствуешь себя как кипящий чайник… Интересно, а что чувствует сейчас Рене?
Я посмотрел на него и увидел, что глаза моего партнера по поцелую томно закрыты. Сам Рене в это время пытался овладеть первенством в странной игре, которую вели наши языки и губы. Я охнул, неожиданно ощутив довольно чувствительный укус в районе нижней губы. Во рту тут же появился солоноватый привкус. Ну надо же, кто бы мог подумать – Рене целовался так агрессивно… оч-чень интересненько, будет ли он таким же в постели?...
Рука Рене легла на мою макушку, собирая в хвост длинные светлые пряди. Еще один укус, на этот раз пострадала верхняя губа. Напряжение становилось невыносимым. Кажется, Рене это тоже почувствовал, потому что заработал языком еще яростней, и не могу сказать, что мне не понравился его напор. Просто было немного неожиданно… Я завел свои руки за его спину и осторожно опустил на плечи. Так, теперь немного откинуться назад, увлекая за собой ничего не замечающего эльфа. Обычно это срабатывает, и потенциальный любовник только потом понимает, что он уже в кровати, а значит, черта пройдена и отступать уже некуда, да, собственно, и незачем. Вот и в этот раз я добился своего – Рене сам отвел мою голову за волосы еще дальше назад и… Ай! Твою мать!...
-Блин!... – я прижал к опухающей, расцарапанной перстнем щеке ладонь и обиженно глянул на Рене. Лесной эльф стоял, выпрямившись, и вытирал губы с совершенно непроницаемым выражением зеленых глаз. Вокруг его губ, как я и мечтал, появился красноватый ободок (представляю, что тогда творилось с моими), но сами они странно кривились… Я похлопал ресницами, смахивая невольно выступившие в момент пощечины слезы, и раздраженно рявкнул:
-Да за что?!
Рене фыркнул. Нахмурился. Поправил форму. Сумрачно посмотрел на меня, все еще сидящего на кровати:
-Гауптвахта. Три дня. За неподчинение начальству.
Я ошарашено посмотрел на него. Вот… вот… противный, ей-богу! Только что едва не трахал меня языком, а теперь строит из себя образцового ротного! Да что они все, сговорились, что ли?! Это что, игра под названием «Выведи из себя Джулиана так, чтобы он взорвался, затеял драку, устроил истерику или пошел повесился»?...
-Пошел ты, Рене. Просто – пошел ты, а куда – думаю, и сам путь найдешь, –спокойно, Джули, спокойно… Скандала они от тебя не дождутся… Подумаешь, сперва руку сломали и по мозгам проехались, а потом врезали по морде, да еще так по-девчоночьи, задев вдобавок чувства… в том числе, чувство собственного достоинства. Разве все это вместе взятое – повод, чтобы считать весь мир куском дерьма, а любимого человека… эльфа… скотиной?
-Ну ты и скотина! – покачал головой я, стирая кровь с губ тыльной стороной ладони.
-Четверо суток, - добавил Рене. Он-то был уже вполне собран, играя привычную роль командира. Я не собирался подыгрывать ему, и то верно: ну какой из меня, нафиг, подчиненный?...
-И сволочь.
-Пять суток.
-И еще недотраханный гомик! – конечно, в моих устах это звучало как-то странно, но Рене, кажется, задело.
-Я не… Неделя гаупвахты. Сам пойдешь или, может, тебя отнести? – язвительно спросил Рене. Я кивнул:
-Лучше, конечно, отнести, чего-то вломак ножками топать…
-Шагом марш! – взорвался первым Рене… Короче, на гаупваху я все-таки дошел сам. Под присмотром двух здоровенных амбалов из нашего же отряда.
«Зашибись!» - хором сказали Боги на седьмой день и снесли весь мир к такой-то матери…
Хотя в моем положении оказалось полно плюсов. Точнее два – в лице Ульха и Стоуна, которые приветствовали меня чем-то вроде радостного мычания, а Стоун ехидно добавил:
-Я так и знал. Нужно было все-таки поспорить…
-Спасибо за хорошую компанию! – обернулся я к Рене. Ответом мне стала гулко хлопнувшая дверь. Ну и ладно. Я огляделся: каземат как каземат, в меру сырой и промозглый. Бывало и хуже. Не берусь описывать вам количество и качество всех казематов, в которых я когда-то бывал, но для примера могу назвать подвальчик в особняке Коэля. Как-то он отвел меня туда и самозабвенно оттрахал прямо среди всех этих бочонков и сырых каменных стен. Прижав к полу и скрутив за спиной руки. Даже толком не подготовил, паршивец, так его все это садо-мазо завело. Я потом три дня ходил с трудом – потому и запомнил ту «увлекательную» экскурсию надолго…
-Ну, парни, чем займемся? – я радостно потер руки. – Холодно здесь как-то… Предлагаю бухнуть.
-Я-то за, – брякнул Стоун. – Что бухать будем? Воду из лужи или, может, мы магичить умеем? Ах, не умеем? Тогда какого хера треплемся?
Бета: Чжан
Название: Мир полон не геев.
Рейтинг: R
Жанр: ориджинал, авантюрный любовный роман
Картинка: Чжан http://www.diary.ru/~katarsleit/?co...postid=16273348 (Жиль)
Предупреждение: ненормативная лексика - есть, насилие – ну если совсем чуть-чуть, еще пропаганда алкоголизма и сексуальной распущенности (
)Авторские примечания: пролог к роману отправлен на конкурс RSYA 2006. Лежит там: http://awards.ruslash.net/2006/fics...lon_ne_geev.htm. Действие происходит в оригинальном мире, созданном для исторической настольно-ролевой игры с элементами фэнтази «Ойкумена», где-то в самом начале эпохи Возрождения. Мир собирался по кусочкам и для игры, поэтому я не боюсь, что повторилась. Я – точно знаю, что в чем-то повторилась. Например, слово «дис» взято у Тиамат. Спасибо, Чжан, лучшему Мастеру и спецу по виртуальной реальности, за то, что когда-то придумала это клевое развлечение, спасибо Диме за Рене Великолепного и за то, что так не любит яой, спасибо AD за лапочку Ульха, спасибо Яру за Стоуна и за виртуозный мат, спасибо тем, кто подыгрывал нам на разных периодах этой замечательной истории.
читать дальшеМИР ПОЛОН НЕ ГЕЕВ
(неклассическая симфония в пяти частях)
АЛЛЕГРЕТТО
МНЕ СЕМНАДЦАТЬ
В котором мы узнаем: - о том, как сделать так, чтобы тебя точно вышибли с вечеринки - о том, почему у королевы Элоизы красная грудь – о том, что общего может быть у дроу с королевской гвардией – о причинах, благодаря которым можно назвать город «несчастным» - о том, почему ротные в королевской гвардии не спят с рядовыми
Оргазм – не повод для маразма.
Маразм – не следствие оргазма.
Наш личный с Чжан
неточный пример формальной логики
ГЛАВНАЯ ТЕМА
СВЕТСКИЙ РОМАН
Рене обладал странным свойством бросаться в глаза на фоне всех остальных, кто бы его ни окружал.
Вроде бы в нем не было ничего особенного: эльф как эльф – стройный, невысокий, до смазливости красивый… Всегда отстраненно-задумчивое выражение лица, капризные губы и золотистые колечки волос, будто намокшие и прилипшие к вискам и затем свободно спадающие на плечи – Рене был хорошеньким, как конфетка. И в то же время ширина плеч, объем мускулов, упрямые скулы с не менее упрямым подбородком вкупе и манера держаться так, будто на самом деле ему давно на всех и вся далеко оранжево – все это не давало облику Рене скатиться до образа «хорошенького молодого мальчика». Он мог быть женственным в повороте головы или пожатии плеч – и в то же время казался вполне мужчиной со строгим взглядом бутылочно-зеленых глаз.
Двойственность всегда интереснее единичного, а сложное – привлекательнее простого. Это сразу просек умница Коэль, принимая на службу Рене. Однако, все поползновения господина посла последний отверг с невесть откуда взявшимся, но вполне ему присущим высокомерием. Потом это понял и я – уже в тот, первый раз, когда безошибочно определил свою новую жертву среди лионской толпы. По обыкновению, мне было нечем заняться, я был нетрезв и готов на подвиги во имя Любви и Согласия. Золотоволосый эльф в кольчуге и пыльном плаще, прищурившись на солнце, разглядывал памятник королеве Элоизе Красная Грудь. Почему-то (или это происки Судьбы, или я – не самый сексапильный парень во всем Ситэ!) он показался мне самым подходящим объектом для подвига. Я решительной, слегка расхлябанной походкой уличного бездельника подошел к нему, и встал рядом, присоединившись к созерцанию.
-Шикарная женщина… - пробормотал мой предполагаемый партнер.
Я кивнул.
-В народе ее называют Элоиза Красная Грудь.
Своего я добился – лесной эльф оторвался от пышного бюста королевы и окинул меня таким же задумчивым взглядом. Глаза у него были неожиданно зеленые – у брауни почему-то очень редко встречается этот цвет. Вот разве что у Коэля, но Коэль у нас вообще уникум, единственный в своем роде. Поговаривают, что его мать была не лесной эльфийкой, а равнинной, поэтому у Коэля черные волосы, высокий рост и зеленые, как крыжовник, глаза.
-А у нее действительно красная грудь? Почему?
Я пожал плечами. И то правда, откуда бы мне знать? Я не сплю с женщинами, а тем более, с королевами.
-Ты кто? – в вопросах знакомства объект моей утренней охоты оказался весьма лаконичен. Я вытащил руку из кармана, обтер ее о полу камзола (как раз перед этим ел бараньи ребрышки и черную кровяную колбасу в «Заварухе») и протянул ему:
-Секс. Очень приятно.
Взгляд Рене стал еще более загадочным. Он хмыкнул и осторожно, словно нехотя, дотронулся до моей руки холодными пальцами. Я сжал его ладонь своей, достаточно горячей, чтобы отогреть замерзшую кожу. Пальцы у Рене были грубыми, у основания каждого угадывалась мозоль от долгих тренировок с двуручным мечом, отягчающим его пояс, но это только добавило привлекательности в моих глазах. Сразу представилось, как будет приятно чувствовать эти шероховатости нежной кожей ягодиц… Словно угадав мои мысли (а может, все отражалось на моем лице), эльф как-то очень женственно склонил голову набок:
-И чего ты хочешь?
-Тебя!... – выпалил я и замер, чувствуя себя под изучающим взглядом бутылочно-зеленых глаз как пришпиленная к бархатной подушечке бабочка. И тем не менее, мне все еще казалось, что я не ошибся. Потом Рене медленно кивнул.
-Хорошо. Снимай штаны.
Я сглотнул набежавшую слюну, чувствуя, как мои глаза становятся еще больше обычного, хотя мне казалось, что это невозможно.
-П-прямо здесь?
-Почему нет? – спокойно отреагировал эльф. – Тебе что-то мешает?
Я оглянулся. Толпа огибала нас со всех сторон, растекаясь по Королевской площади пролитым киселем, а над ней, как вечный символ аристократически-купеческого Лиона, возвышался охренительный бюст Ее Величества Элоизы. Действительно, почему бы нет? Чего нам, экстремалам, каких-то бюстов боятся, а в полиции я уже бывал, поизмываются и, в конце концов, выпустят… Я принялся распускать завязки на коротких, по голенища замшевых сапог, бриджах. Рене наблюдал за процессом все с тем же невозмутимым видом, в его взгляде не было ни тени насмешки. Только в глубине зрачков мне привиделись мерцающие шаловливые огоньки, дающие понять: этот парень – не так прост, как кажется.
-Неплохо, - оценил Рене. – Ну, я пошел?
И он действительно ушел, оставив меня стоять посреди Королевской площади со спущенными до колен штанами, отличным стояком и отчаянно бьющимся сердцем. Королева неодобрительно пялилась на меня поверх своего бюста, а прохожие, привыкшие ко всему (это же Лион), не обращали на меня ровным счетом никакого внимания. Именно в этот судьбоносный момент я понял, что готов влюбиться в парня с такими странными глазами и нестереотипным поведением. Да, он смеялся надо мной… но, по крайней мере, он делал это красиво! Большинство и на такое не способны…
Вечеринка… вернее, королевский прием был в самом разгаре, когда ему оказал честь своим появлением сам Джули Кортес, менестрель, к тому же весело помахивающий перед собой письменным приглашением, которое раздобыл Коэль. Так как дело было вечером, я уже едва держался на ногах, но, будучи верным себе, тут же стибрил с подноса пробегавшего мимо взмыленного слуги бокал с каким-то дорогущим пойлом.
Господин посол обнаружился возле столика со жратвой (ничего особенно умного – сплошь канапе с гусиной печенью, марсельский шевр с конфитюром из инжира и креветки - типа королевский род подвергнется разорению, если приготовит нормальную баранью отбивную). Был Коэль, как всегда, высок, строен и роскошно прикинут. На шикарных темных волосах красовался красный бант – дань эпатажу.
-Коэль, сладкий мой! – обрадовано замахал руками я и осекся: рядом с Коэлем маячила подозрительно знакомая золотоволосая личность, причем держала она себя так, будто всю жизнь только и делала, что тусовалась в королевских дворцах.
-Джулиан, ты как раз… - начал было Коэль, но заигравшая где-то сбоку, совсем рядом музыка прервала его словоизлияния на середине. «Не надо!» - ужаснулась интуиция, но я уже тащил господина посла танцевать, бесцеремонно схватив за рукав. Кажется, Коэль был несколько ошарашен таким положением дел, но, по крайней мере, он не стал возражать, когда я положил руки ему на плечи и увлек за собой в плавное течение вальса. Только тихо, чтобы никто, кроме нас, не услышал, заметил:
-Ну ты и засранец, Джули, - после чего резко привлек меня к себе, как прижимают хорошенькую девушку. Пальцы рук Коэля будто невзначай сомкнулись на моей спине. Теперь мы танцевали почти в обнимку. Браво, господин посол, и это при всем королевском дворе!... Я улыбнулся собственным мыслям и кивнул в сторону Рене.
-А это что за персонаж? Он с тобой?
-Не для твоей книги, мой сладкий, - Коэль, будто невзначай, провел пальцами по моему позвоночнику, дотронувшись до чувствительного места между лопаток.
-И все же? – не повелся я.
-Райнем. Лионский вариант – Рене. Мой личный телохранитель.
-Ах, тело-хранитель? Такой невысокий? Ах да, ты таких и предпочитаешь… И как он?
-Даже не думай, любовь моя. Он не хочет ничего знать об этом… что странно, меня еще ни разу не подводила интуиция.
-Значит, у тебя не получилось затащить его в кабинет? – развеселился я. – Ну-ну… Что не позволено Юпитеру, то вполне может попробовать бык, верно?
-Я и говорю, ты – маленький засранец, - с ласковой угрозой в голосе отозвался Коэль, который в приватном разговоре всегда позволял себе плевать на дипломатические
тонкости и вообще, много чего себе по жизни позволял. Мы закружились в каком-то особенно сложном движении, а затем музыка стихла, мы отошли на шаг назад, глядя друг другу прямо в глаза и насмешливо улыбаясь. В конце концов Коэль пожал плечами: мол, делай, что хочешь, а я умываю руки и пойду попробую вон с тем молоденьким дворянчиком с такими милыми глазками… Я с чувством глубокого морального удовлетворения отметил у него отличную эрекцию. Есть еще у старины Джулиана порох в пороховницах и ягоды в ягодицах!...
Следующий вальс я выделил специально для моего нового «персонажа». Сценарий был тот же. Как и его работодатель, Рене просто не успел сделать ничего, кроме как лениво изогнуть брови. Прижиматься ко мне он не стал, и я сделал это за него. Вернее, попытался…
-Кстати, меня зовут Джулиан, но ты можешь называть меня Джули, - осторожно сказал я. Ответом было фырканье:
-Я уже в курсе… Личная малышка Коэля, не так ли?
-И хорошо оплачиваемая, сладенький! - бодро соврал я. – Так как насчет продолжения вечеринки в более тихом месте?
-Не имею привычки спать с девочками своего начальства, - Рене ловко уклонился от моих излишне жарких объятий. По сравнению с ним я выглядел как хрупкий подросток, хотя был примерно такого же роста. Мы по-прежнему находились на детском расстоянии друг от друга, и меня это просто бесило. Пришлось применить нечестный прием: я опустил голову так, что светлые, разные по длине пряди упали прямо на лицо (давно пора обрезать эту сиротскую челку, но все в один голос вопят, что она мне идет), пожаловался блестящим серебряным пуговицам на белом парадном камзоле Райнема:
-Кажется, я понял, что Коэль имеет в виду под словом «засранец»… - и поднял на Рене огромные, с поволокой слез глаза. Чистые и голубые, как моя ориентация.
-Да, я такой, - высокомерно заявил телохранитель. – Но ты ведь от меня не отвяжешься, верно? Так и будешь весь вечер под ногами путаться?
-Естественно, путаться под ногами – как раз то, что получается у меня лучше всего, - для пущей убедительности я похлопал густыми пушистыми ресницами.
Рене снова фыркнул:
-Какие же вы все здесь упертые, не понимаете нормального лионского языка… Ладно. Жди меня у черного входа ближе к концу приема. Постараюсь избавиться от старого извращенца пораньше.
Внутренне порадовавшись за Коэля, я кивнул. Остаток вечера я шлялся по залам (господин посол был занят дипломатическими переговорами), поедал канапе, мечтал о баранине, сплевывал косточки от оливок прямо на мраморные полы и медленно допивался до состояния полной прострации. Как я и предполагал, прием оказался на редкость скучной штукой. Из гостей меня всерьез заинтересовали только двое. Один из них был странного вида мужчина в дорожном и не вполне чистом костюме, неизвестно каким путем попавший на прием. Мало того, что у него были абсолютно белые волосы и словно лишенная красок кожа, так еще и карие глаза сверкали красноватым оттенком. Кажется, таких по-умному называют «альбиносами». Он тоже сплевывал косточки от оливок на пол, матерился на скупость королевских поваров, а потом искупал слугу, разносящего выпивку, в фонтане со словами:
-И чтобы я подобной гадости в этом доме больше не видел! В жизни не пил такого дерьма!
Присутствующие при скандале наградили альбиноса бурными аплодисментами. Смельчак, заявивший, что вино из королевских погребов отдает тухлятиной, ничуть не стыдясь, раскланялся перед публикой и куда-то скрылся. Я переключился на созерцание турнира шпажников, происходящего во внутреннем дворе среди причудливо подрезанных кустов. Облокотившись на оградку, я принялся внимательно разглядывать соперников. Мне сразу же приглянулся один из них: молодой парень ростом почти с Коэля, отличавшийся забавно манерным стилем поведения. Он даже шпагу держал так, как держат бокал с вином – чуть ли не двумя пальцами. Словом, что-то в нем было, что-то, что выделяло его из окружающей толпы… Он мне сразу понравился, поэтому я подошел к придворному, принимающему ставки, распутывая на ходу завязки кошелька.
-Вот на того парня… который из Баскии, - кажется, я угадал. Неудивительно: парень со шпагой обладал всеми необходимыми чертами истинного баскийца – черные, как смоль, волосы, нос с аристократической горбинкой, узкие смуглые скулы, горящий взгляд темных глаз, из-за которого кажется, что все баскийцы – законченные фанатики.
-Ульхен Лопес, тридцать монет от Джулиана Кортеса, один к пяти, - равнодушно повторил придворный, а писец, тощий парнишка с воспаленными глазами, как-то очень нехотя заскрипел пером, занося информацию на бумагу.
Лопес, говорите? Вполне баскийская фамилия. Значит, все-таки оборотень. Хм… Я подкрался к Ульху, который как раз сидел на витой железной скамеечке и разминал пальцы, совершенно не обращая никакого внимания на происходящее вокруг. А зря: я быстро, пока он не опомнился, обнял его сзади за плечи и томно прошептал прямо в ухо:
-Сладенький, не подведи. Я поставил на тебя все свои сбережения на черный день.
-Ага, - автоматически кивнул Ульх, съежившись в моих объятиях. М-да, он явно не из числа поклонников тактильных ощущений. Я усмехнулся и оставил парня в покое – не стоило бесить его перед самым турниром. Оборотни – горячие ребята, а тридцать монет были дороги мне как память о потраченном на Коэля времени, ведь мог бы и пару приличных стихов написать… Кстати, насчет стихов. Я снова направил стопы к разодетому в пух и прах придворному, принимающему ставки.
-Скажи, любезный, раз уж пошла такая пьянка… состязание менестрелей в этом году предвидится?
-Да, - придворный окинул меня понимающим взглядом. – Отдельно песни и стихи. Будете принимать участие?
-Конечно! – всерьез обрадовался я. Когда еще случиться шанс получить халявных слушателей среди столь изысканного общества (вспомнить только Коэля с его шикарными шмотками, золотыми кольцами и бесконечными вечеринками)? – Записывайте: Джулиан Кортес… Нет, пишите «Джули Эльф». Это мой псевдоним.
Слово «эльф» в устах придворного, когда он диктовал информацию мальчишке, прозвучало довольно скептически, но я не стал обращать внимания. В конце концов, пусть завидует. У самого, небось, в роду без гномов не обошлось, урод еще тот… До турнира оставалось пять минут, которые я использовал с толком, попросив у писца чернил и накропав что-то более-менее удобоваримое прямо на месте. Уж что-что, а это я умею…
На турнире Ульх дрался как Бог, мигом растеряв всю свою манерность. Звериный оскал и то, как он откидывал за уши длинные волосы в промежутки между боями, выдавали в нем его наполовину животную натуру. Шпага в руках Ульха мелькала не хуже, чем змея в руках танцовщицы с базарной площади – правду говорят, что все баски виртуозы во владении этим видом оружия. Глаза оборотня фанатично горели. Вот честное слово, он был очень хорош в охватившем его азарте. Странно, а так вроде и совсем не красавец, обычный такой паренек, ничего особенного… Дело неминуемо шло к победе. Парой изящных движений Ульх дожал последнего противника, выбил у него из руки шпагу и приставил свое оружие к его груди. Зрители, в основном, симпатизирующие тому же конкурсанту, что и я (слишком уж хорош), выдали обильную порцию аплодисментов. Лицо Ульха озарила белозубая улыбка – одна из самых счастливых, которые я только видел в своей жизни. Я тоже улыбался, когда получал свой выигрыш. Стоило отблагодарить победителя, разве не так?
Я поймал Ульха чуть позже в одной из зал, где он, напряженно и сильно стесняясь, поддерживал светский треп с королевскими фрейлинами, законченными идиотками. Нужно было срочно спасать раскрасневшегося бедолагу от снисканного успеха. Применив ту же тактику, что с Коэлем и Рене, я оторвал испуганного парня от женского общества и вытащил на площадку танцевать. Ульх смотрел на меня так ошарашено, что я счел своим долгом успокоить беднягу:
-Не парься, дружище, посмеются и забудут. Ты же знаешь женщин…
Ульх сделал страшное лицо.
-Но я не гей… - прошептал он таким тоном, будто только что выдал страшную государственную тайну.
-Ничего, у каждого свои недостатки. Я вот гей, - заявил я, чем окончательно вогнал оборотня в ступор аж до конца танца. От нового развлечения (Ульх так славно краснел – как будто волна пробегала сверху вниз по юношескому лицу) меня отвлек вид Коэля, танцующего с Рене. Господин посол выглядел как кот, облизывающийся на сметану. Рене (у-у-у-у, изменщик!) даже позволил ему завести руки за спину. Невероятно… Я ощутил достаточно болезненный укол ревности – уж кому, как не мне, знать, как Коэль может завести буквально с пары прикосновений. Впрочем, спокойный, как каменная стена, Рене на руки посла не обращал внимания, и я снова развеселился – кажется, все будет хорошо. А я сказал, будет! И надеюсь, на этот раз сниманием штанов дело не окончится…
Герольд возвестил о начале состязаний менестрелей. Я отпустил свою взмокшую от напряжения жертву (Ульх сразу шарахнулся куда-то в толпу. Надо понимать, по принципу: чем дальше от меня, тем лучше) и торопливо прошел в Главную залу. Там перед бархатные очи самой королевы Элоизы предстали четверо конкурсантов. Я быстренько пристроился в ряд пятым и зачарованно уставился на обтянутую черным бархатом грудь королевы. Говорят, любопытство сгубило кошку… Меня когда-нибудь точно сгубит привычка брякать что попало и где придется. Коэль одобрительно подмигнул мне из сборища зрителей, стоявших по стенам залы ровным полукругом. Позади него торчал с надменным видом Рене и делал вид, будто знать меня не знает, да и эту подозрительную личность с красным бантом тоже.
Состязание проходило в два этапа. Сперва мы читали свои заготовки, после чего троих безжалостно отсеяли и я остался наедине с симпатичной, хотя и странноватой девушкой в богемном прикиде. Нам дали пять минут на то, чтобы сочинить несколько строчек о нашей королеве.
Тоже мне, проблема...
Королеве Элоизе Лионской посвящается
Если б были вы вином,
То, конечно, лучшей марки,
Если б были вы письмом,
То, должно быть, без помарки,
Если б были вы цветком,
Были б лилией сердитой,
Если б были вы пажом,
То уж точно фаворитом.
Жаль, что вас нельзя сорвать,
Жаль, что вас нельзя прочесть,
Жаль, что, глядя вам в глаза,
Не сказать вам все, как есть.
Жаль, что вас нельзя поднять,
Выпить вас под звон посуды,
Жаль, что вас нельзя поймать
И поцеловать прилюдно.
Эта строгая вуаль,
Эта стража справа-слева...
Вы – всего лишь королева...
Даже жаль...
...Королева поднялась, величественно колыхнув бюстом (пятый размер и никаких претензий к производителю):
-Итак, победителем состязания менестрелей по решению просвещенного жюри стала Лельдэ из Карса, чьи стихи были высоко оценены за эстетичность и соответствие канонам. Она получает главный приз – денежное вознаграждение в сумме двухсот монет. Стихи Джули Эльфа вызвали споры среди придворных поэтов, и они решили…
«Ох, выставят меня с этой вечеринки, жопой чую», - вздохнул я, а может, моя бесславно погибшая интуиция. Сделав паузу, королева возвестила:
-…что названный Джули Эльф, он же Джулиан Кортес, достоин почетного второго места и специальной награды за неординарность. Молодой… гм… человек, вы можете попросить меня о чем-нибудь в разумных пределах, и я исполню вашу просьбу. Подойдите ко мне.
Я сделал шаг вперед, не веря своим полуэльфийским ушам. Неужели меня хоть раз оценили так, как я того заслуживаю? Да еще здесь, в Золотой Зале Блуа? Невероятно, но, кажется, факт…Разумеется, я мог бы попросить денег и на какое-то время избавиться от требовательного Коэля. В последнее время эта сволочь ударилась в экзотические развлечения и сильно меня раздражала. Но королева была так великодушна… а Рене так мил там, на площади, что я сделал глубокий вздох, в который раз прощаясь с жизнью, по крайней мере, беззаботной, вскинул на королеву глаза и громко спросил:
-Тогда, если это в разумных пределах, ответьте: а у вас правда красная грудь?...
Воцарившаяся тишина окончательно уверила меня в печальном исходе так хорошо начинавшегося вечера. Рене ссутулился и прикрыл рот ладонью. Его глаза смеялись, глядя прямо на меня. Коэль прижал ладонь к лицу в жесте: «Нет, он невменяем!...». Его тоже можно было понять: не каждый день по два раза за одну вечеринку рискуешь своей репутацией из-за какого-то полукровки, которого сам на эту вечеринку и притащил. На что я мог бы резонно возразить: если он так дорожит своей репутацией, то может быть, как-нибудь объяснит мне тот факт, что каждый вечер в его особняке творятся самые настоящие оргии? Это не роняет его репутацию в глазах дипломатов и сородичей? Или у Коэля при его образе жизни осталось так мало репутации, что теперь ей уже ничего не грозит? В любом случае, так ему и надо, пусть помучается.
Королева облизнулась.
Я еще никогда не видел, как облизываются королевы. Не будь я геем, я бы сказал, что облизывалась Элоиза Красная Грудь вполне аппетитно и даже сексуально.
-Ну… там такое родимое пятно… - уронила она и замолчала. Ее лицо как-то странно подергивалось, но тон был спокойным. Я фигово читаю людей по особенностям мимики, но мне показалось… точно, она еле сдерживала смех. Тут мне припомнилось, что королева по слухам в прошлом была всего-навсего наемницей, человеком без роду и племени, которых горожане презрительно называют «приключенцы». Блин, как же ей, должно быть, иногда хочется просто повеселиться…
Как и всем нам.
Словом, все обошлось, и дальше, после того, как королева покинула своды Золотой Залы, вечеринка плавно переросла в пьянку. Как будто гости долго терпели и наконец-то стали добирать свое. А я неожиданно практически протрезвел – наверное, от стресса. Напиться снова у меня не получилось, я спросил у слуг, где в этом лабиринте есть черный выход и, наконец, вышел на свежий воздух. Оказавшись в саду, я вдохнул в себя аромат пышно цветущих роз, плюхнулся на скамейку под навес из ивовых ветвей. Тишина, прерываемая только отдаленным шумом продолжающейся вечеринки и треском кузнечиков, обжигала привыкшие к гомону уши, но в целом, Рене не мог придумать лучшего места для романтического первого свидания.
Я закрыл глаза и представил себе свой первый поцелуй с Рене. Эти капризные губки… будет приятно сперва потрогать кончиком языка, легонько прикусить, а потом втянуть в себя и не отпускать, пока они не распухнут, а вокруг рта на безволосой коже не появиться красноватый ободок… Стоп, Джули, пора прекращать это дело, неизвестно еще когда появиться твой любимый бодигвард, но если фантазия разыграется дальше, я не смогу вынести ожидание. Так и сдохну здесь, на этой миленькой скамеечке.
Открыв глаза, я поискал какой-нибудь способ отвлечься. Нашел почти сразу – на соседней скамейке (хорошо еще не было дождя) кто-то оставил скрипку. Моя душа вскипела от возмущения: кто же так обращается с музыкальными инструментами? Помниться, мне еще мама когда-то говорила: «Джулиан, если тебе не нравятся уроки музыки, это еще не повод пытаться разбить стенку скрипкой…». С тех пор я не выношу две вещи: когда плохо обращаются с музыкальными инструментами и когда со мной разговаривают тоном «Я всегда прав, а если я не прав, смотри пункт первый».
Скрипка, как ни странно, оказалась в хорошем состоянии, дерево даже не отсырело. Я отложил трубку, взял пару-другую нот и, убедившись в наличие звука, принялся придумывать мелодию к сочиненному вчера стихотворению, которое я назвал «Песня о Лионе». Голоса у меня, правда, нет и никогда не было, но я приспособился читать свои стихи речитативом под музыку, и в холодном северном Карсе мне неплохо за это платили. Там ни фига не знают об отношениях между мужчинами, но с поэтическим вкусом у них все в порядке. Вообще-то они кеннингами изъясняются, и как только друг друга сами-то понимают… В любом случае, хотя после дождливого Эйнжленда это был просто рай на земле, мне все равно как-то быстро наскучило.
Постепенно я впал в состояние, близкое к легкой нирване. Поднялся легкий ветерок, над моей головой шелестела листва, ветви ивы издавали негромкий удивительно мелодичный скрип, как будто их специально настраивали королевские менестрели. Музыка легко выскальзывала у меня из-под пальцев, я сопровождал ее монотонным бурчанием себе под нос… Словом, на какое-то время я забыл обо всем, включая даже Рене.
ПЕСНЯ О ЛИОНЕ
В славном городе Лионе
Люди весело живут:
В будни пашут, словно кони,
В выходные – пиво пьют.
И вампирам здесь не скучно:
Столько пьяных по ночам…
Им ведь тоже надо кушать,
Так же часто, как и нам.
Даже гномы, как напьются,
Дебоширят за двоих,
Ну, а дроу тогда смеются,
Когда шутка не про них!
А баскийские коты –
Носят конские хвосты!
А лионские эльфы –
С королевами на ты!
Что касается меня –
Я им, в общем, не ровня:
В жизни главное – здоровье,
Остальное все – фигня!
Чтобы жить здесь, надо близко
Нравы здешние узнать:
Если ты не мазохистка –
Лучше к дроу не приставать.
Не спеши в кота плеваться,
Даже если ты вампир.
Станет в парня превращаться –
Пригласи его в трактир.
Эльфы тоже могут ловко
Клеить девок под Луной,
Если встретишь полукровку –
Значит, точно голубой!
А у девок городских –
Что ни парень – то жених!
А у этих же парней
Каждый третий – точно гей!
Где и с кем встречать рассвет
Пофиг, если ты – поэт:
Мне прославиться успеть бы,
А до вас мне дела нет…
-Это не совсем правда. Дроу вполне могут оценить хорошую шутку, хотя, может, не станут смеяться, - низкий глубокий голос над моим ухом заставил меня вздрогнуть и опустить смычок. Мелодия оборвалась на дребезжащем звуке, я инстинктивно поморщился. Очарование нарушилось. Муза, пискнув от возмущения, вспорхнула с моего плеча и испарилась. Только иве было все равно – как шелестела, так и продолжала себе безмятежно шелестеть.
-Обязательно было портить песню? – взгрустнулось мне. Я отложил скрипку, снова взял удивительным образом не погасшую трубку, сделал пару затяжек и только тогда обернулся.
Дроу. Темные эльфы. Их ни с кем не спутаешь. Красивые и опасные. Как я уже говорил - ни один нормальный человек или даже ни один ненормальный полуэльф не станет связываться с дроу. Видите ли, дроу – это как раз те персонажи Книги Жизни, которые могут размазать вас по ближайшей стенке, шевельнув пальцем. Краем уха я когда-то слышал, что в просторных аудиториях Сорбонны проводился диспут, можно ли считать дроу разумными существами, или они – просто хладнокровные животные-убийцы… Скорее всего, это шутка. Они непредсказуемы – в этом-то и проблема.
К счастью, до времени ланча было еще далеко, да и я – не слишком аппетитный, а в саду не наблюдалось ни одной стенки, по которой можно кого-нибудь размазать. Рядом был только дроу – метра под два ростом, с мрачными бордовыми глазами, темной кожей и серой в темноте косой. Неестественно прямой, застывший и сильно смахивающий на галлюцинацию. Количество принятого мною за весь день спиртного заставило меня на всякий случай уточнить:
-Эй, а ты, часом, не белая горячка?
-Нет, - лаконично ответил дроу, разглядывая меня сверху вниз. Сильно сверху, я и так не особо выдался ростом, к тому же еще и сидел.
-Ну, это хорошо… наверное, - облегченно вздохнул я и стал ждать продолжения. Уходить он явно не собирался.
-Чья это песня?
-Чья-чья… моя, – вот сейчас придет Рене, а тут этот тип ошивается. Я даже начал нервничать – дроу ведь не подвинешь, придется ждать, пока сам уйдет.
-А ты кто такой?
-Это допрос? – когда я нервничаю, то начинаю огрызаться и обычно получаю по морде. – Джули Эльф, поэт и менестрель. Здесь меня еще мало знают, я перебрался в Лион недавно. Но узнают, это я могу сказать точно!
Дроу посмотрел на меня, как мне показалось, с несколько большим интересом.
-Ты не эльф, - неожиданно вынес он вердикт. – Ты – полукровка. Уши, рост и черты лица. Скорее всего, наполовину человек… может, оборотень, наполовину – лесной эльф.
-Спасибочки за краткий экскурс в темную историю моего прошлого! – машинально съязвил я. Не мог не съязвить.
И чего это каждый второй цепляется к вопросу о моем происхождении? Ну, уши, ну, волосы, ну глаза голубые… Да я понятия не имею, кто был мой папочка – лесной ли, горный ли… ой, нет, горные – это, кажется, гномы… Неважно. Меня все равно бесит, когда поднимают этот вопрос. От злости я вновь почувствовал себя пьяным.
-А ты поверь мне на слово и замнем для ясности, ладно? И вообще, я тут типа друга жду, а он такой ревнивый, тебя увидит – и сразу начнет трагедию разводить. А я поэт социальной тематики, по трагедиям не спец… Слушай, без обид, но… шел бы ты отсюда, а?
Дроу хмыкнул – по крайней мере, так я расценил вылетевший из его рта негромкий звук.
-Если ты называешь себя эльфом, то веди себя подобающе. Я наблюдал за тобой. Ты слишком много пьешь, держишь себя развязно, водишь дружбу с подозрительными личностями. Ты оскорбил королеву, а также танцевал с мужчинами на приеме. Я ничего не упустил?
-А еще я гей, - пробормотал я и почему-то начал краснеть.
-А еще ты гей, - эхом отозвался дроу. – Ну и зачем это так афишировать? Эльфы не демонстрируют подобные вещи. Это считается позором. Или болезнью.
Я покраснел окончательно – на сей раз от злости – и, кажется, даже пошел пятнами.
-Да… мама тоже всегда твердила: «Джулиан, когда ты начнешь вести себя по-человечески?»…
-Она была права, - кивнул дроу.
-А если нет, то смотри пункт первый? – нервно рассмеялся я. – А ты меня, часом, не думаешь усыновить?
-Не думаю. Хотя, наверное, стоило бы, - дроу наклонил голову набок, разглядывая меня с высоты своего роста.
-Тогда чего цепляешься? – рявкнул я. – Как хочу, так и ведусь… в смысле, так себя и веду!
Дроу поднял брови и пару минут молча сверлил меня взглядом змеиных зрачков. Потом заметил:
- Либо не называй себя эльфом, либо не будь ничтожеством.
Я явственно ощутил, как по венам запрыгали перенасыщенные адреналином кровяные шарики, а мозг на уровне висков прожгло раскаленной иглой. С сожалением покосившись на скрипку, я поднялся, сунул руки в карманы и уставился на дроу, недобро прищурившись.
-А кто сказал, что я могу быть не ничтожеством? Посуди сам – у меня смазливая мордашка, я очарователен и трахаюсь с кем попало, а иногда, когда у меня нет денег, позволяю им платить за ночь. Больше я ничего не умею. Стихи не в счет. Таким образом, я - ничтожество.
-Рад, что ты это признаешь.
-Ага, признаю… Но самое важное – я доволен своей жизнью. Доволен, это ты понимаешь? Как бы там ни было, я никогда не стану таким занудой, как ты. Кстати, а может, ты просто меня хочешь? Так скажи прямо – хоть ты и зануда, но вполне в моем вкусе. Такой сладенький, как леденец, так бы и облизал…
Я вовремя заметил движение руки и увернулся от первого удара. Попытался ударить сам, но моя рука была перехвачена и безжалостно вывернута назад. Раздался хруст, и все, что было дальше, можно свести к одному слову: «боль».
-Извинись, - потребовал дроу ледяным тоном.
-Обойдешься, - сгоряча ляпнул я и взвыл, чувствуя, как во второй руке тоже трещат и ломаются кости. Я стоял на коленях на сырой от росы земле в обществе маньяка-дроу, на котором даже намордника не было, будучи не в силах двинуть ни одной из верхних конечностей. Гордо молчать не получалось, приходилось сдерживать поскуливания, чтобы не были слишком жалобными.
-Извинись, - холодно повторил откуда-то сверху дроу. «Если я не прав, то смотри пункт первый, а иначе парой переломов не отделаешься», верно? Такой и убить может, с запозданием подумал я, а больше ничего думать не стал. Мне хватило сил только чтобы поднять голову и криво усмехнуться:
-Давай, чего ждешь. У меня еще ноги целы…
-Это исправимо – пообещали мне, а потом возле моего носа мелькнул остроконечный сапог, в голове что-то взорвалось, и я, всхлипнув, погрузился в небытие – почти такое сладкое, как секунду спустя после оргазма. А дальше начался какой-то галлюцинаторный бред. Кто-то спрашивал, сколько мне лет, настойчиво так, будто пытаясь пробиться сквозь слои ваты, окутавшие мой мозг. Кажется, я все-таки ответил, потому что кто-то посетовал, что семнадцать – это слишком мало, а еще кто-то заявил, что чем раньше, тем лучше. Потом были грезы, фантастические видения, на какое-то время меня вырвали из забвения, подняв зачем-то мою сломанную руку, я застонал от боли, в памяти отпечатался пергаментный свиток с непонятными буквами, на котором горел зеленоватым светом отпечаток моей ладони. Затем появилась мама, она нахмурилась и спокойно сказала, что я похож на отца, такое же ничтожество, погрозила пальцем и превратилась в скрипку, на грифе которой сидела моя муза – круглая, совсем как мячик с глазами и помятыми крылышками. Потом я пришел в себя.
Я очнулся, но глаза открывать не стал. Не хотелось вот так сразу видеть, во что меня превратил этот маньяк. Боги, связаться с дроу… Все, больше ни капли спиртного в рот не возьму! Надеюсь, мне хоть наложили шины и кости срастутся правильно… Не хотелось бы больше никогда в жизни не брать в руки скрипку только потому, что мне приспичило повыпендриваться в присутствии дроу…
-А-а, мать твою! Я еще ни разу не был в такой дерьмовой заднице!
-Тише. Девушку разбудишь.
-Какая, нахрен, девушка? Да еще здесь?! Это же тот пидорас, который танцевал с тобой и лапал тебя за задницу!
-Все равно, не ори так. У меня от твоего мата уже уши в трубочку сворачиваются.
-Надо же, какие мы нежные! А то, что я, мать твою, так влип, это никого не касается, да? Так вот что я скажу: мать твою нахрен, дерьмовая была ночка!...
-О милосердные Боги… заткните его уже!
-Гребаное дерьмо…
-Стоун, сукин сын, заткни свой грязный рот, чтобы не были видны твои зеленые кишки!
Пауза. Затем – почти восхищенное:
-Ну ты даешь, Ульх, дружище. А я думал, ты так не умеешь…
Славные ребята, ничего не скажешь…
-Очнулся? – Ульх подлетел к кровати, потрогал мой лоб. Я что, говорил вслух? Нет уж, с выпивкой пора завязывать… Я недоуменно пожал плечами, попытался сфокусировать свой взгляд, но потерпел неудачу. Поднял руку и тоже потрогал свой лоб. Ничего, вроде все в норме, не считая того, что…
Я.
Потрогал.
Свой лоб.
Рукой!
-Парни, я давно здесь? – я разглядывал руки так, будто видел их впервые.
-С конца королевского приема, то есть часа три, - радостно сообщил Ульх, сверкнув белозубой улыбкой на смуглом баскском лице. Похоже, оборотень простил мне выходку с танцем – или просто забыл о ней.
Второй парень лет тридцати с внешностью альбиноса – тот самый, который в Блуа купал слугу в фонтане и остался сильно недоволен вином из королевских погребов - фыркнул и растянулся на своей кровати. Да, у нас у каждого была своя кровать. А еще в полутемном, длинном помещении было около пятидесяти таких же и еще чем-то пахло… чем-то похожим на…
-А… а где я? – задал я стандартный пост-вечериночный вопрос. Ульх, улыбаясь, ответил:
-В казарме.
-Где?!... – либо я вчера все-таки напился до белочки, либо схлопотал профессиональную болезнь гениев под названием «шизофрения»:
-В королевской гвардии, - кажется, до Ульха дошло, что лучше объяснять все по порядку. – Ты вроде бы служишь вместе с нами.
-В дерьмовой личной гвардии Ее Нахрен Величества Элоизы Красные Титьки! – выдал Стоун безо всякой запинки.
Мне «резко полегчало». Голова гудела так, что я решил отложить выяснение подробностей на потом. В гвардии так в гвардии. Это еще что, однажды я проснулся на городской помойке за стенами Лиона в окружении пары-другой сотен голодных крыс, хотя, возможно, я переборщил с количеством... Вот это было по-настоящему жутко - а запахом портянок меня не удивишь.
-Выпить есть?
-Дерьмо, - почти дружелюбно отозвался Стоун. Судя по его помятому виду, он бы тоже не отказался от опохмела. Насколько я помню, на вечеринке в Блуа он пил ничуть не меньше меня. Возрадовавшись отсутствию амнезии, я кивнул:
-Ясно… Эх, жаль, что я так и не поцеловал Рене…
-У тебя еще будет такой шанс, - весело хихикнул Ульх. Он вообще, как я заметил, был веселый парнишка с легким характером. Зато у Стоуна вид был такой, будто в его зоб засунули биллиардный шар и теперь он не может его выплюнуть.
-Это вряд ли.
Мы все трое подпрыгнули от неожиданности и обернулись.
Рене производил впечатление – в красном форменном плаще поверх новенькой кольчуги, сверкающий мечом на боку, с новым, почти жестким прищуром зеленых глаз. Он усмехнулся:
-Жаль тебя расстраивать, Джулиан, но я всего лишь хотел объяснить тебе, что ничего не выйдет. Думаю, теперь этот вопрос уже отпадает. Вот что, парни: добро пожаловать в гвардию! Если вы еще не поняли, я ваш ротный, мы четверо – боевая единица, и через час я жду вас на плацу для строевой подготовки. Так что хватит валяться и принимайтесь за дело. Форму получите у квартирмейстра.
Сквозь туман в голове до меня, наконец, начал доходить весь ужас моего положения. Нет, все-таки крысы – исключительно милые существа… Я откинулся обратно на кровать и застонал:
-Вот дерьмо!...
-О чем я и говорю… - обиженно пробурчал Стоун. – И чего все вечно затыкают мне рот?...
ПОБОЧНАЯ ТЕМА
YOU IN THE ARMY NOW
Запах портянок.
Я ненавижу запах портянок.
Особенно если их около ста штук – когда наш доблестный отряд, состоящий из четверок-рот, приходит в казармы и снимает с уставших ног сапоги. Если бы мы сделали это перед лицом врага, он точно был бы повержен. Убивает наповал. Проверено лично.
Еще я начинаю ненавидеть красный цвет. Когда каждый день перед тобой мелькают красные форменные плащи начинаешь невольно понимать бедных наваррских быков в период корриды. Кольчуги я тоже ненавижу. Потаскайте на себе целый день такую тяжесть – сразу отпадет желание играть в героя. Что еще?... Ах да, дежурство у парадной дворца, строевая подготовка, фехтование и всякая другая бодяга – гвардейцы никогда не страдают бессонницей. Мы вырубаемся как только доползаем до кроватей. Точнее, вырубаемся мы со Стоуном, а Ульх, шипя и проклиная все на свете, ползает вокруг своей кровати, пытаясь хоть как-то навести порядок. Просто маниакальная страсть к чистоте делает Ульха вечным дежурным, и, кажется, парень уже сыт этим по горло.
Меня все тоже порядком достало – уже в первую же неделю. Особенно взбесила невозможность вырваться из рядов доблестной армии. Один (и, слава Богам, единственный) мой знакомый дроу доступно объяснил мне, что без его согласия я никуда уйти не смогу – еще до того, как опять сломал мне руку. Оказалось, что в бессознательном состоянии я «подписал» какой-то магический контракт, что-то из разряда специфической магии дроу, так что при попытке побега меня даже не расстреляют – не успеют. Теперь я понимаю, что мои видения были хотя бы наполовину правдой. Интересно, в лионском законодательстве предусматривается вменяемость того, кто подписывает договор? У дроу – явно нет...
Разумеется, я снова спросил Михаэлиса (вообще-то он представился как Михаэлисель, но мне все еще дорог мой несчастный язык, хотя, наверное, для моей собственной безопасности следовало бы его отрезать нафиг), зачем ему все это вообще надо? Дроу ответил в том духе, что не любит, когда слова не подтверждаются действиями и теперь он намерен заставить меня отвечать за свои высказывания, то есть, сделает из меня настоящего эльфа в отличие от того ничтожества, коим я являюсь на данный момент. А армейская дисциплина типа должна этому поспособствовать. Я спросил, отдает ли он себе отчет, что имеет дело с абсолютно не приспособленным к какой-либо дисциплине существом? На что Михаэлис мудро заявил, что это только пока. На всякий случай я уточнил, собирается ли он в дальнейшем спрашивать моего желания, прежде чем реализовать свои новые бредовые задумки? «А зачем?» - резонно поинтересовался Михаэлис, и я понял, что а) он действительно не собирается ничего спрашивать, б) мне действительно крышка. Терять было нечего, поэтому я пожал плечами и заявил, что, в общем-то, не имею ничего против того, чтобы здесь находится, в конце концов, спальни общие, а столько накачанных милых мальчиков сразу я еще никогда не видел…
И тогда Михаэлис сломал мне руку. Должно быть, в воспитательных целях. К счастью, никто, кроме нас, не видел, как я, шипя от боли и пытаясь пристроить руку так, чтобы было удобнее, падаю на одно колено под пристальным взглядом Великого Педагога. Михаэлис сказал, что ему не нужны неприятности. Я сказал, вернее, простонал, что он их уже нашел, что неприятности – мое второе имя. Дроу пожал плечами и шагнул ко мне. Я невольно отшатнулся в предчувствии новой боли, но он только наклонился, поводил над моей рукой узкими, как у женщин и музыкантов, ладонями, и боль прошла, а вместе с ней исчезло и ощущение скованности. Я помахал рукой с целью убедиться в ее целостности и открыл рот. «Тебе лучше помолчать», - заметил дроу, все еще согнувшись надо мной и закрывая от меня небо. Я взбесился и сказал, что он может сломать мне руку снова, или даже обе сразу, но не может указывать, что я должен делать. Достаточно того, что он уже сделал. Михаэлис сказал, что, судя по моей реакции, еще недостаточно, но он будет над этим думать. «Только думай головой, а не тем, чем ты там думал до сих пор!» - огрызнулся я, поднимаясь и отряхивая красный плащ. Михаэлис вздохнул, вякнул что-то насчет проблемных детей и методов воспитания, а потом, наконец, оставил меня в покое. Просто повернулся и ушел, даже не попрощавшись, как будто ничего и не было…
А собственно, ничего и не было, верно? Рука цела, а за моральный ущерб в королевской гвардии ни с кого не спрашивают. В любом случае стоит записать в записную книжку памяти: Михаэлиса раздражает все, что касается гейской тематики. Пункт раз. Я всерьез намеревался собрать как можно больше пунктов и найти слабое место у этой твари со взглядом недавно пообедавшей змеи. Может, его действительно раздражает мой образ жизни - меня, в свою очередь, раздражает, когда мне ломают руки и пытаются навязать свое мировоззрение - пусть правильное (кстати, а кто это сказал?...), пусть вполне согласующееся с инстинктом самосохранения, но не мое, а значит, органически мне чуждое.
Так я объявил войну. Про себя, потому что говорить это дроу - пожалуй, самый надежный способ самоубийства. Осталось только продумать стратегию и тактику и поднапрячься над вопросом: не хотят ли Боги, чтобы я выжал из этой ситуации что-нибудь для себя полезное? Я, конечно, не имею в виду службу в гвардии, что в этом может быть полезного, кроме кучи неприятных ощущений, но выяснить все-таки стоит…
-Джулиан, ты вообще меня слышишь? Эй!
… и если я в итоге выясню, что на самом деле Михаэлис просто хочет меня также, как остальные (ну-ну, Джули, не преувеличивай, лучше вспомни, сколько раз тебя отшивали)… что ж, тогда у меня будет верный шанс нанести удар – один, но наповал. И пускай потом у меня не останется ни одной целой косточки, я буду знать, что эту войну я выиграл…
-Джули, ты чего? – Рене озабоченно нахмурился и пощелкал пальцами возле моего носа. – Ухмыляешься так, будто решил устроить конец света на пару миллиардов лет раньше срока …
-А? – я рассеянно глянул на Рене. Откуда он взялся?
-Ну, наконец-то, очухался, - с удовлетворением в голосе констатировал Рене. Он засунул пальцы рук за ремень и выпрямился. – Слушай, я не знаю, что с тобой твориться, но если ты сейчас же не прекратишь валяться на кровати и не появишься на плацу, я как твой ротный обещаю всяческие скорые неприятности…. Что это ты делаешь?
-Целую тебя, сладкий… - я действительно этим занимался. Пока он говорил, я немного пришел в себя и обнаружил две любопытные вещи: во-первых, в состоянии бешенства я не заметил, как вернулся в казармы и плюхнулся на свою кровать, дабы в тишине и спокойствии обдумывать планы мести. А во-вторых, злость очень заводит… если бы на месте Рене был кто-нибудь еще, наверное, сейчас я бы среагировал также. Не прерывая поцелуя, я злобно усмехнулся – представляю, что бы сказал на это Михаэлис. Что-нибудь вроде: «Да как у тебя язык повернулся?!....». Я и сам удивляюсь. Но ведь повернулся же. И я действительно не люблю, когда напряжение не находит выхода. Чувствуешь себя как кипящий чайник… Интересно, а что чувствует сейчас Рене?
Я посмотрел на него и увидел, что глаза моего партнера по поцелую томно закрыты. Сам Рене в это время пытался овладеть первенством в странной игре, которую вели наши языки и губы. Я охнул, неожиданно ощутив довольно чувствительный укус в районе нижней губы. Во рту тут же появился солоноватый привкус. Ну надо же, кто бы мог подумать – Рене целовался так агрессивно… оч-чень интересненько, будет ли он таким же в постели?...
Рука Рене легла на мою макушку, собирая в хвост длинные светлые пряди. Еще один укус, на этот раз пострадала верхняя губа. Напряжение становилось невыносимым. Кажется, Рене это тоже почувствовал, потому что заработал языком еще яростней, и не могу сказать, что мне не понравился его напор. Просто было немного неожиданно… Я завел свои руки за его спину и осторожно опустил на плечи. Так, теперь немного откинуться назад, увлекая за собой ничего не замечающего эльфа. Обычно это срабатывает, и потенциальный любовник только потом понимает, что он уже в кровати, а значит, черта пройдена и отступать уже некуда, да, собственно, и незачем. Вот и в этот раз я добился своего – Рене сам отвел мою голову за волосы еще дальше назад и… Ай! Твою мать!...
-Блин!... – я прижал к опухающей, расцарапанной перстнем щеке ладонь и обиженно глянул на Рене. Лесной эльф стоял, выпрямившись, и вытирал губы с совершенно непроницаемым выражением зеленых глаз. Вокруг его губ, как я и мечтал, появился красноватый ободок (представляю, что тогда творилось с моими), но сами они странно кривились… Я похлопал ресницами, смахивая невольно выступившие в момент пощечины слезы, и раздраженно рявкнул:
-Да за что?!
Рене фыркнул. Нахмурился. Поправил форму. Сумрачно посмотрел на меня, все еще сидящего на кровати:
-Гауптвахта. Три дня. За неподчинение начальству.
Я ошарашено посмотрел на него. Вот… вот… противный, ей-богу! Только что едва не трахал меня языком, а теперь строит из себя образцового ротного! Да что они все, сговорились, что ли?! Это что, игра под названием «Выведи из себя Джулиана так, чтобы он взорвался, затеял драку, устроил истерику или пошел повесился»?...
-Пошел ты, Рене. Просто – пошел ты, а куда – думаю, и сам путь найдешь, –спокойно, Джули, спокойно… Скандала они от тебя не дождутся… Подумаешь, сперва руку сломали и по мозгам проехались, а потом врезали по морде, да еще так по-девчоночьи, задев вдобавок чувства… в том числе, чувство собственного достоинства. Разве все это вместе взятое – повод, чтобы считать весь мир куском дерьма, а любимого человека… эльфа… скотиной?
-Ну ты и скотина! – покачал головой я, стирая кровь с губ тыльной стороной ладони.
-Четверо суток, - добавил Рене. Он-то был уже вполне собран, играя привычную роль командира. Я не собирался подыгрывать ему, и то верно: ну какой из меня, нафиг, подчиненный?...
-И сволочь.
-Пять суток.
-И еще недотраханный гомик! – конечно, в моих устах это звучало как-то странно, но Рене, кажется, задело.
-Я не… Неделя гаупвахты. Сам пойдешь или, может, тебя отнести? – язвительно спросил Рене. Я кивнул:
-Лучше, конечно, отнести, чего-то вломак ножками топать…
-Шагом марш! – взорвался первым Рене… Короче, на гаупваху я все-таки дошел сам. Под присмотром двух здоровенных амбалов из нашего же отряда.
«Зашибись!» - хором сказали Боги на седьмой день и снесли весь мир к такой-то матери…
Хотя в моем положении оказалось полно плюсов. Точнее два – в лице Ульха и Стоуна, которые приветствовали меня чем-то вроде радостного мычания, а Стоун ехидно добавил:
-Я так и знал. Нужно было все-таки поспорить…
-Спасибо за хорошую компанию! – обернулся я к Рене. Ответом мне стала гулко хлопнувшая дверь. Ну и ладно. Я огляделся: каземат как каземат, в меру сырой и промозглый. Бывало и хуже. Не берусь описывать вам количество и качество всех казематов, в которых я когда-то бывал, но для примера могу назвать подвальчик в особняке Коэля. Как-то он отвел меня туда и самозабвенно оттрахал прямо среди всех этих бочонков и сырых каменных стен. Прижав к полу и скрутив за спиной руки. Даже толком не подготовил, паршивец, так его все это садо-мазо завело. Я потом три дня ходил с трудом – потому и запомнил ту «увлекательную» экскурсию надолго…
-Ну, парни, чем займемся? – я радостно потер руки. – Холодно здесь как-то… Предлагаю бухнуть.
-Я-то за, – брякнул Стоун. – Что бухать будем? Воду из лужи или, может, мы магичить умеем? Ах, не умеем? Тогда какого хера треплемся?
@темы: побредушки, кто о чем, а Сэш - о слэше
-
-
10.09.2006 в 22:30Мы выпили. Ульх попробовал заикнуться о том, что, вообще-то, не пьет, но Стоун популярно объяснил ему разницу между тем, когда ты плюешь на коллектив и когда коллектив плюет на тебя, и окончательно замороченный Ульх отважно тяпнул самогона вместе с нами. После чего стал мягким, расслабленным, добрым и пушистым. Стоун с каждым глотком, наоборот, становился все сосредоточенней и агрессивней. На меня же алкоголь всегда действовал как тонизирующее средство: таким бодрым я не чувствовал себя с самого… хм-м… вчерашнего дня.
Сперва мы пили молча, но постепенно разговор оживился.
-Кто это тебя? – спросил Стоун, тыкая пальцем мне в щеку.
-Начальство, - сказал я.
-Им все можно, - пожаловался Стоун неизвестно кому. – Какой-то пидорас-офицеришка лапал меня за задницу в строю. Я ему врезал. Я здесь, а где он?...
-Что, уже соскучился? Может, позовем?
-А может, по морде?
-Шучу. А Ульх?
-Он за меня болел.
-Я не буду лапать тебя за задницу, - пообещал я.
-Неплохой самогон, - сказал Стоун.
-В Карсе самогон лучше, - не согласился я.
-Я не был в Карсе, - сказал Стоун. – Я был в Наварре.
-Я из Наварры. Быки, коррида, паэльо.
-Знаю. Я родился в Баскии. Там хороший сидр. И плохое обслуживание.
-Он тоже? – кивнул я на Ульха.
-Хр-р-р-р…- сказал сонный Ульх.
-Все баски смуглые. Даже те, которые не из Баскии. А почему ты такой бледный? – спросил я.
-Так получилось. В детстве надо мной смеялись. Кругом одни пидорасы.
-Не могу согласиться, - печально сказал я. – Выпьем?
-Выпьем, - сказал Стоун.
-Ик, - сказал Ульх и, кажется, заснул.
-Ты был в Баскии? – спросил Стоун.
-Не-а…
-В Баскии хороший сидр.
-В Карсе самогон лучше.
-Повторяешься. Гвардейцы не должны пить.
-Я не гвардеец. Я менестрель.
-Тогда что ты делаешь в гвардии? – спросил Стоун. Я рассказал. Стоун сказал, что Михаэлис, наверное, тоже пидорас, и мы еще выпили. Тогда я задал ему встречный вопрос.
-Я попал во дворец, - сказал Стоун и почему-то замолчал.
-А как ты прошел? – поинтересовался я.
-Попросил охранников пропустить меня.
-Че, просто попросил? И все? – поразился я, проливая самогон себе на плащ. А, плевать, не жалко! В смысле, плащ, а не самогон.
-Сказал, что мне надо в туалет, - «объяснил» Стоун. Я так и не понял, как у него получилось заморочить охранникам голову, скорее всего, они просто купились на природное Стоуновское обаяние. Тоже баск, а значит – оборотень и горячий парень, Стоун умел включать свое обаяние так же моментально, как Ульх вытаскивал из ножен свою шпагу. Если, конечно, оно ему было надо. В остальное время наш альбинос предпочитал быть просто Стоуном – вот еще, ради кого-то стараться быть милым… Пройдя охранников, Стоун побродил среди гостей, хорошенько тяпнул королевского вина, искупал слугу в фонтане, а потом действительно отправился на поиски туалета. В каком-то коридоре дорогу ему пересекла подозрительная темная личность. Баскская натура Стоуна не выдержала такого интригующего поворота событий, и парень устроил настоящую слежку. Кончившуюся тем, что он подобрал выпавшее из кармана темной личности письмо.
-А потом? – всерьез заинтересовался я.
Стоун сделал вид, что задумался. На самом деле он пытался подобрать слова, поскольку язык его уже слушался плохо.
-Меня скрутили, - наконец признался он. – Привели к какому-то типу. Отобрали письмо. Тип сказал, что я проныра и что мне надо дать подписку о неразглашении.
-А ты?
-А я писать не умею. Пришлось капнуть кровью.
-Все магические договоры… договора… подписываются кровью. Кроме тех, что заключают дроу…
-И где же ты был раньше? – осерчал Стоун.
-В Карсе, - сказал я. – Где хороший самогон.
-В Баскии… - начал Стоун и махнул рукой: - Короче, меня кинули. Сказали, им нужны такие проныры. Торчать мне теперь здесь и торчать. Аж целый год. Как в тюрьме.
-Мы и есть в тюрьме… тьфу, в каземате… тьфу, на гаупт… на вахте. Слово-то какое придумали…
-Дерьмо эта хваленая гвардия.
-Ага. Ты пьян, дружище.
-Ты тоже, дружище.
-Выпьем еще?
Стоун не стал отказываться. Мы выпили, потом выпили еще, и пили до тех пор, пока не опустела бутыль, а потом как-то внезапно уснули, совершенно не представляя, который час. Кажется, до этого мы исполняли дуэтом «Песню о Лионе», я жалел, что у меня нет скрипки, а Стоун строил гениальные планы по вливанию в рот спящего Ульха самогона. Мы даже поспорили, проснется он или нет. Но вместо этого уснули сами.
Я проснулся от нехилого удара сапогом по почкам. Утро, если это было утро, начиналось, как выражается Стоун, дерьмово. Голова раскалывалась на две враждующие половинки. Во рту образовалась какая-то пленка из слюны, но все равно зверски хотелось пить. Я с трудом разлепил опухшие веки и сонно улыбнулся:
-Привет, Рене. Ты по мне соскучился? Как это мило с твоей стороны прийти меня проведать!
Рядом протирал глаза Стоун. Выглядел он ужасно. Впрочем, Ульх вообще не мог подняться – ему, как самому непривычному к дешевому пойлу, пришлось хуже всего.
-Кажется, я знаю, кто здесь мутит воду, - зловеще протянул Рене, пристально глядя на меня, и обернулся к охраннику: – Этих по отдельным камерам, а ты можешь устроиться здесь… Самогон сам по себе по камерам не летает, верно?
-Рене, ты – сама доброта, - съязвил я, поднимаясь. Меня отвели в новую камеру – ничем не лучше и не хуже первой. Когда Рене повернулся, чтобы уходить, я быстро обнял его за шею, прижался к нему голым торсом (так, где это я уже умудрился оставить плащ?...) и вздрогнул, ощутив кожей ледяной холод кольчуги.
-Не уходи… - шепнул я на ухо «начальству». – Здесь нас никто не увидит…
Сопровождающий нас охранник изумленно похлопал глазами. Рене фыркнул и сбросил мои руки со своих плеч. Вышел подозрительно быстрым шагом. Охранник последовал за ним, пару раз обернувшись все с тем же изумленным видом.
-Ну и катись! – успел обиженно крикнуть я перед тем, как дверь захлопнулась. Поморгал на дверь, потер рукой место, куда пришелся удар сапога Рене, и уселся на соломенный тюфяк думать. После устроенного нами кутежа думалось с трудом, поэтому вскоре я просто закрыл глаза и, кажется, даже задремал. Из полубессознательного состояния меня вывел звон ключей.
-Отличный сервис в этом трактире, - фыркнул я совсем как Рене, глядя на принесенную охранником еду. Впрочем, едой это назвать было трудно. Аппетита сие варево не вызывало никакого. Проклятье! Если бы Михаэлис не вывел меня из себя… По крайней мере, кормили нас в гвардии на убой, наверное, пополняя силы после долгих и утомительных тренировок.
Сейчас передо мной стояла обычная жратва арестанта - миска с жидким супчиком, в котором плавало что-то типа лапки придушенного котом и сваренного затем крысенка, явно не успевшего достигнуть половой зрелости. А вот охранник, стороживший эту камеру, таковой достигнуть успел, хотя и совсем недавно – кажется, он был даже моложе меня, года на два… К тому же такой симпатяшка (скорей всего по причине крайней молодости), что вполне бы мог посостязаться с Рене по части сексапила. Правда, все равно бы проиграл, с эльфами в этом трудно тягаться… Кажется, он не собирался никуда уходить: стоял и разглядывал меня, как будто я диковинка какая-нибудь. Я поднял на охранника огромные голубые глаза:
-А хлеб нам полагается?...
Ни слова не говоря, гвардеец полез за пазуху и вытащил оттуда тряпичный сверток. На свет божий появились две довольно большие краюхи черного хлеба. Я схватил одну из них и впился в нее зубами, громко чавкая, поскольку плевать мне было на этикет. Это все-таки гвардия или как?... Запихав в рот последние крохи, я вновь обратил внимание на охранника. Он улыбался. У него были честные карие глаза, очаровательная улыбка и выражение лица «я-просто-хороший-парень». Словом, то, что надо.
-Ешь, на ужин принесу еще, - сказал он, не двигаясь с места.
Я кивнул с набитым ртом:
-А разве тебе не положено стоять там? – и показал головой на дверь.
-Я тебя охраняю, а где мне стоять – это мое дело, - возразил охранник.
Подкрепившись, я почувствовал прилив сил. Ну, держитесь, сейчас Джулиан начнет доказывать миру, что его лучше не трогать во избежание последствий.
-А я думал, ты охраняешь камеру от меня… - этот бред я выдал уже почти шепотом, стоя напротив охранника и почти прикасаясь к нему выступающими частями тела (но-но, без пошлостей! У меня еще и нос есть…).
-Так надежней… - пробормотал охранник, пряча глаза, но подставляя губы. Никогда не думал, что снова захочу заняться любовью в камере. В любой камере. Паренька звали Люка, он настаивал на ударении на последнем слоге имени, был чрезвычайно мил и дежурил через каждый два дня. Остальное время я тоже не унывал: Люка притащил мне пару потрепанных бульварных романчиков, а также табак и трубку, и я совершенно спокойно наслаждался отдыхом, ничуть не радуясь предстоящему возвращению в казармы, к строевой подготовке и дежурствам возле парадного входа дворца. Надо почаще попадать на гаупвахту, мне здесь начинает нравиться. В некоторых придорожных гостиницах и того хуже…
Посему я незамедлительно приступил к исполнению коварного плана под кодовым названием «Узник замка Иф». Каждый раз, когда ко мне заходил с проверкой Рене, я целенаправленно начинал хамить, пока не доводил беднягу до состояния тихого бешенства. Моментом моего торжества всякий раз была брошенная им сквозь зубы фраза: «Еще неделя гаупвахты!...», после чего я менял тактику и принимался уговаривать Рене на быстрый перепихон. Разумеется, проклятый эльф ни фига не велся, но однажды вечером, подсчитав количество дней, которые мне предстояло провести в этом милом местечке (особенно милым оно стало после того, как Люка начал таскать мне нормальную еду), я возрадовался – пара месяцев покоя мне обеспечено. Прощайте, парадная форма и начищенный меч! Да, это Михаэлис погорячился…
-
-
10.09.2006 в 22:33Я успел только спрятать книги под тюфяк и обольстительно улыбнуться. У меня было хорошее настроение – я как раз обучил Люку своей любимой, довольно хитроумной позе, и мы уже опробовали ее все на том же тюфяке. Конечно, на ванну с пеной после секса я мог не рассчитывать, но, по крайней мере, пребывал в спокойном блаженстве. Как будто все вопросы утряслись, все обиды забылись, а появление Михаэлиса – это лишь забавное происшествие, могущее только развлечь усталого путника на дороге Жизни.
Кажется, Михаэлиса несколько разочаровала моя реакция. Дроу остановился, ничего не сказав, и хищно втянул воздух тонкими ноздрями. В камере пахло потом. Я улыбнулся еще шире:
-Привет. Сегодня день посещений? А какое там, снаружи, число?
Змеиные зрачки на бордовом фоне уставились на меня. Михаэлис ответил вполне серьезно:
-Тринадцатое.
-А, так вот почему ты здесь! – «догадался» я. – Ну что же, валяй.
С этими словами я протянул ему обе руки ладонями вверх. Михаэлис внимательно посмотрел на мои не сильно чистые ладони. Потом перевел взгляд на шею, где виднелись свежие следы засосов. Рене, вошедший за Михаэлисом, посмотрел туда же. Почему-то я смутился. А когда я смущаюсь, я начинаю наглеть еще больше.
-Откуда у тебя это? – негромко спросил Михаэлис. Не то имея в виду засосы, не то – поджившую царапину, оставленную на моей щеке перстнем Рене, не то все еще заметные ранки на губах.
-Порезался, когда брился, - огрызнулся я. – Так что, руки при нем ломать будешь?...
-Я, пожалуй, вас покину, - решил Рене и действительно вышел, фиг знает, что обо всем этом подумав. Только тогда Михаэлис шагнул ко мне. Мое сердце испуганно дернулось, но я сжал зубы и заставил себя поднять голову. Дроу стоял совсем рядом и разглядывал меня все с тем же непонятным интересом, что и раньше.
-Ты вообще не можешь не нарываться на неприятности? – неожиданно спросил он. – Только и умеешь, что пить и…Ты меня понял.
-А тебе-то что? – я уселся на тюфяк, подтянул ноги к животу и обхватил руками. – Если не собираешься ничего мне ломать, уходи. Не порть такой славный денек, хоть и тринадцатое число.
-Я еще не договорил, - заметил Михаэлис. Он огляделся с брезгливым выражением на лице. Впрочем, оно у него почти всегда брезгливое, а еще презрительно–высокомерное, как будто он увидел какую–то гадость или какой-то самоубийца сделал ему неприличное предложение.
-Так значит, тебе здесь нравиться? – хм, а дроу оказался понятливей некоторых.
-Как сказать? – я усмехнулся. – Больше, чем все остальное.
-Почему? – спросил Михаэлис.
Мне бы, конечно, задуматься о последствиях, к которым может привести мой ответ… Но я был несколько выведен из строя сперва сексом, потом неожиданным визитом, и ответил честно:
-Скучно.
-Что именно?
-Все скучно, - объяснил я. – Служить – скучно. Подчиняться Рене – скучно. Учиться фехтовать – скучно. Не поверишь, я даже тебе рад – все разнообразие… Хотя нет, ты тоже какой-то скучный.
Михаэлис протянул ко мне руку, но передумал и убрал ее обратно. Снова огляделся. Задумался.
-Ладно. Если тебе нравиться, сиди здесь, - сказал он. – В любом случае, скоро тебе не будет скучно.
Я вздохнул с облегчением – кажется, сегодня ничего особенного не случится. Я был морально не готов к продолжению истории с рукоприкладством. Понимаю, что он бы меня и вылечил, а боль можно потерпеть, но все же… если честно, больше всего мне хотелось растянуться на тюфяке и подремать часик-другой, а еще лучше, чтобы рядом было чье-нибудь теплое тело, к которому можно было бы прижаться. Например, тренированное, радующее глаз строгостью пропорций тело Рене… или по-мальчишечьи гибкое, длинноногое – Люки… стройное, аристократически изящное – Коэля… Я скосил глаза на дроу. Ха, а у Михаэлиса, оказывается, тело не хуже – хоть и сухощавое, но широкоплечее, жилистое и явно обладающее большой физической силой и выносливостью. Наверное, под одеждой оно представляет из себя плотно пригнанные друг к другу кости и мускулы, и ничего лишнего. Ничего себе такое тело. Жаль, хозяин – мудак…
Тут я заметил, что Михаэлис снова вперил в меня свои гляделки хладнокровной твари.
-Изучаешь? – поинтересовался я, когда мне надоело молчание.
-Ну, - неопределенно выразился дроу.
-И как результаты? На что я похож?
-Ты похож на невоспитанное ничтожество, - ответил дроу и вышел, опять забыв попрощаться. Впрочем, я воспользовался случаем, чтобы крикнуть ему вслед:
-До встречи, сладенький, - как-нибудь в пятницу тринадцатого!…
Странно, но он даже не вернулся, чтобы убить меня на месте. Зато вернулся Люка – он с неожиданной силой прижал меня к тюфяку и нервно спросил, какого черта этот тип от меня хотел. Я осторожно (а он, кажется, ревнует, надо быть аккуратней) объяснил, что это всего лишь один из моих покровителей. Что такое покровители – Люка, видимо, знал. Огонек ревности сменился в честных глазах виноватым выражением. Парень сделал все, чтобы загладить свою вину. Потом он остался у меня в камере, благо уже стояла глубокая ночь, и никто особенно не стремился проверить заключенных на гауптвахте арестантов. Мы лежали рядом, я лениво гладил Люку по спине и жевал принесенный им пирог с вишней. Внезапно меня озарило. Иногда со мной такое случается.
-Слушай, сладкий мой, а кто печет такие обалденные пироги? – закинул я удочку.
-Моя мама, - Люка вытянулся на тюфяке. Я принялся водить пальцем вверх-вниз по его позвоночнику (спасибо Коэлю, вообще-то, он оказывает исключительно разлагающее влияние на неокрепшую психику окружающих, но, по крайней мере, к нежностям после секса он меня приучил):
-Значит, ты живешь с мамой?
-Ну да, - сказал Люка.
-Значит, гвардейцам можно жить не в казармах, а в городе?
-Ну да. Ты этого не знал?
-Нет, но теперь буду знать, - ответил я и поцеловал соленую от пота спину, потом еще поцеловал, и еще, постепенно перемещаясь вниз, ближе к ягодицам. От этого увлекательного занятия меня оторвало… вернее, я был оторван болезненным ударом – и опять по моим несчастным почкам.
-Рене, с-с-с-скотина…- прошипел я, сгибаясь почти пополам.
Я услышал вскрик Люки – ему тоже досталась своя порция пинков. Взбешенный Рене возвышался над нами, как статуя королевы Элоизы – над Королевской площадью.
-Это уже слишком! – сдавленным от ярости голосом сказал он. – Джулиан, что мне надо сделать, чтобы ты перестал действовать мне на нервы?...
-Посоветуйся с Михаэлисом, он даст тебе пару мудрых советов, - ехидно предложил я, одеваясь. – А еще лучше – трахни меня сам… ты же начальник, или как?
В ответ Рене влепил мне пощечину. Очередную. Теперь на моей щеке было две царапины. Ладно. Бьет – значит, любит, так, что ли?... Я вредно ухмыльнулся:
-Что-то эльфы слишком много себе позволяют. Знаешь, а мне уже надоедает, что меня бьют по поводу и без повода… Хотя, надо признать, что чаще, конечно, по поводу…
Внезапно взгляд Рене потускнел и стал очень усталым. У меня екнуло где-то под сердцем – надо же, до чего я… мы все его довели! Эльф вздохнул, глядя на меня и на охранника, торопливо застегивающего ремень.
-Люка, иди спать, завтра придешь ко мне и чтоб придумал какое-нибудь объяснение. Только не говори, что он тебя соблазнил, это я и так знаю. Лучше соври что-нибудь умное – например, про временное помрачнение рассудка, - сказал Рене хмуро. – Джулиан, за мной.
-Слушаюсь, мой командир! – я подмигнул растерянному охраннику и направился вслед за Рене к двери.
Мы вышли на улицу. Стояла теплая погода, но темное небо было сплошь покрыто точечным узором звезд, напоминающим узелки хитрой паутины. От ночного свежего воздуха у меня закружилась голова. Неудивительно, если вспомнить, какую фигову уймищу времени я провел взаперти, пусть и со всеми удобствами. Меня пошатнуло, и я был вынужден прислониться к стене, чтобы не упасть. Каменная стена оказалась, как и следовало ожидать, весьма холодной, я прижался у ней щекой и почему-то на мои глаза навернулись слезы. Слезы, которые никогда не наворачиваются, если случается что-нибудь плохое (потому что плакать бывает некогда – приходится придумывать, что делать дальше), но почему-то всегда появляются, когда я вспоминаю, как все-таки это хорошо – просто жить…
Сильные руки в кожаных перчатках обвили мою талию. Рене грустно усмехнулся – прежде чем поцеловать меня. Это был очень короткий, очень странный, напоминающий пугливого зверька, готового в любой момент спрятаться в норку, но самый настоящий поцелуй. Первый добровольный поцелуй Рене. Потом он снова изобразил строгую физиономию. Я хлюпнул носом от избытка чувств.
-Может, тебя в самом деле трахнуть… чтобы, наконец, успокоился? Не хватало только, чтобы из-за тебя у нашей роты были неприятности, – полузадумчиво, полунасмешливо спросил Рене. Я поморгал ресницами, смахивая соленую влагу:
-Смотри, обещал…
Рене фыркнул. Из чего я сделал вывод, что момент размягчения мозгов прошел, и это обещание – не из тех, что Рене будет когда-либо выполнять.
-А что ты сделаешь с Люкой?
-Думаю, напишу докладную… совру что-нибудь, и его переведут в другой отряд, где тебя не будет. Нечего ребенка всякому учить… Ты имеешь что-то против?
-Да нет… - я пожал плечами. – Жаль терять любовника… ты же не собираешься занять его место… или все-таки собираешься? Имей в виду, есть вакансия. Возьму даже без рекомендаций.
-Идем уж, извращенец… - Рене помог мне оторваться от стенки и до самой двери нашей казармы мы шли, обнявшись, как два хороших приятеля.
А на следующее утро я узнал, что сегодня мне, Ульху и Стоуну не нужно идти на строевую подготовку, потому что наша маленькая рота выезжает в Мадену на какое-то особое задание.
Интересно, не это ли имел в виду Михаэлис, когда говорил, что скоро мне не будет скучно в королевской гвардии?....
-
-
10.09.2006 в 22:34ИЩИТЕ ЖЕНЩИНУ.
Дорога.
-И все-таки, почему Мадена? – мрачно спросил Стоун.
И все-таки, не я задал этот вопрос первым. Мне всегда везет. Вернее, почти везет – мы плыли в Мадену, а я что-то не припомню, чтобы мне там были очень рады, когда я уезжал. Скажем так, на глаза представителей эльфийской общины мне лучше не попадаться во избежание хронических заболеваний: переломов, вывихов и других травм разной степени тяжести … Только не спрашивайте, что я там-то натворил. Просто поверьте мне на слово, я здорово рисковал, отправляясь на это задание.
Риск наполняет мою жизнь необыкновенным смыслом. Должно быть, мама и остальные были правы – я авантюрист до мозга костей… Что ж, это только один из многих моих недостатков, впрочем, прекрасно окупающихся моей гениальностью.
Перо и чернила я всегда ношу с собой. На всякий случай. С тех самых пор, как удрал из дома в четырнадцать лет, решив во что бы то ни стало посмотреть мир и сказать про него все, что я о нем думаю, причем в стихах. С тех пор прошло уже три года, а ничего особо выдающегося я так и не сделал, но – как же славно проводил деньки! В лицо всегда дул ласковый ветер удачи, глаза горели шальным азартом, организм выдерживал любые смеси алкогольного порядка, и рядом всегда находился кто-то, кто мог рассказать пару интересных историй. Все было впереди, я был почти счастлив и доволен жизнью…
Пока не встретил Михаэлиса и Рене.
А теперь я стоял на палубе корабля, направляющегося в Мадену, не испытывал ничего из того, чем страдал бедняга Ульх (у парня весь месяц плавания были кошмарные приступы морской болезни), и мучительно размышлял, что же мне делать с этим упертым эльфом. Поясняю: обычно я не пристаю к натуралам, разве что ради смеха, но здесь – о, здесь был иной случай. Судя по поцелуям и взглядам, Рене – далеко не натурал. Судя по поведению – он и сам толком этого не знает. С такой ситуацией я сталкивался впервые и не очень-то знал, что мне делать. Поймите меня правильно, не то чтобы я покончил с собой, если бы не переспал хоть раз с Рене, но я уже чувствовал себя по уши влюбленным и чем дальше от цели, тем больше я хотел заполучить Рене в свои жаркие объятия… хотя бы на одну ночь. Я начинал думать об этом, стоило мне только посмотреть на эти строгие глаза и на влажные, совсем не строгие губы, на это гибкое тело, готовое в любой момент броситься в бой и победить, если, конечно, победа не будет заключаться в поражении… Одним словом, Рене был просто великолепен, так же, как и неприступен. Осажденная крепость и не думала сдаваться. Более того, на все мои попытки Рене отвечал таким спокойным равнодушием, что меня порой захлестывала волна самого настоящего отчаяния – типа, кто я такой, чтобы нравиться этому обалденно красивому существу?
Пока я ломал себе мозги над этой проблемой, попутно продувая Стоуну в карты свою последнюю зарплату рядового – мы играли на перевернутом бочонке на палубе, а ветер беспощадно путал наши волосы, и было жарко, и зеленовато-синее море было зыбким и ненадежным, - тем временем Рене беседовал о чем-то с капитаном в его каюте. Когда он показался на палубе, я вскочил с радостным воплем:
-Сладкий мой, ты вернулся?... А ну не трожь, придурок!...
Последнее относилось к Стоуну, который решил воспользоваться моментом и вытащить из колоды пару козырей. В ответ Стоун изобразил оскал, достойный жителя солнечной пиратской Тортуги, пожал плечами и решительно смешал карты в кучу.
-Мне надоело, - объяснил он. - С тобой играть неинтересно, все время проигрываешь… Ты полукровка-неудачник. Прими как факт.
-А ты – наглый баскский шулер, - мстительно сказал я и повернулся к Рене: - Зайчик, чего ты так долго?...
-Я не… впрочем, проехали, - Рене решил не устраивать разборок и вместо этого небрежно прислонился к борту. Ветер зарылся в ворох его волос, а солнце сделало их еще более золотистыми и наложило золотистые же блики на бледную эльфийскую кожу, как художник – мазки на холст. Сладкий зайчик Рене… Да если б в нашем лесу все зайчики были такими, то волки бы перевелись…
Наверное, вид у меня был донельзя мечтательный, потому что на губах хитреца Рене заиграла усмешка. Он неторопливо пригладил развевающиеся пряди и сказал:
-Уже скоро.
-Еще долго, - ответил Стоун.
-Чего «еще долго»? – обалдело спросил Рене. Стоун пожал плечами:
-А чего «уже скоро»? Ты можешь разговаривать нормально?
-А-а-а… Короче, мы прибываем вечером. Так понятнее?
Я закрыл рот, пытаясь оторвать взгляд от собственного ротного. Помотал головой.
-К-куда прибываем?...
-В Мадену, идиот! – рявкнул Рене, теряя терпение. – Мы прибываем в Мадену! Потому что мы туда плыли с самого начала! По морю! На корабле! Целый месяц! Еще дурацкие вопросы у кого-нибудь будут?
И вот тут Стоун мрачно спросил:
- И все-таки, почему Мадена?
Странно, но почему-то никто так и не спросил Рене об этом в течение всего плавания. Ульху было не до этого – морская болезнь начисто отбивает желание интересоваться окружающим миром. Стоуну было наплевать. А я молчал потому, что не хотел вестись на деланную загадочность Рене. Проклятый эльф специально мурыжил нам мозги, я был в этом уверен. Строил из себя командира. А раз так, то пусть себе молчит, если ему нравиться… Так что мне повезло, что Стоун спросил первым. Наверное, заядлому приключенцу Стоуну впервые пришло в голову, что неплохо бы знать цель нашего путешествия.
-Объясняю, - Рене сразу принял деловитый вид, подвинул к себе бочонок и уселся, звякнув мечом. – Мы едем туда с… ну, можно назвать это миссией. Словом, нам нужно найти одного человека.
-А он симпатичный? – с надеждой спросил я, перемещаясь ближе к объекту своих эротических грез.
-Это девушка, - ехидным донельзя тоном ответил Рене. Я вздохнул:
-Жалко… - и положил голову на колени Рене. Мой зайчик даже не дернулся – наверное, ему показалось глупым убивать меня на глазах у десятка-другого матросни. Поэтому он спокойно продолжил:
-Ее зовут Лора Сакетти.
-Погоди-ка… это же фамилия одного из богатых купеческих домов Лиона? Она что, дочь Джованни Сакетти? – заинтересовался Стоун и почесал в ухе острым ногтем мизинца. Я поморщился:
-Ты отвратителен. Прими как факт.
-Ну да, - кивнул Рене. – Она самая. И папочка очень беспокоиться, потому как его блудное чадо месяц назад слиняло из дома.
-Молодец, девочка! – одобрительно сказал я. – Небось, даже записки не оставила?
-Как ты угадал? – Рене машинально погладил меня по волосам, опомнился и отдернул руку. Посмотрел на нее с недоумением. Мне стало смешно:
-Так все делают… если, конечно, не собираются вернуться.
-А, ну да… - Рене откинулся назад и оперся локтями о борт, подставив лицо ветру. – Короче, известно, что она уплыла в Мадену на предыдущем корабле. Мы отстаем от нее всего на три дня.
-А чего это она в Мадену подалась? – недоверчиво прищурился Стоун.
-Скорее всего, потому что их семья корнями оттуда, - пожал плечами Рене.
-За три дня можно много чего наворотить, - сказал я, а Стоун уточнил:
-Одна?
-Чего? – не врубился Рене и посмотрел на него. Я понял, что месячное пребывание в открытом море сильно повлияло на умственные способности всех нас. И даже порадовался: я-то уж решил, что один торможу. Стоун закатил глаза к небу и повторил:
-Она сбежала одна или с каким-нибудь красавчиком?
-С красавчиком, конечно, - согласился Рене. Я даже взвизгнул от восторга:
-Ой, какая прелесть! Обожаю любовные истории…
-Особенно те, что с плохим концом… - задумчиво продолжил Рене.
-П-почему обязательно с плохим? – похлопал ресницами я.
-Потому что наша задача – отыскать беглую жертву заезжего ловеласа и вернуть ее в объятия семьи, - догадался Стоун. Я снова забеспокоился: кажется, все-таки торможу здесь только я.
-Именно. Дело усложняется тем, что мы не знаем ни имени, ни точного описания этого парня, - Рене со вкусом потянулся и зевнул. – Стоун, сгоняй, глянь, чего там с Ульхом…
-А чего с ним может быть? – удивился Стоун. – Лежит себе и тихонечко блюет… а может, уже лежит и тихонечко остывает…
-Это приказ! – повысил голос ротный. Стоун пожал плечами:
-Ну так бы и говорил, чего орать-то…
-И если ему плохо, то помоги, - добавил Рене.
-Добить, что ли? – язвительно уточнил Стоун. Поднялся, отряхнулся и пошел по направлению к каютам. Я проводил взглядом невысокую кряжистую фигуру в мокрой от пота рубахе (это только маньяк Рене может ходить в кольчуге в такую жару) и закрыл глаза, ощутив прикосновение к своим волосам чьей-то руки.
Рука очень осторожно и как-то неуверенно погладила меня по голове.
-Послушай, мучение мое, ты не мог бы больше не… - начал Рене, но я только сонно отмахнулся:
-Молчи лучше… тебе ведь и самому нравиться…
Видимо, я попал в точку, потому что Рене опять не стал ничего со мной делать: ни бить, ни ругать, ни прогонять. Он действительно замолчал и продолжал гладить меня по волосам. Так, как гладят умильных маленьких котят с едва прорезавшимися глазками и морковными хвостиками. Я и чувствовал себя котенком, довольным, сытым, свернувшимся клубком в надежных руках и точно знающим, что вот теперь-то его уже точно никто больше не обидит…
Мы молча сидели на палубе корабля, направляющегося в Мадену, солнце щедро поливало нас горячими брызгами живого золота, а в воздухе пахло не то любовью, не то приключениями…
-
-
10.09.2006 в 22:36Мадена встретила нас суетой, пахучими лаврами, колоннами, треугольными фронтонами и прочей классической фигней, ласточками и бесчисленными торговцами, даже в порту. И еще жарой, от которой не спасало даже наличие моря, а стало быть, «морской прохлады». Мы остановились в какой-то гостинице вблизи порта, окна которой выходили на оливковую рощу. Рене дал команду идти в форме – вдруг понадобиться посещать разные официальные места в качестве представителей другого государства, но потом все-таки позволил остаться в тонких кольчугах и форменных плащах, перетянутых ремнем с большой круглой блямбой. Облегчив таким образом свое существование, мы вышли на улицу.
-Круто, - сказал Стоун, срывая абрикос с растущего прямо посреди улицы дерева. – Ульх, будешь?
Все еще бледный оборотень судорожно сглотнул и покачал головой. Стоун пожал плечами, запихал фрукт в рот целиком, подумал, снял шлем и принялся методично обчищать дерево.
Рене задумчиво следил за его манипуляциями, а потом брякнул:
-У нас есть пять дней.
-Это еще почему? – удивился Стоун, даже забыв про абрикосы. – Как за пять дней можно найти незнакомую девушку в незнакомом городе?
-У меня есть ее миниатюра, так что мы знаем, как она выглядит, - заявил Рене. – Я договорился с капитаном «Бонавентуры», что мы отплывем с ними обратно. То есть через пять дней. Других кораблей в нашу сторону в ближайшее время не предвидится. Почему-то. Даже странно, вроде крупный порт…
-Договорился он… И че будем делать?
-Ну, во-первых, перестанем пялиться на парней в обтягивающих штанах… Джули, я тебе говорю!
-А? – я обернулся к Рене и похлопал глазками. – Ревнуешь, сладенький?...
Стоун смачно сплюнул на замощенную булыжником мостовую и вернулся к своим баранам… то есть абрикосам.
-А во-вторых… - Рене задумался. – Ну, даже не знаю, с чего начать… сейчас чего-нибудь придумаю.
-А раньше не мог? – резонно спросил Стоун. – Мы же целый месяц плыли. Или ваши пьянки с капитаном так подействовали тебе на мозги?
-Я решил действовать сообразно обстановке, - гневно зыркнул на него ротный. Я усмехнулся – наш зайчик Рене ох как не любит расписываться в собственных слабостях!
-Вот и действуй… - нетактично заржал альбинос. – Обстановка налицо - иди туда, не знаю куда, принеси то, не знаю что… Командуй на здоровье.
Рене насупился.
-Нам, наверное, стоит сходить в полицию? - пожалел я нашего командира.
-Сразу сдаться? – фыркнул Стоун. – Может, хоть немного подергаемся?
-Или в больницы, – снова попытался подумать я, а Стоун оскалился:
-Или в морг…
-Или в храм Элайджи, - добавил Ульх так тихо, что мы не сразу сообразили, что хоть один из нас не потерял способности ясно мыслить. А когда сообразили, то хором восхитились Ульховской гениальностью.
-Точно! – заулыбался я. – Если они сбежали из дома, то, скорее всего, ради того, чтобы обвенчаться. Я же говорил, что это – любовная история…!
-Логично, - с серьезным видом кивнул Рене. – А обвенчать их могли только в храме Верховной матери-богини.
-Вот папочка порадуется… - мечтательно протянул Стоун и хлопнул пошатнувшегося Ульха по плечу. – Круто! Молодец, дружище! Ну что, идем в храм? А нас без невесты пустят? А то мы могли бы Джули замаскировать…
-Еще чего! – окрысился я.
-А что? Тебе пошло бы свадебное платье. Ты же носишь шелковые чулки… Слушай, а может, ты и ноги бреешь?
-А тебе пошел бы кляп!
-Ты правда носишь чулки? – уставился на меня Рене. Я даже покраснел:
-Ну…
-Так ведь мозоли же, - не унимался Рене, изумленно разглядывая меня бутылочно-зелеными глазами.
-Просто я не люблю портянки, - вздохнул я, впадая в тоску при мысли о том, сколько чулок я уже перепортил, будучи вынужден носить форменные сапоги. Это даже хуже, чем воспоминание о том, как я хромал по плацу, героически терпя муки во имя красоты и принципов. Хотя – какая красота с намозоленными, да к тому же все равно пахнущими ногами? Значит, остаются только принципы… Еще минус один балл не в пользу Михаэлиса.
-Просто ты пидорас, - вредно сказал Стоун, а Рене неожиданно встал на мою сторону и заявил, что не потерпит оскорблений одним членом команды другого в его присутствии. На что Стоун спросил, можно ли ему называть меня пидорасом в его отсутствии, а я заявил, что не являюсь пидорасом, а являюсь геем, и что между двумя этими понятиями – офигенная разница, Стоун спросил, какая именно, а то он что-то ее не видит, а я ответил…
Мило переругиваясь, мы продирались через толпу расфуфыренных маденовских дамочек, их не менее разряженных, надушенных и даже накрашенных кавалеров, проституток, жрецов самых разных храмов в разноцветных хламидах, почтенных отцов семейств и их невоспитанных толстеньких деток в сопровождении сотни-другой нянек на каждого, торговцев с переносными лотками и стражников в сверкающих на солнце кольчугах. Кажется, в этом городе все предпочитали ходить пешком, хотя пару раз нас чуть не сбила карета, а один раз – переносимый четырьмя здоровыми бугаями палантин. И над всем этим безобразием шумел листвой лавр, созревали абрикосы, вились ласточки и торчали крыши храмов и богатых палаццо.
-Дурдом какой-то… - выразил наше общее мнение Стоун. Я стянул у него из шлема абрикос, Ульх вытер лоб белоснежным батистовым платочком, Рене вздохнул и подошел к какому-то прохожему спросить дорогу, я успел основательно подзабыть город... Хорошо еще, что и я, и Рене вполне владели маденским языком… Ну, я-то понятно почему, в конце концов, я прожил здесь три лучших года своей жизни, а вот откуда его знает Рене – боюсь, это еще одна закрытая страница его темного прошлого.
Спросить я не успел, потому что мы как раз вышли к храму Элайджи, богини жизни, весны и материнства. Слава Богам, храм располагался не на главной улице, а в тихом местечке и был окружен лавровой рощицей. Рене велел нам подождать в сторонке, а сам вошел в храм. Мы с облегчением плюхнулись на ароматную свежую травку. Стоун сорвал травинку и сунул ее кончик в рот. Я вытянул уставшие ноги – мы проходили всего два часа, но казалось, что путешествие через город заняло целую вечность. Должно быть, из-за постоянного шума (ох уж эти темноморцы с их буйным темпераментом!) и жары, от которых отказывались соображать даже остатки мозгов. Я уже отвык от шумного течения жизни узких закоулков Мадены, где все почему-то кричат и размахивают руками, в Лионе все же поспокойнее и поцивилизованнее, хоть он и больше. А ведь когда-то – когда-то мне все это нравилось… «Взрослеешь, Джулиан» - сказал я себе и сам рассмеялся над нелепостью этой фразы. А потом просто продолжил смеяться, с наслаждением валяясь на травке. Ржал, наверное, минут десять. Ульх как-то странно посмотрел на меня, а Стоун в открытую покрутил у виска пальцем.
-У нас завелись пидорасы со странностями… - сказал он.
-Я менестрель, мне можно… со странностями…- я всхлипнул от смеха еще пару раз, затих и мы все принялись разглядывать снующих мимо нас жрецов в светло-зеленых хламидах, щедро украшенных бордовыми символами. Некоторые жрецы были молоденькими и очень даже симпатичными.
-Интересно, а что они носят под хламидками?... – всерьез задумался я.
Стоун почесал в затылке:
-И в самом деле… Щас узнаем…
-Не надо! – пискнул Ульх, но Стоун уже начал подниматься. Мы неминуемо огребли бы неприятностей, но нас спасло появление начальства. Рене подошел к нам с высокомерным видом и объявил:
-Я все узнал. Лора Сакетти обвенчалась здесь два дня назад, вечером, с неким молодым человеком по имени Луиджи Браччолини…
-Любовная история, факт, - подвел итог я.
-… а потом, при выходе из церкви пырнула его ножом, - закончил Рене и растерянно посмотрел на нас. Мы посмотрели на него – не менее растерянно.
-Ну ни хрена себе… - первым очнулся Стоун.
-А-а… почему? – я вышел из ступора и понял, что как гениальный поэт просто обязан узнать подоплеку этой загадочной истории. А потом накропать по этому поводу какой-нибудь стишок… даже два.
-И где они теперь? Ну, Лора и этот… как его… Луиджи? – вот так сразу, без подготовки перешел к практическим моментам Ульх. Рене пожал плечами:
-А вот это нам и надо узнать. И осталось у нас на это ровно четыре с половиной дня.
Мы переглянулись, и Стоун вздохнул:
-Значит, все-таки, полиция… Ох, как я это дело не люблю!...
-А кто их любит? – резонно заметил я, и мы пошли в полицию, благо я отлично представлял, где это находится. В конце концов, трудно прожить в Мадене три года и ни разу не столкнуться с этими вездесущими стражами порядка… особенно если вести такой образ жизни, как я.
-
-
10.09.2006 в 23:09-А мы что будем делать?
-Пойдем поедим, - брякнул Рене.
-Зайчик, это свидание? Неужели у меня есть шанс?... – «изумился» я. – Знаешь, для меня это та-акая неожиданность!…
-Придурок, - вынес вердикт Рене. – Мне нужно кое с кем поговорить. А ты нужен для декорации. Так что, будь добр, веди себя соответствующе. Тебе ясно?
-Ясно. Для тебя я готов на что угодно. Даже побыть этакой миленькой маленькой декорацией… - Рене злобно покосился в мою сторону, на всякий случай я закрыл рот, и мы пошли в искомый трактир. Заказали виноградного вина, пиццу с оливками, желе из карамболы и какие-то особенные местные пирожные под названием «Пища Богов», а заодно еще кучу всякой вкуснятины на деньги, выданные квартирмейстером королевской гвардии, и вскоре я пришел в абсолютно благодушное настроение. Рене жевал свою пиццу молча, без особого аппетита, с нетерпением поглядывая на дверь. Наконец в трактир вошли те, кого он ждал. И самое удивительное, я этих двоих тоже прекрасно знал. Хотя это только я порой могу удивляться элементарным вещам: если поразмыслить, с точки зрения элементарной логики, к кому, кроме представителей местной общины брауни, Рене еще мог обратиться в незнакомом городе, если он сам – лесной эльф? Мне еще повезло, что это были именно эти два персонажа, а не кто-нибудь еще. Уж с ними-то мы найдем… хм… общий язык…
-Боги, какие эльфы! – Мэйлон был в своем репертуаре. В светло-сиреневой рубахе и облегающем парчовом кафтане с короткими, до локтей рукавами он смотрелся просто обалденно. У меня сладко заныло где-то внизу живота - таким неприкрыто сладострастным взглядом одарил меня мой старый знакомый. Выглядел он, для справки, в точности, как большинство лесных эльфов, то бишь был не слишком высоким, но красивым, стройным, длинноволосым блондином с правильными чертами лица и яркими голубыми глазами.
– Райнем… и Джули?! И оба в лионской гвардейской форме? Куда катится мир?... – покачал головой Мэй. – И что это значит?
Из-за спины Мэйлона мне улыбнулся его брат-близнец Аранже. Его рубаха из тонкого сукна была светло-зеленой, шнуровка кафтана – небрежно распущенной, а взгляд, брошенный в мою сторону - не менее сладострастным, чем у Мэя. Я незаметно опустил руку на свое бедро, ближе к ширинке – просто проверить. Тело отозвалось радостной дрожью. Я был готов к каким угодно подвигам. Хм-м… а старые времена, оказывается, не забываются...
-Как вы, наверное, заметили, мы служим в гвардии Элоизы Лионской, - сухо ответил Рене, бросив на меня яростный взгляд. Неужели дошло? Вообще-то, мне было сугубо оранжево, я во все глаза разглядывал братьев, которых не видел уже около года и которые за это время ничуть не стали хуже…. по крайней мере, внешне. Близнецы тоже поглядывали в мою сторону, но обращались преимущественно к Рене, с ходу распознав в нем командира.
-Даже так? Ну тогда… Чем мы можем помочь? – сразу перешел к делу Мэйлон, а Аранже продолжал молча улыбаться мне своей особенной, манящей улыбкой, которую, наверное, никогда не видел его папочка. К слову, известный меценат, выдающийся представитель эльфийской общины, на деньги которого я благополучно прожил в Мадене аж целых три года. Пока не решил, что с меня хватит этого лицемерия – когда декларируют одно, а на самом деле все совершенно по-другому… Судя по цветущему виду близнецов, я здорово тогда погорячился. Конечно, нынешние брауни далеки от эпического идеального образца, но это еще не значит, что об этом надо кричать на весь свет.
Какой я иногда бываю умный, просто обалдеть! Жаль только, что редко и преимущественно когда голодный, а денег нет…
Тем временем Рене кратко ввел Мэйлона и Аранже в курс дела. Суть его просьбы заключалась в выяснении исторической судьбы фамилий Сакетти и Браччолини. Обе семьи проживали в Лионе, но, судя по фамилиям и добытой нашим доблестным ротным информации, искать их корни следовало именно здесь. Пока Рене с Мэйлоном разговаривали, моя нога уже путешествовала под столом по ноге Аранже, а эльф тихонько вздыхал и облизывался.
-Хорошо, сделаем все, что сможем, - Мэйлон пожал плечами. В этой парочке он всегда лидировал, сколько я этих двоих помню. – Но с одним условием.
-Это с каким? – насторожился Рене.
-Ты не против оставить нам его… на ночь? – выразившись довольно откровенно (вы не находите?), Мэйлон кивнул в мою сторону. Рене поглядел на меня – довольно хмуро, насколько я мог судить. Должно быть, это не вполне совмещалось с его представлениями о том, чем должны заниматься гвардейцы во время выполнения особых заданий. Но у меня были свои собственные представления, плюс от воспоминаний уже понемногу ехала крыша, поэтому я только заискивающе улыбнулся командиру и пожал плечами.
Рене фыркнул.
-Ну, раз он вам нужен, забирайте, - спокойно сказал он и поднялся. – Если что-нибудь узнаете, дадите мне знать, хорошо? Джули, жду тебя утром в гостинице. Мэйлон, Аранже… было приятно увидится.
Названные двое одновременно кивнули и остались сидеть. Я тоже, уже предвкушая обалденную ночь в компании двух обалденно красивых молоденьких эльфов, к тому же, моих давних любовников (о том, что Рене согласился оставить меня им как условие сделки, я решил подумать позже). Мы с Аранже улыбнулись друг другу, эльф неожиданно поднялся, пересел ближе ко мне и накрыл мои губы своими, мягкими и горячими. Рене скептически кашлянул где-то рядом. Краем меркнущего сознания я уловил последние слова Мэйлона, обращенные к моему начальству:
-Отец сказал, Фрэйлиль интересовалась, как ты устроился…
-Если будете дома - передайте ей, что все отлично, - от тембра голоса Рене могли бы обледенеть стены, если бы мы с Аранже не растопили их своей страстью. Я даже не заметил, как мой командир покинул нас. Наконец Аранже оторвался от моих губ и сдавленно сказал:
-Мэй, номер…
-Уже заплатил, - кивнул его брат, жадно глядя на нас двоих. Аранже легко поднял меня на руки и понес по лестнице, периодически целуя мои волосы, губы, лоб – словом все, до чего дотягивался. Рядом шагал Мэйлон и, судя по всему, рука, поглаживающая мое бедро, принадлежала именно ему.
-Ты и правда служишь в королевской гвардии? – Мэйлон от души рассмеялся: – Представляю… Должно быть, уже всех более-менее симпатичных гвардейцев попользовал…
-Ну, не всех, - скромно улыбнулся я. – Рене… Райнем еще держится…
-И не надейся, - предупредил Аранже. – У него… сделай так еще раз… у него есть Фрейлиль, и, поверь мне, ты в пролете. Она – настоящая красавица и воспитание тоже… Хотя у тебя – одна из самых смазливых мордашек в мире. Такие славные глазки… губки… и попка чудо как хороша. Ну-ка, дай взглянуть… Боги, как же я тебя хочу!...
-Мур-р-р… - протянул я, расстегивая на ходу рубаху эльфа и щекоча набухший сосок языком. Потом слегка прикусил его острыми зубками. Аранже томно вздохнул, прижал меня к груди так, что мне стало трудно дышать, и ускорил шаги.
-И зачем ты только выкинул эту штуку с памфлетом? Без тебя здесь стало скучно. Ни вечеринок, ни развлечений, ни переодеваний, ни выпить, ни погулять, ни любовью позаниматься. Никто не шутит, в тусовке все какие-то вареные, а папочка все время кричит, что мы должны повзрослеть, достал уже вконец! Повзрослеть, ха! Я вчера даже решил попроситься обратно в факторию, все равно скоро от скуки загнусь, - жаловался Мэйлон, с пинка ноги распахивая дверь в номер. – А сегодня, представляешь, зашел в трактир, сел за стол, и тут подходит ко мне одна из этих раскрашенных малявок и говорит: «Дяденька, не хотите?...». Это я-то дяденька?!... Да мне еще сотни нет! И никакого желания «взрослеть» тоже.
-У тебя и не получиться… - заметил я. Меня положили на кровать и без промедления принялись раздевать. Вас когда-нибудь ласкали четыре умелые руки сразу? Поверьте, это стоит того, чтобы завтра весь день слушать насмешки Рене... Я только ахал, принимая ласки и пытаясь сохранять хоть какие-то остатки рассудка:
-Фрейлиль… кто она?...
-Ты не в курсе? Возлюбленная Райнема. Да, еще немного, - Мэйлон тяжело задышал. - Ты готов?...Отлично… вот так… Видишь ли, она – дочь экселенса клана Совы.
-Ну и?… - хрипло спросил я, на секунду отрывая влажные губы от члена стоящего рядом с кроватью Аранже, в то время как Мэйлон с другой стороны кровати, обхватив мои бедра руками, двигался внутри меня плавными медленными толчками. Он никогда не любил торопиться, этот славный эльфийский парень… и честное слово, сейчас эта его черта оказалась как нельзя более кстати.
-
-
10.09.2006 в 23:11-Угу…м-м-м… так что там… м-м-м… насчет Рене… ох… если он?...
-Если он станет дворянином. Прогнись еще немного. Да, вот так. То есть получит человеческий титул. Хоть какой-нибудь титул. Кажется, я уже почти…
-…м-м-м… о… да-а-а-а… Мэй, сладкий, это было здорово. Эри, твоя очередь…ах…не останавливайся, Эри, только не останавливайся…
-И тогда Рене отправился получать свой титул в Лион, - сказал голос Мэйлона, уже более спокойный и даже почти отдышавшийся. Меня подняли с кровати без отрыва от производства и прислонили к стене. Я оперся об нее руками, привычно тряхнул головой, убирая с глаз дурацкую сиротскую челку. Аранже сохранил позицию сзади, а его брат устроился снизу, вытянув в разные стороны роскошные по стройности и длине ноги (такая красота – редкость даже у эльфов), и принялся активно доводить меня до конца языком.
-Какие же вы, блин, развращенные… - издал хриплый смешок я и кончил в рот Мэйлону. Эльф облизнулся, загадочно посмотрел на меня снизу вверх:
-А кто виноват? Ты и такие, как ты.
-Устоять невозможно... - Аранже взъерошил мне волосы, застонал и разрядился в мою попку.
-Это еще вопрос, кто тут кого развратил… - обессилено пробормотал я и рухнул бы прямо на Мэйлона, если бы Аранже не подхватил меня под мышки…
Мы перебрались на кровать и легли, перемешав руки, ноги и светлые волосы – ждать, пока кто-нибудь из нас не захочет второго акта Марлезонского балета. Благо мне спешить было некуда – Рене фактически дал мне выходной на всю ночь, а что касается моих любовников, то они, насколько я помню, никогда ничем толковым не занимались, предпочитая тратить папочкины деньги. И не мне их в этом винить… сам занимался, занимаюсь и, наверное, буду заниматься тем же. Ну, исключая тот факт, что я временно и вынужденно служу в королевской гвардии… но я обязательно что-нибудь придумаю, вот увидите!...
Видите ли, в то время я твердо был уверен в одной вещи: лично я миру ничего, просто ничегошеньки не должен. И ни одному существу в этом мире – тоже. Поэтому если мне кто-то что-то дает – это их проблемы, а не мои… Скажете, просто молодой эгоист? Что ж, наверное, так оно и было. Причем еще и принципиальный…
Мэйлон и Аранже достали трубки и закурили что-то со сладковатым дымом, подозрительно напоминающим коноплю. Я делал затяжки из трубки Аранже, а иногда – из трубки Мэйлона, и мне было удивительно хорошо.
-А почему именно Лион?
-Потому что получить дворянский титул где-нибудь еще – можно, но не так престижно, - объяснил Мэйлон. - Лион – пупземелье. Большой город, большие возможности.
-Но все равно это очень сложно, - добавил Аранже и положил свою горячую ладонь на мой влажный от пота живот. Я поерзал на и без того смятых простынях, чувствуя, как мой дружок наливается силой и встает в положение полной боевой готовности. Слезать с кровати никто не захотел, поэтому Аранже просто откинулся на подушки, я вошел в него, а Мэйлон вошел в меня. Это было восхитительно, мы действовали как единый механизм по производству чистого, ничем не замутненного удовольствия и кончили все трое одновременно. За вторым актом Марлезонского балета последовал третий, затем четвертый… Словом, в нашу маленькую гостиницу около порта я вернулся только ранним утром, вернее, ребята привезли меня на своей карете и высадили у дверей, придав вертикальное положение. Затем Аранже чмокнул меня в щечку, Мэй хлопнул по попке, сунул мне в руку склянку с излечивающим раны бальзамом – что-то из коллекций лекарей эльфийских лесов, и эти двое слиняли – надо думать, в палаццо своего папочки, отсыпаться… Да и мне бы не помешало.
Как ни странно, соня Рене уже встал, дабы начинать активную деятельность по поиску Лоры Сакетти. Он сидел на кресле, рассматривая карту города, а рядом бесцеремонно храпел Стоун – наш ротный, гений экономии, снял всего два номера. Интересно, кого он планировал на роль моего соседа?... Впрочем, уже неважно, мне почему-то казалось, что я не проведу здесь ни одной ночи. Зная горячий темперамент Мэя и Эри… Я улыбнулся Рене дебильно-счастливой улыбкой и свалился на кровать, подвинув спящее там тело.
-Через три часа возле полицейского участка, - мрачно изрек Рене, посмотрев на все это дело, и вышел.
Я закрыл глаза и провалился в глубокий сон без каких-либо сновидений.
День второй.
Вы когда-нибудь видели, как Ульх собирается, чтобы куда-нибудь пойти? Могу вас заверить, это просто ужасно!
Сначала он долго перерывает дорожные сумки в поисках того, что покажется ему «приличным». Тряпки кочуют из сумок на кровать и обратно.
Потом он долго стонет, что ему совершенно нечего одеть.
Потом он, наконец, что-нибудь одевает, но обнаруживает, что оставил дома свой шейный платок, а никакой другой к этому костюму не подойдет, поэтому он снимает то, что только что одел, и все начинается сначала. Стоун даже заявил, что он в таком случае еще немного поспит, а потом сказал, что передумал и лучше прямо сейчас начистит Ульху физиономию, если он срочно не оденется и не «прекратит смущать бедного ребенка своей голой задницей». На что Ульх, ничуть не испугавшись, ответил: «Этот ребенок сам кого угодно смутит…» и продолжил создавать нам проблемы. Бедный ребенок, то есть я, уныло сидел на краю кровати с чашкой кофе в руках, отчаянно зевая.
-Ну как? – Ульх окончательно привел себя в идеальное состояние и предстал перед нами во всей красе: в итоге он одел простую белую рубаху из батиста с широким воротником, поверх нее – черную жилетку из тонкой замши, к ней Ульх выбрал черные свободные штаны, сильно контрастирующие с модными здесь обтягивающими. Наряд дополняли обычные ботфорты и семейная печатка купеческой семьи на пальце левой руки. Ничего лишнего, у нашего Ульха всегда был и остается полный порядок со вкусом. Мы со Стоуном вяло заявили, что он великолепен.
-Рене нас убьет, - мрачно добавил Стоун. И мы пошли в полицию.
-Я внимательно вас слушаю, - сказала нам секретарша лет тридцати-тридцати пяти, сидящая в прохладной комнате полицейского управления. У нее была худенькая фигурка и некрасивое лицо умной лабораторной крыски, на котором выделялись ярко-зеленые хитро (а может, близоруко) прищуренные глаза. Одета она была тоже в зеленое, а не в полицейскую форму, но на ее узком приталенном платье я не увидел ни рюшей, ни буфов. Разрезные рукава – единственное, что она позаимствовала у местных расфуфыренных модниц.
– Так что вы хотели, сеньоры? – хорошо поставленным глубоким голосом повторила секретарша и улыбнулась. Улыбка совершенно преобразила ее лицо, сделав его почти красивым.
-Хотели сдаться, - брякнул я, поскольку никто больше ничего говорить не стал.
-А вы опасный преступник? – секретарша сделала круглые глаза законченной дуры и похлопала ресницами, совсем как я, когда хочу от кого-нибудь что-нибудь добиться. Я решил, что она мне нравится.
-Да, я опасен, - самодовольно заявил я (честно говоря, меня просто несло после бессонной ночи, да еще как – по наклонной плоскости), плюхаясь на стул. – Так что арестовывайте скорее, а то спать хочется… Могу чего-нибудь прямо здесь устроить.
-Если только сексуальную революцию, - усмехнулась секретарша. – Простите, вы ведь гей?
-А… о…как?... – вот тут я захлопал ресницами по-настоящему. То есть, изумленно. По местным нормам я был одет даже более чем прилично: светло-коричневые бриджи до середины голеней, слегка расширяющиеся снизу, уходящие под них высокие сапоги, Расстегнутая белая батистовая рубашка с пышными кружевами. А вот то, как здесь предпочитала одеваться местная молодежь, можно было назвать только одним словом: «разврат». Чего стоили только замысловатые гульфики у мужчин на обтягивающих бархатных штанах ярких расцветок…
-Привыкла и уже определяю с полувзгляда. У нас тут таких, как вы – полгорода, - объяснила секретарша. – Не знаю, уж почему, но гейское движение в последнее время прогрессирует необычайно быстрыми темпами, и не только среди молодежи. Остальные, кто постарше, тоже все чаще открывают для себя новый вид взаимоотношений. Сама не понимаю, мода, что ли? В городе болтают про самоуправство Богов, а с них станется. Знаете, сколько у нас сейчас с этим работы? Убийства на почве ревности и от отчаяния, самоубийства, повальный мордобой, телесные повреждения… Хотите кофе, молодой человек?
-Но почему столько преступлений? – заинтересовался я, принимая из рук секретарши чашку с дымящимся напитком.
-Часто человеку или, скажем, эльфу очень трудно привести в порядок растрепанные нервы, когда он обнаруживает в себе наклонности гея, - секретарша мило улыбнулась в мою сторону. – Вот вы, наверное, когда-то почувствовали только любопытство, поэтому вам трудно понять, что другие реагируют намного острее.
-С чего вы решили, что я… только любопытство?
-Душевная структура ребенка вообще очень гибкая. Вам… хм… около семнадцати, верно? Скорее всего, вы рано начали половую жизнь. Вероятно, ваш первый сексуальный опыт был более чем удачен, и все дальнейшие тоже. Кроме того, вы явно акцентуированный истероид, у вас холерический темперамент, а такие типы личности обычно очень легко относятся к моральным нормам. Я доступно объяснила?
-Ага… только я все равно ничего не понял.
-Так и должно быть, человековедение еще не стало популярной наукой, хотя, думаю, это неизбежно….. А вот ваш приятель, наоборот, явно чувствует себя неуверенно. Думаю, для вас еще не все потеряно. Я не уверена, потому что видела его всего минут пять, но, скорее всего, он акцентуированный лабил и сангвиник, он вполне способен впоследствии разобраться с тем ворохом мыслей, эмоций и чувств, что у него сейчас в голове. Нужно только подождать.
-К..какой приятель?
-Тот, который уже три часа разговаривает с сеньором капитаном в его кабинете, хотя мне кажется, что они уже перешли к дегустации южных вин. Из личной коллекции сеньора Катании. Вы же его ищете?
-
-
10.09.2006 в 23:12-Вот-вот, я все время говорю, что такая ученость меня пугает, но она мне не верит – раздался рядом веселый мужской голос. Я обернулся – судя по форме, полицейский. Судя по знакам отличия – сержант. Судя по всему – не гей. Здоровый молодой детина, щедро наделенный природой золотистыми, как у Рене, бараньими завитками волос, чистыми голубыми, как у меня, глазами и огромным носом в форме печеной картошки, как у какого-нибудь тролля. Рост у него был такой, что он едва не касался потолка, а обхвату плеч могли бы позавидовать эпические герои... Все это вместе смотрелось ужасно забавно, но ничуть не отталкивающе.
Сержант облокотился на спинку стула, где сидел я - стул пошатнулся, я испуганно уцепился за стол, но все обошлось. Пристально посмотрел на худенькую невысокую секретаршу:
-Я принес досье на маньяка с Дель-Сакко, мы опросили свидетелей и нарисовали приблизительное изображение... Сеньора Клариче, а ведь парень-то правду говорит. Как вы узнали, что это – приятели того типа с ушами?
Секретарша снисходительно улыбнулась и потянулась за кофейником:
-Тот был в форме лионской королевской гвардии. Этот тоже, - она кивнула в сторону насупившегося Стоуна. Рядом с ним, устроившись на уютном диванчике, тихо пил кофе Ульх. Разговор шел на маденском, поэтому ни тот, ни другой ничего не понимали и с каждой минутой мрачнели все больше.
В течение минут пяти мы с сержантом пытались отсмеяться, а Клариче смотрела на нас с ласковым выражением лица. Особенно на сержанта. Интересно, чем он ей так понравился?... Затем дверь в кабинет капитана неожиданно открылась и оттуда появился мужчина с вполне темноморской внешностью. Я решил, что это и есть «сеньор капитан». За ним следовал Рене, судя по его довольному виду и блестящим зеленым глазам, дегустация все-таки благополучно состоялась.
-Каструччо, - позвал сеньор капитан. Детина-сержант откликнулся:
-Ну?
-Не нукай! Отвечай по форме, а не то пожалуюсь сестре, - разозлился капитан. Я изумленно оглядел обоих – конечно, у любого немного пожившего в Мадене складывается впечатление, что здесь всех связывают кровные узы, но неужели между этими двумя есть какое-то родство?!... Хотя я тоже не слишком-то похож на мою маму. Мама у меня симпатичная, высокая и смуглая, она – баскийка наваррского происхождения и умеет оборачиваться в кошку. Этого я от нее не унаследовал, да и вообще, на баска я не очень-то похож, ко мне вполне применима фраза: «не то мальчик, не то девочка, не то человек, не то брауни». Отсюда мною и был сделан вывод о происхождении моего отца, хотя от Ма я знаю только, что он был авантюристом и ненадежным существом, и я – весь в него.
-Ну? – нагло повторил сержант, а секретарша сделала вид, что занята работой. Сеньор капитан махнул рукой:
-Дома разберемся. Мать такое тебе устроит, что Антонию Мученику-ради-Прекрасной-Дамы и в кошмарах не снилось. Давно ремня не пробовал... Так, о чем я? Короче, ты должен пойти с этими людь… существами в тюрьму и выдать им разрешение на одно свидание с арестованной Лорой Сакетти. Не забудь дать на подпись и указать в протоколе, что у них официальный запрос из Лиона. Все понял, дубина?
-Да понял я, дядя, - недовольно сказал сержант. Неделикатно подцепил меня за шкирку и с легкостью поставил на ноги (мои глаза оказались где-то на уровне его пупка): - Пойдем, малявка… Кстати, сеньора Клариче, если бы вы не были такой умной, я бы на вас женился.
-Если бы я не была такой умной, вы бы меня не заметили, сеньор сержант, - хмыкнула секретарша.
Подмигнув ей, развеселый племянник капитана потащил меня к дверям. Рене молча пошел за нами, но у самого выхода запнулся о порог и чуть не упал. Я вывернулся из лапищи сержанта, подбежал и обнял его за талию:
-Тебе помочь? А то я гляжу, дегустация личной коллекции сеньора Катании прошла успешно….
-Отвали, - прошипел Рене, злобно зыркая по сторонам. Из-за своего стола за нами внимательно наблюдала Клариче, и это порядком нервировало моего сладкого зайчика. – Отстань, или мне придется тебя ударить!...
-Ну и пожалуйста, - обиженно скривился я. – Все равно я знаю, что ты акцентуированный лабил и сангвиник, и мне нужно только подождать, когда ты, наконец, поймешь, что тоже немного гей…
-Чего? – Рене недоуменно воззрился на меня. – А что это такое – ну, то, что ты только что сказал?…
-А вот этого я не знаю, - с сожалением вздохнул я.
-Боги, я командую идиотами!... – пробормотал Рене, прижимая к лицу ладонь.
Тюрьма поразила нас всех до глубины души. Начнем с того, что это было такое же очаровательное здание, как и полицейский участок – с широкой лестницей, мраморными колоннами, увитыми плющом, и ласточкиными гнездами по всему периметру фронтона. Внутри тоже ничто не указывало на то, что здесь располагается тюрьма. И только когда мы спустились в подвальные помещения, я стал узнавать привычные казематы.
-Милый домик… - пробормотал Ульх.
Я вспомнил свою идею, пришедшую мне в голову, когда я сидел на гауптвахте.
-Ульх, сладкий… Да ты не дергайся, а послушай. У тебя, ты говорил, вроде деньги есть. Не хочешь обзавестись недвижимостью?
-Хочу, - спокойно сказал Ульх. – И знаешь, Стоун уже присмотрел домик в Лионе, недалеко и от центра, и от дороги к казармам. Планирую купить и переселить туда нашу роту. Вот только подкоплю еще немного. А то надоело в бараках жить…
-Вот так всегда, только придумаешь что-нибудь гениальное, а кто-то тебя уже опередил… - расстроился я. Впрочем, ненадолго. Я вообще не умею расстраиваться надолго. Разве что минут на пять. А серьезным бываю и того меньше.
Пока сержант утопал за заключенной, протрезвевший и поэтому злой Рене решил устроить рабочую пятиминутку. Он велел нам встать полукругом и зловещим шепотом рассказал, что ему удалось узнать, общаясь с сеньором капитаном и распивая с ним южные вина:
-Лора ударила парня ножом сразу после свадьбы. Но она его не убила. Раненого отправили в госпиталь, но он умудрился слинять оттуда раньше, чем полиция догадалась с ним поговорить.
-Рана тяжелая? – уточнил Стоун.
-Хотела убить, поэтому била со всей силой. Но у него был медальон, вот нож и соскользнул. Просто царапина, но чтобы она зажила, нужно время. Скорее всего, он не ушел далеко, а нашел какое-нибудь убежище. В любом случае, он должен находится в пределах города – в последние три дня из порта не отплывал ни один корабль по причине торгового бойкота в честь ежегодного карнавала в честь Антонио-Мученика-Ради-Прекрасной-Дамы. Он начнется через два дня. Все готовятся, торговать просто некому…
-А пешкодралом не мог? – подозрительно сощурился Стоун.
-Мог… но не сразу после ранения. Там трудные горные переходы, - заявил Рене.
-Вот я что-то не понимаю, - пожаловался я. – А зачем он нам вообще сдался? Нам вроде нужна только Лора…
–Слушайте дальше… Девочку привезли сюда, и вот уже четыре дня пытаются расколоть. Можно только догадываться, какими способами.
-Неужели бьют? Женщину?!... – ужаснулся Ульх, шокированный до глубины души. – Так надо вытаскивать ее отсюда!
-А мы о чем говорим? – ощетинился Стоун. – Чем раньше мы ее утащим, тем лучше. Будет время отдохнуть и бухнуть как следует. А она пока где-нибудь полежит… связанная… с кляпом… чтоб не болтала. Знаешь, какой у девок язык длинный? Хуже, чем у Джули.
Ульх с ужасом посмотрел на него, но ничего не ответил. Видимо, посчитал его слова дурацкой шуткой. А вот я был на сто процентов уверен, что Стоун никогда не шутит и всегда говорит именно то, что думает… В том числе и сейчас. С него вполне станется связать беззащитную девушку и «положить полежать» куда-нибудь, пока он будет бухать и отрываться. Наш Стоун и не такое может, он вообще только притворяется нормальным парнем…
Рене терпеливо переждал новую вспышку бреда, в который в последнее время превращался любой наш разговор, и продолжал:
- Все это время Лора молчит, как пленный житель Карса. Так, будто от этого молчания зависит что-то очень важное. Например, чья-нибудь жизнь.
-А как она себя ведет? – нахмурился Ульх.
-Спокойно. Слишком спокойно. Она не плачет, не бьется в истерике…
-Трудно представить, что отпрыск семьи Сакетти станет биться в истерике, - усмехнулся я. – Я так думаю, у всех Сакетти должны быть стальные нервы. Если у нее есть хоть часть их семейной энергии, она, наверное, настоящая «железная леди». Именно из-за таких девушек я порой счастлив, что гей…
-Она бы даже не ела, если бы ее не заставляли охранники. Поэтому можно только догадываться, что там произошло, - закончил Рене.
-Когда суд? – проявил осведомленность в юридических тонкостях полицейского дела Ульх.
-Через три дня. В день отплытия «Бонавентуры», - меланхолично ответил Рене. – Надо успеть и то, и другое. И вытащить Лору, и сесть на корабль.
-А бухнуть?!... – взвыл Стоун, бледнея от отчаяния.
-Иначе будем торчать здесь долго. Недели две минимум. Карнавал ведь…
-Не, в Лионе как-то привычнее, - все-таки признал Стоун, почесав затылок. – Хорошо, значит, надо поговорить с ней…
-И найти адвоката, - сказал Ульх. – Иначе ее на сто процентов посадят в тюрьму надолго. Или даже казнят.
-И сходить к Мэйлону и Аранже, - ляпнул я. Рене бросил на меня уничтожающий взгляд, я покраснел и сжал кулаки: - Не в том смысле, идиот!... Я имею в виду, они же обещали что-нибудь узнать…
-Но сначала поговорить, - решил Рене.
-А она не хочет с вами разговаривать! – по-лионски сказал сержант самым развеселым тоном. Мы все вздрогнули от испуга – наверное, он появился, пока мы повышали голос, пытаясь придумать, куда приложить свою молодую энергию, хотя лично я бы сейчас приложил ее к кровати… не в том смысле, идиоты!...
-То есть? – обалдело спросил Рене, а остальные хором захлопали глазами. – Вы передали, что мы – от Джованни Сакетти?...
-Может, она не знает, что Джованни Сакетти – ее отец? – снова ляпнул я.
-
-
10.09.2006 в 23:13-Ладно, проехали.
-Нет, это уже беспредел! – взвился Стоун. – Пустите меня к ней, я ей покажу, как меня игнорировать! Мы ее тут вытаскиваем, а эта стерва!...
-Лучше меня пустите, - оборвал его Ульх. – Я умею общаться с девушками.
Все посмотрели на него. Это он-то умеет обращаться с девушками? Ульх, который краснеет и начинает заикаться даже когда подходит к обычной лионской цветочнице?!.... Однако, Ульх даже ухом не повел. Он был преисполнен веры в благородство своей миссии по вытаскиванию Лоры из застенок. Интересно, он действительно не знал, что делают в полиции с теми, кто не желает раскалываться? Все-таки парень - полный наивняк…
-Пустите, - твердо сказал он. – Я ее уговорю.
-А я вообще никого не пущу, - неожиданно заявил сержант.
Теперь все как по команде уставились на него. В комнате снова повисло молчание.
-П-почему?... – наконец выдавил из себя Рене.
-А потому что у вас гражданства нету! – гордо сказал сержант. – Ваш командир, конечно, моему дяде понравился… не в том смысле, идиоты!... и разрешил вам устроить одну встречу в обход правил, но раз она сама не хочет с вами разговаривать, то нафига я буду рисковать? У нас с этим строго.
Рене демонстративно повернулся к Ульху:
-Ну, давай, уговаривай его, ты же типа умеешь…
-Я это… только девушек… - пробормотал Ульх и покраснел, а Стоун как-то похабно и весело прищурился:
-Девушек, говоришь? Тогда пусть Джули старается. Это он у нас по мужикам.
-Не хочу! Он мне не нравиться! – испугался я. Стоун сделал страшные глаза:
-А чего, смотри, какой красавец. Блондин, голубоглазый…
-Ты тоже блондин… - заметил я. – Но если я начну к тебе приставать, ты же мне шею свернешь. Ведь свернешь?
-Тогда приставай к нему! Нам же надо как-то выкручиваться! Тебе что, жалко постараться для общего дела?
-Не собираюсь я ни к кому приставать! Разве что к Рене...
-А почему ты решил, что Стоун тебе шею свернет, а я нет?
-Ты добрый…
-Ты так думаешь? Хм… а вот я сомневаюсь…
-Пусть только попробует ко мне пристать, - сержант демонстративно взялся за рукоять меча. – Мне только гомиков для полного счастья не хватает… мало мне мамы и дяди. Не в том…
- …смысле, идиоты! - хором закончили мы с Ульхом и Стоуном, а Рене вздохнул:
-Ладно… а письмо передадите?
-Передадим, - кивнул сержант. – Вот бумага, чернила, перо. Вон там есть секретер. Пишите. Только не шумите больше, у заключенных сейчас дневной сон, будет очень неловко, если кого-то разбудите…
-Дневной сон? Я тоже хочу в тюрьму! – восхитился Стоун шепотом. – В гвардии такого не дождешься…
-Счас, разбежался! – хмыкнул сержант. – К нам так просто не попасть. У нас – самые гуманные тюрьмы в мире. Финансируемые Обществом Благотворителей из представителей богатейших семейств города. За их счет заключенным поставляется вкуснейшее спагетти из соседнего ресторанчика. На завтрак, обед и ужин. Вот такие у нас тюрьмы. Поэтому они переполнены.
-А если я сейчас тебя убью, меня посадят? – невинно спросил Стоун.
-Я же говорю – в тюрьмах нету мест! – терпеливо и шепотом сказал сержант. – Поэтому тебя или отпустят, что маловероятно, либо казнят, что скорее всего.
-Тьфу ты! И это вы называете «гуманностью»? – шепотом возмутился Стоун. - То спагетти заключенным скармливаете, то казните всех подряд… хотя по мне так лучше сразу топором по шее, чем спагетти три раза в день…
-Стоун, зайчик, а ты хоть иногда думаешь прежде чем что-нибудь сказать? – тоже шепотом осведомился я. – Спагетти-то чем тебе не угодили?...
-Они длинные и мерзкие, а еще безвкусные и на глисту похожи, - Стоуна аж передернуло.
Пока Рене сочинял послание, мы продолжали шепотом переругиваться друг с другом и с сержантом. Письмо было запечатано и передано, но ответа мы так и не дождались – Лора наотрез отказывалась идти с нами на какой-либо контакт. Поэтому мы откланялись местной тюремной охране и вышли на улицу. Сержант со смешным именем Каструччи вышел с нами:
-Дядя сказал оказать вам всяческое содействие, - объяснил он.
-Да уж… мы видим, как ты его оказываешь! – проворчал я.
-И что теперь? - обреченно спросил Стоун. – Может, плюнем?
-Нам надо ее вытащить! – черные глаза Ульха полыхнули фанатичным пламенем. Рене рассеянно кивнул:
-Да-да, конечно… Так, сейчас вы, сеньор Катания, берете этих двух и ведете их по больницам – выяснять, куда делся Луиджи. Теперь нам точно надо его разыскать. Проверьте лекарей. Он был обязан к кому-нибудь обратиться, с ножевым-то ранением… Я пойду искать хорошего адвоката. У вас в Мадене есть хороший адвокат?
Сержант с минуту подумал, потом уверенно кивнул:
-Сеньор Марионе, разумеется. Если вы приняли приглашение моего дяди на ужин, вы его там встретите. Он вхож в наш дом…
-А он хороший? – привередливо спросил Рене.
-Мертвого убедит в том, что он жив, - заверил его сержант. – Вот как-то раз по молодости сцапали меня легавые за драку… - спохватившись, Каструччо захлопнул рот.
-А почему ему ужин, а нам по больницам бегать? – возмутился Стоун.
-Запах лекарств… фи…– поморщился Ульх
-Ладно, не расстраивайтесь, - сержант потрепал их по плечу. – Пошли, выпьем где-нибудь по дороге виноградненького… так сказать, возместим моральный ущерб.
-А мне что делать? – повернулся я к Рене. Тот смотрел на меня минут пять отрешенным взглядом и, наконец, родил:
-Ладно. Иди к этим двум извращенцам.
-К которым? – не понял я.
-К Мэйлону и Аранже! – рявкнул Рене, почему-то злясь. – И без информации не возвращайся, понял?
Развернулся и ушел. Я даже не успел сказать «Ну пока…», как он уже скрылся из вида, а я остался стоять и хлопать глазами. Ну и что, спрашивается, это было? Ревность? Неужели Клариче права? Вообще-то она умная… Так значит, у меня действительно есть какой-то шанс… доля шанса, и дело все-таки сдвинулось с мертвой точки? Моя влюбленная душа возликовала, а еще я мысленно показал фигу Михаэлису…
В любом случае задание, которое дал мне Рене, обещало быть очень и очень приятным. Только надо бы послать близнецам сообщение и вызвать в какой-нибудь трактир, а то, боюсь, после того, как я в стихотворной форме обхамил всю верхушку эльфийской общины в Мадене и распространил этот памфлет по всему городу, меня не очень-то захотят видеть в палаццо их папочки…
Только не спрашивайте, зачем я это сделал.
Я и сам толком не знаю. Можно было бы встать в позу и гордо заявить о том, как важно клеймить лицемерие и говорить чистую правду. Но это было бы лицемерием и неправдой.
Если честно, то мне просто стало скучно…
День третий.
Когда я, зевая и тщетно пытаясь разлепить спутанные ресницы, так и не поспав за всю ночь ни минуты, сменил рубашку и спустился в общую залу, там уже сидел абсолютно невозмутимый Рене. Он тут же велел мне садиться и потребовал полный отчет. Вот интересно, о чем?... Шучу, конечно, что еще может волновать этого железного эльфа, кроме информации относительно Лоры и компании…
-Ничего особенного, - я не сел, а искусственно-небрежно прислонился к подлокотнику большого охотничьего кресла, в котором расположился наш «главнокомандующий». Рене глянул на меня из-под золотистых прядей, упавших на лицо, но не стал ничего говорить. Я подумал-подумал, да и положил свою ладонь поверх его, расслабленно лежащей на подлокотнике. Там она и осталась… - Они просто нашли человека с гражданством, который покопался в городском архиве. Из газет двадцатилетней давности выяснилось, что Браччолини и Сакетти – два купеческих рода, происхождение обоих – Мадена. Основатели – Мартин Браччолини и Джованни Сакетти. Они когда-то были партнерами по торговле. В свое время у них были свои корабли, палаццо, вес в обществе и много всего вкусного. Потом Мартин Браччолини был казнен за пиратство…
-Как это? Я так понял, он был купцом… - нахмурился Рене.
-А вот! – радостно подтвердил я. – Оказывается, бывают честные купцы, а бывают совсем даже и наоборот. Когда-то давно Мартин Браччолини выходил в море под флагом Мадены, затем быстренько менял его на пиратский и назад возвращался под маденовским флагом, но уже с грузом… Показания против него на суде дал, угадай, кто… Правильно. Джованни Сакетти. Его торговый партнер, который затем переехал в Лион, наверное, чтобы не стать мишенью всевозможных слухов или даже мести. Вся семья Мартина Браччолини тоже была казнена, поскольку принимала участие в грабеже и сбыте краденого. Выжил только младший сын Мартина Луиджи, еще слишком маленький для преступлений. Куда он делся, газеты об этом умалчивают. Вот такая история.
-Погоди. Что-то не сходится, - Рене потер наморщенный лоб. – И что? Почему Луиджи умыкнул дочку Джованни? Если бы он просто хотел отомстить, прирезал бы ее, а лучше ее отца, на месте и все. Так нет же, он ее потащил под венец…
-А ей для чего пырять его ножом? Откуда она узнала? – хмыкнул я. – И вообще, за что парню, собственно, мстить? Ну, был папашка пиратом, ну попался… так он рано или поздно все равно бы попался. А Джованни поступил нечестно по отношению к партнеру, но честно по отношению к закону. Ты прав, в этой истории чего-то недостает. Вот и Мэйлон с Аранже так считают. Они предложили сходить к главе купеческой гильдии и спросить. Ну, попросить его посодействовать нам, например…
-Разберемся, - Рене поднялся. – Где эти два придурка?
Я весело ухмыльнулся. «Два придурка» все-таки умудрились вернуться с задания в доску пьяными. Судя по всему, попойку санкционировал сержант Каструччо Катания. Разумеется, ни фига они не нашли и скорее всего просто потому, что плохо искали.
А девушка по имени Лора по-прежнему отказывалась с нами разговаривать.
-
-
10.09.2006 в 23:14История и впрямь оказалась не такой уж сложной, но много говорящей о человеческой честности и жадности. Грустная такая история… А разборка с бандитами окончилась вполне мирно - я впервые воочию увидел, как Рене мастерски умеет возвеличивать свою персону в глазах других. По простому – «гнать понты». Когда мы уходили, «мальчики» из местной преступности были напуганы донельзя и клятвенно обещали не повторять ничего подобного. А ведь от Рене потребовалось только сделать страшный вид и немного помолоть языком… и еще повезло, что он эльф – не каждый станет связываться с эльфом, любым эльфом, они обычно все - отличные войны, и почти все – хоть немного да маги…
Словом, все окончилось хорошо. Для нас, а не для Лоры Сакетти. Как бы там ни повернулось на суде, ей уже сейчас не позавидуешь...
А потом Рене отправился к адвокату, которого мы наняли для Лоры, Стоун куда-то исчез, растворившись в пахнущем оливками и морем суетливом городе («Пошел по бабам», - заявил он нам. Может, и действительно по бабам, кто его знает…). А мы с Ульхом направились… как бы вы думали, куда? Ни фига подобного. Не спать. А в самоволку – то есть, в тюрьму.
-Как ты сумел? – восхитился я, когда Ульх изложил мне свой план. Оборотень печально покачал головой:
-Деньги, малыш, могут многое… если не все. А у меня они есть.
-Да, и история Сакетти и Браччолини это подтверждает, - кивнул я. – А почему ты не сказал Рене?
-Хочу разобраться с этим сам, - сказал Ульх и замолчал. Только взгляд у него стал спокойно-отрешенный, будто погруженный в свою собственную тьму.
-А я тебе тогда зачем сдался? Для храбрости, что ли? Может, я спать пойду?…
Ульх встряхнулся, как собака (или как волк?...), и улыбнулся своей обычной мягкой улыбкой:
-Потерпишь. Будешь переводчиком, вдруг Каструччо опоздает, а охрана не знает лионского.
-Сержант? Он тоже в этом замешан?...
-Думаешь, мы зря вчера весь вечер пили? – усмехнулся Ульх. Мы умолкли, просто идя по вечернему городу и разглядывая, как наползающая тьма меняет Мадену, делая ее зыбко-призрачной, и кто знает, какие тайны сейчас выползают на свет в виде высокой фигуры в плаще… или мелькнувшей мимо черной кошки с человеческими глазами… или парня в роскошной одежде с благородным лицом и гитарой за спиной, возвращающегося от чужой жены... Возможно, именно этой ночью где-нибудь на городских улицах мелькнет острый нож, оборвется, не успев толком прозвучать, крик, прольется свежая кровь, а может, сгорит чей-нибудь дом или вспыхнет факел новой вендетты… Кто-то влюбиться, кто-то умрет, кто-то потеряет все, а кто-то наконец-то добьется цели – потому что вот такая разная Мадена, столько у нее лиц… Ночи в Мадене всегда были для меня лучшим поводом выпить и написать стишок-другой..
-Хочешь, стишок прочитаю? Грустный какой-нибудь, – спросил я у оборотня, впадая в ностальгию. Ульх ответил с полуулыбкой:
-Валяй, как раз под настроение. Только смотри, чтобы грустный…
ПЕСНЯ О МАДЕНЕ
Несчастная Мадена,
Где ночь светлее дня
От брызг кровавой пены
И яркого огня,
Где все, что ночью снилось
Вдруг исчезает днем,
Где даже справедливость
Берет свое мечом.
Где герцог благородный
Мальчишек кормит с рук,
А рыцарь благородный
Мерзавцу лучший друг.
Несчастная Мадена!
Несчастней в мире нет.
Не знают даже стен
Здесь, кто у них сосед:
Цветет вампирья каста,
Клинки живут в руках,
И гномы слишком часто
Болтают о правах.
И ночь – всегда измена
Тому, что было днем…
Несчастная Мадена,
Гори она огнем!...
Несчастный жалкий город
И я - несчастный в нем…
.
К моменту, когда мы дошли до тюрьмы, я уже плавал в собственном инобытии, мне было глубоко оранжево до Лоры Сакетти, Луиджи Браччолини и их предков, я отчаянно зевал и только пытался держать слипающиеся глаза открытыми. Поэтому когда мне предложили остаться в комнате, где, к слову говоря, был милый диванчик на золоченых ножках, я с радостью согласился, отправив Ульха беседовать с дочерью Джованни Сакетти в одиночку. Через пару часов я проснулся от того, что меня беспощадно трясли.
-Пойдем, - сказал Ульх, убедившись, что я открыл глаза.
-А… чего, уже все? – я потер глаза, поправил кружева на рубашке и с любопытством уставился на оборотня. Ульх выглядел каким-то очень сосредоточенным и еще, кажется, он был несколько бледнее обычного, если, конечно, мне не показалось, потому что очень трудно заметить бледность на смуглой баскийской коже. – Ну как? Она будет с нами сотрудничать? Ты ее уговорил?
-Думаю, да, - Ульх бесцеремонно стащил меня с дивана. – Пойдем, боюсь, Рене нас потеряет…
-Эй, чего у вас всех за привычка меня хватать? – возмутился я. – Положь, откуда взял, а то я тебя так потеряю, сам себя потом не найдешь…
Потом Ульх ругался с Рене, почему-то в нашем со Стоуном номере, но шепотом. Впрочем, я бы все равно не услышал. Я заснул, как только добрался до кровати. А утром, проснувшись, выяснил, что кто-то снял с меня сапоги и закутал в тонкое покрывало. И открыл окно, чтобы с черного лика небес за мной присматривали огромные южные звезды…
Думаю, это был все-таки Ульх…
День четвертый.
-Сеньора Клариче! – радостно заорал я, появляясь на пороге полицейского участка в своей лучшей белой батистовой рубашке с кружевами, забыв, правда, ее застегнуть, а заодно и расчесать шевелюру почти такого же солнечного оттенка, как у Рене, но ничуть не расстроившись из-за этого. Еще я весело помахивал букетом желтых хризантем, и вообще, я уже выпил с утра легкого виноградного вина и у меня было отличное настроение.
Секретарша поправила круглые очки – специальное маденское изобретение для тех, кто не очень хорошо видит.
-Здравствуйте, Джулиан, - как всегда, сеньора Клариче была предельно вежлива и сам педантизм, но из-за стекол на меня глядели живые, умные глаза. – В честь чего цветы?
-Это вам, - я приземлился на стул, поморщился и вытащил из сапога правую ногу. Пошевелил пальцами. Ну так и есть. Мозоль. Фиговы чулки... Оказывается, и в портянках есть свое преимущество. Должно быть, если подумать, можно найти свои плюсы в чем угодно. Кроме, пожалуй, Михаэлиса. Этот меня достал. Как подумаю, что придется возвращаться к строевой подготовке и дежурствам, так аж злость берет. Насколько интереснее вот так путешествовать, знакомиться с новыми людьми, обретать новые любви, не забыв потерять старые, и просто жить, наслаждаясь свободой…
Жаль, что дроу этого не знают. И сами не пробовали, и другим не дают… Хотя вообще-то дроу плевать на других. Это только Михаэлису вдруг приспичило поиграть в заботливого папочку. И я могу ошибаться, но мне кажется, у этого типа все задатки фанатика идеи, а значит, как я говорил, мне зверски не повезло…
-Спасибо, конечно, но хотелось бы знать повод… - секретарша поднесла букет к лицу, подумала, сняла очки и втянула в себя аромат. Вдруг счастливо засмеялась и прижала букет к груди. – Нет, в самом деле, очень приятно… Мне так давно не дарили цветы… у тебя есть чему поучиться мужчинам нормальной ориентации…
-А сержант Каструччо? – игриво подмигнул я.
-Да разве этот идиот сообразит? – махнула рукой сеньора Клариче. – Значит, у вас все получилось?
-
-
10.09.2006 в 23:16-Индукция, - поправила меня сеньора Клариче. – Индуктивный метод. Берешь детали и строишь из них картину. Как мозаика. Тебе бы образование получить, Джулиан. Во сколько лет ты убежал из дома?
-А почему вы решили, что я убежал из дома?
-В зеркало давно смотрел? Ты похож на парня, который убежал из дома, - сказала секретарша. – Точнее, ты похож на парня, у которого, скорее всего, никогда не будет дома. Просто потому, что он тебе не нужен.
-И все? – недоверчиво спросил я.
-И все.
-Ну… так не интересно… хотя… вы отлично разбираетесь в людях!
-Не льсти мне, Джулиан, - секретарша попыталась строго посмотреть на меня, но у нее не получилось. – Я сказала про высшее образование потому, что ты умный и талантливый парень, только еще молодой. Тебе бы определиться. Но боюсь, ты слишком любишь жизнь – во всех ее проявлениях. Нужно что-то очень сильное, чтобы заставить тебя выбрать что-либо одно. Может, ты так и будешь летать по миру без определенных привязанностей и пристрастий.
-Это хорошо или плохо? – полюбопытствовал я. – Вы умная, вы мне и скажите…
-Не знаю, - серьезно сказала сеньора Клариче. – Летай. Живи. Пиши свои стихи. Думаю, все прояснится само собой… В жизни так всегда и бывает. Ну, хватит на сегодня человековедения. Так чем же закончилась эта история с двумя семействами, которую ты вчера так ярко мне живописал?
-Может, попробуете угадать? – я прищурился. – Этого вам точно никогда не сделать!
-А чего тут сложного? – хмыкнула сеньора Клариче. – Сейчас воспроизведу. Так… скорее всего, так называемое «партнерство» Мартина Браччолини и Джованни Сакетти было основано не столько на торговых принципах, сколько на совместном пиратстве в прибрежных водах Корсарского моря. Это ясно, исходя из логики дальнейших событий: Джованни Сакетти подставляет своего партнера, обвинив его в пиратстве. Скорее всего, он понял, что награбил достаточно для того, чтобы успокоиться и вести честную торговлю. А Мартин Браччолини, вероятно, не собирался бросать прибыльное и интересное ремесло пирата… Раздобыть улики против Мартина не было проблемой, а если Мартин и пытался объяснить, что Джованни тоже далеко не эпический герой, ему уже никто не верил. Семью Браччолини казнили, а семейство Сакетти перебралось в Лион дабы избежать последствий. А именно – мести подрастающего неизвестно где Луиджи Браччолини, прекрасно осведомленного о подоплеке событий.
-Пока все сходится. А дальше?
-А дальше начинается самое интересное. Мальчик вырос и никому ничего не простил. Здесь, в Мадене такие вещи случаются сплошь и около. Но вместо того, чтобы просто убить обидчика его семьи, Луиджи придумывает более изощренный способ мести.
Я подался вперед, глядя на нее во все глаза.
-Какой?...
-Заморочить голову дочке Джованни Сакетти, уговорить ее бежать из дома, жениться, а затем сделать все, чтобы испортить ей жизнь и чтобы об этом узнал ее старый уже папа. У молодого человека была хорошая фантазия. Вот только он не рассчитал, что в девочке взыграет маденская горячая кровь, и она пырнет его ножом, как только он скажет ей правду.
-В точку, - я откинулся на спинку стула. – И как у вас это получается?...
-Элементарно, Джулиан, - сеньора Клариче подмигнула мне. – Постоянные тренировки… И у вас тоже все будет в порядке. Думаю, сеньор Марионе без труда выиграет этот процесс, и вы спокойно увезете бедняжку Лору домой.
-Вот только не пойму, как Ульх все-таки раскрутил ее сотрудничать с нами. Она же даже с адвокатом общаться отказывалась, - пожаловался я.
-И это элементарно, - секретарша сунула мне в руки неизменную чашку кофе. – Где сейчас Ульх?
-Понятия не имею, - признался я. – Куда-то ушел. Сказал, что хочет отдохнуть, раз уж все уладилось. Вид у него был какой-то… замороченный.
-Они воспользовались помощью нашего мага, чтобы отыскать Луиджи, - сеньора Клариче поправила очки. – Это очень просто, достаточно иметь в распоряжении кровь того, местонахождение кого нужно установить. А у нас лежал нож, которым была совершена попытка убийства. На нем сохранились капельки крови. Думаю… нет, уверена, что Ульх кое-что пообещал Лоре…
-Он убьет его, да? – догадался я и уставился на носки сапог. – Все это так неприятно… И почему она только ему поверила?... Нет, конечно, Ульх все сделает и убьет этого парня, тем более, он очень не любит, когда обижают женщин или кого-то, кто слабее…
-Вот ты сам и ответил на свой вопрос, - Клариче отпила глоток горячего напитка для тех, кто хочет бодрствовать. – Ульх знает о том, что такое честь, не понаслышке. Даже странно, в его крови нет ничего аристократического. Обычный купеческий сын, верно? Видишь, Джулиан, мне кажется, в нашем мире что-то меняется. Все вдруг стали вести себя свободнее, в том числе с моралью. Появляются те, кто не отличается благородством происхождения, но имеет все шансы чего-то добиться в жизни. Жизнь становиться сложнее, запутанней. Уходит приверженность традициям, исчезают догмы. Никто уже не навязывает никому своего мнения.
-Ну, с этим бы я поспорил. Встречаются еще персонажи… - ухмыльнулся я, вспомнив Михаэлиса.
Клариче меня не слушала. Она сняла очки, ее изумрудные глаза были мечтательно устремлены сквозь меня в ей одной видимую даль.
-Скоро наступит замечательное время. В нем будет много поэтов, музыкантов, творческих людей и много чистой красоты. Много людей, вроде Ульха, чье благородство и таланты зиждутся не на происхождении и воспитании, а вложены в натуру… у которых честь – собственный личный выбор, а не чувство долга… Я вижу, как все быстро меняется, Джулиан. Посуди сам. Уже сейчас люди, которые не имеют талантов мага, могут пользоваться магией в виде разных вещей – магию делают не Боги, а наука. И даже наши судьбы уже не в руках Богов, а в наших собственных руках. Вот и получается, что мы можем достичь всего сами. Мы решаем сами и мы сами делаем свой выбор… по крайней мере, учимся.
Знаешь, что главное, Джулиан? Главное, чтобы свобода не обернулась тем, что все забудут, что такое честь и совесть, зато вспомнят, что такое деньги. Тогда красота может исчезнуть, и время Богов закончиться. А чтобы этого не произошло, нужны такие благородные люди, как Ульх. Они уравновешивают все то негативное, что несут с собой любые перемены… Твое время тоже придет, поэтому не теряй себя самого, мой мальчик. Мы должны устоять и совместными усилиями сделать наш мир лучше. Свободнее. Красивей. Мы, а не Боги, изменим этот мир к лучшему. Судьбы – нет! - секретарша опомнилась, водрузила себе на нос очки и сделала строгий вид. Которому я не поверил.
-Я могу написать об этом книгу, - брякнул я и сам был потрясен своей гениальностью. Ну и что, что я поэт? Попробую себя в прозе. И может быть, именно таким образом я внесу свою лепту в творение нового мира сеньоры Клариче…
-Было бы хорошо, - кивнула секретарша. – А теперь иди, у меня полно работы с материалами по маньяку с Дель-Сакко.
Я кивнул и вышел, вдохновленный и возбужденный новой перспективой. Моя жизнь внезапно приобрела цель и смысл, и все – благодаря сеньоре Клариче. Нет Судьбы, говорите? Хорошо, тогда я напишу книгу про свою жизнь – и свою жизнь как книгу. У меня полно времени – в конце концов, мне всего семнадцать. Но начну все равно с Рене. Я засмеялся – просто так, от радости, и свернул к винной лавке. Сегодня мне почему-то хотелось побыть одному…
… А потом мне почему-то подумалось: а вот интересно, сколько лет Михаэлису?... Дроу живут долго, почти вечно, а Михаэлис не выглядел сильно уж молодым. Правда, старым он тоже не выглядел… В любом случае, в новой эпохе, о которой грезит Клариче, ему и таким, как он – не место. Это – эпоха для таких, как я. Для таких, как Ульх. И даже как Стоун. Хотя в отношении последнего я бы поспорил, стоит ли впускать его в новый мир. Такие, как он, абсолютно свободны – в том числе от совести, и способны все переиначить по-своему…
-Блин, как же не везет, - сержант Каструччо нервно чиркнул кремний об огниво. – Упустили ведь гада… уже который раз… блин, сегодня еще карнавал, точно снова стрелять начнет…
Я повернул голову к нему, все еще не совсем понимая, кто я и где нахожусь. Вроде бы… ну точно, я сижу на перилах так называемого Моста Поцелуев, совсем рядом с Дель-Сакко, где, по последним полицейским сводкам, орудует какой-то маньяк, который стреляет с крыш в толпу болтами с красным оперением. Только сегодня Рене говорил нам об этом, когда отпускал нас на день (поскольку делать было вроде больше нечего), и предупреждал, чтобы мы были осторожнее. Самое удивительное, что я абсолютно не помнил, ни как я сюда шел, ни почему оказался именно здесь. Если Рене узнает, он, пожалуй, приравняет мой поступок к неповиновению и даст мне пару недель гауптвахты. Ну и замечательно, хоть отдохну, а заодно обдумаю план моей будущей книги...
Сержанту Каструччо, наконец, удалось раскурить трубку. Сейчас в нем не осталось ничего комического, он был предельно серьезен. Внизу по непроницаемой зеленоватой воде канала скользнула одинокая гондола с широкоплечим гондольером в смешной шляпе. Гондольер греб как-то вяло, будто его уже порядком достало этим заниматься.
-
-
10.09.2006 в 23:17-Куда уж, - сержант махнул рукой. – Прыгает по крышам как белка… Кто он такой, не представляю. Сегодня еще троих прохожих уложил… и собачку…Ну ладно, прохожих, что ему бедное животное-то сделало? Там у тебя еще чего-нибудь осталось?
Я перевел взгляд на свои руки, сжимающие почти пустую бутылку из-под вина. Как долго я здесь сижу и думаю о дроу, своей будущей книге и обо всем, что сказала сеньора Клариче? Наверное, порядочно, если солнце уже подползает к горизонту.
Полицейский чего-то ждал. Я отдал бутылку Каструччо, и тот одним глотком опустошил ее до дна. Грязно выругался, вытирая с подбородка капающую жидкость. Был он нервным, взвинченным и потным. Издалека слышались какие-то крики, я нахмурился:
-Что там такое происходит?
-Ты очумел или совсем допился? – сержант недоуменно посмотрел на меня. – Здесь только что такая погоня была, мертвый бы проснулся…
-Ладно, проехали, - пожал плечами я. – Как там поживает сеньора Клариче?
-С утра была нормально… погоди, ты же забегал в участок, - сержант выругался снова. – А какого… тогда спрашиваешь? Издеваешься над представителем закона?
-Нет. Просто хочу узнать, собираетесь ли вы пожениться, - сказал я, уставившись на закатное солнышко.
-А, вот ты о чем, - сержант хмыкнул. Подумал, перемахнул через перила и сел рядом со мной этакой напряженной глыбой мышц. – Понимаешь, парень… Она вся из себя такая умная, здесь так просто не подойти. У нее же в ее голове мозгов столько, сколько мне мускулов никогда не накачать.
-А ты подойди просто, - сказал я и поковырялся в ухе соломинкой, вытащенной из своих же волос. – Купи цветов и подойди. Чем Боги не шутят, а так хоть знать будешь…
Мы помолчали. Было удивительно хорошо и не хотелось двигаться. Наконец сержант, вздохнув, полез обратно чрез перила. Я индифферентно посмотрел на него:
-Ты куда? К ней?
-Работать надо, маньяка ловить, убивцев всяких и правонарушителей… А впрочем, ты прав, - повеселел сержант. – Завтра же подойду и узнаю. Цветы, говоришь?...
-Она любит хризантемы, - намекнул я. – И знаешь еще что… Если бы я не был геем, я бы сам на ней женился!
-Интересный ты парень, - сержант махнул рукой. – Ладно, будь!...
Я почему-то продолжил наблюдать за полицейским. Каструччо пересек Дель-Сакко и вышел на Пьяцца-дель-Ванцетти. Его широкоплечая фигура неожиданно показалась мне отличной мишенью для какого-нибудь маньяка.
И, наверное, не только мне.
Словно споткнувшись, сержант упал лицом вниз на пыльную улицу. Из его затылка торчал арбалетный болт с красным оперением. Все было ужасающе просто и очень естественно.
Повинуясь интуиции, я перевел взгляд туда, где заходящее солнце обливало золотом крыши палаццо и шпили храмов Богов. И точно, как белка… Маленькая фигурка в коротком плаще. Надеюсь, на этот раз они его поймают.
Значит, Судьба все-таки есть? Значит, все бесполезно? И Боги раз за разом будут давать нам понять, что мы – всего лишь игрушки в руках слепого рока? Но я не хочу! Это несправедливо! Я хочу жить в мире, придуманном сеньорой Клариче, потому что он хотя бы справедлив по отношению к нам - к тем, кто в нем живет!...
Кажется, я плакал.
А потом меня снесло с перил какой-то воздушной волной.
-Блин… Вечно ты… Теперь рубашку придется выкидывать! – злобно бормотал я, сидя на мосту и отряхиваясь от пыли. Рене стоял рядом, губа у него была закушена, в зло прищуренных глазах плескалась уже знакомая и такая привычная ярость.
-Ты… придурок… я же предупреждал не лезть в этот район! Здесь опасно! – прорычал он.
-А то я не вижу, ходят тут всякие, с ног сбивают… Сам-то что здесь делаешь? – огрызнулся я, осматривая рубашку (плакали мои кружева…).
-Тебя ищу, не поверишь, - язвительно парировал эльф. – Мне сказали ты вышел из полиции с совершенно тупым видом и побрел куда-то в этом направлении, не реагируя на вопросы. Вы, менестрели, все такие или ты исключение?
-Считай, что исключение… - та-ак, а это еще что? Мать-перемать, бриджи тоже можно выбрасывать.
-Слушай, я же беспокоюсь… вот за Стоуна с Ульхом – нет, но они-то взрослые… - сбавил тон Рене, помогая мне подняться.
-За меня он беспокоиться, как же! – фыркнул я.
-… и не влипают в неприятности с такой же скоростью, с которой пишут стихи, - кажется, Рене снова начал злиться. Я пожал плечами. Мне не то, чтобы хотелось поссориться, просто нужно было выплеснуть куда-нибудь то, что накопилось во мне за все это время. Как будто смерть Каструччо (труп сержанта уже осматривали его коллеги – представляю, что они сделают с белкой, когда поймают!) своей бессмысленностью выбила пробку в бочонке, где бродили придавленные прессом эмоции и теперь они лились… пока еще совсем тоненькой струйкой…
-Вообще-то, они стихи совсем не пишут… И кстати, не делай из меня идиота. Ты сейчас здесь вовсе не поэтому.
-А почему тогда? – фыркнул Рене.
Я посмотрел в строгие зеленые глаза:
-А потому что если ты не довезешь назад хоть одного из нашей роты, даже если это я, ты будешь наказан. И Михаэлису это вряд ли понравиться. Это же его стараниями меня до сих пор не вышибли из гвардии, верно? А твоя карьера должна быть без единого пятнышка, чтобы твоя Фрейлиль тобою гордилась …
-Фрей… - у Рене был такой вид, будто он вот-вот задохнется. – Кто тебе рассказал? Эта парочка извращенцев?...
-Скажешь, они соврали? – я горько усмехнулся. В глазах подозрительно щипало уже последние пять минут. – Ладно, вообще-то я без претензий. Не стану же я лезть к тому, чье сердце уже занято…
С этими словами я отвернулся, пытаясь сдержать вновь наворачивающиеся слезы и отлично понимая, что все, что я сейчас делаю, здорово смахивает на истерику. К счастью, не в ее самом худшем варианте.
-А что, если… – после паузы вдруг совсем тихо сказал Рене. – Что, если так оно и есть?
И когда я услышал шаги – кажется, Рене все-таки решил уйти – я не выдержал. Мне нужно было срочно проверить, существует ли на свете эта хренова Судьба и если есть, хочет ли она, чтобы я написал свою книгу или предпочтет, чтобы какая-нибудь на всю голову больная белка пустила в меня арбалетный болт из-за угла, как это было с сержантом Каструччо.
Я сделал это.
Худший вариант истерики.
Быстро вскарабкался на перила и, не думая ни секунды, прыгнул в канал с Моста Поцелуев. Между прочим, с высоты в десять метров.
Какой идиот, верно? Да чего там, так оно и есть.
Когда я погрузился в зеленоватую, неприятную, будто протухшую на вкус воду канала, то привычно расслабился, позволяя той же самой мутной воде самой вытолкнуть меня обратно. Вынырнув, я посмотрел вокруг. До набережной было всего ничего. Хм, похоже, сегодня мне разрешили еще жить… а стало быть, я буду использовать этот шанс до конца.
А Михаэлис, Рене и остальные могут идти туда, куда всех с такой легкостью посылает Стоун…
Я запрокинул голову кверху и звонко рассмеялся. Хмель потихоньку оставлял мои мозги, пока я неторопливо плыл по направлению к берегу. На берегу меня уже ждали.
-Скотина! – Рене ударил только один раз, но достаточно сильно. Ногой. Я согнулся пополам, прижав руки к груди. Было больно, обидно и смешно сразу. И в то же время, я понимал, что он прав, а я веду себя как эгоистичное дерьмо. Пьяное эгоистичное дерьмо. Джулиан Кортес. Джули Типа Эльф. Акцентуированный истероид с холерическим типом темперамента. Не знаю, что это, но звучит красиво… Я снова рассмеялся, не обращая внимания на вызванную этим смехом боль в районе нижних ребер.
Продолжая смеяться, я с трудом разогнулся, стащил мокрую рубашку, поежился и, подумав, принялся стаскивать бриджи, чтобы выжать. Все равно уже почти совсем ночь, никто не увидит. Как и мою истерику. Кроме Рене, но он и так уже все видел, в одних казармах все-таки живем, чего теперь-то стесняться? В сторону эльфа я принципиально не смотрел, потому и пропустил все самое интересное. Это случилось в тот момент, когда я наклонился, чтобы поднять сапоги. Вообще-то для Рене так нормально – никого ни о чем не спросить, а просто взять то, что ему нужно…
-Не вставай… - шепнул над моим ухом голос Рене, необычно бархатистый, и влажные губы прикоснулись к моей шее. Естественно, я подчинился – все-таки он мой командир или как… Я стоял на четвереньках под звездным южным небом, голые коленки и ладони упирались в нагретый за день камень набережной, а мой Рене негромко постанывал, входя в меня быстрыми резкими толчками. Я тоже стонал… а может, всхлипывал… или все еще смеялся… неважно… просто все неожиданно снова стало хорошо. Как будто Судьбы все-таки нет, а есть только я и Рене-из-мечты, и маденовская, по южному непроглядная ночь, в которой зло и добро окончательно запутались в том, как отличить друг друга в этой темноте….
Мы оделись и пошли бродить по городу, причем рука эльфа лежала у меня на талии и не собиралась оттуда никуда деваться. Эту ночь Мадена предпочитала не тратить на сон – карнавал шел полным ходом, повсюду мелькали замысловатые маски, чьи-то блестящие глаза, голые коленки, вызывающе глядящие из вороха шелков и кружевов, украшенные цветами волосы и корсеты, а сияние огней феерверков, периодически превращавших небо во что-то совершенно незнакомое, на считанные секунды освещало всю толпу в странных, изломанных позах. Все вокруг жило, активно шевелилось, дышало здоровой молодостью и жаром нерастраченной чувственности. В какой-то момент мне показалось, что из проезжавшей мимо кареты на полном ходу высунулась изумленная донельзя мордашка Аранже, но я не успел толком рассмотреть. Да и не хотел я ничего рассматривать – нас несло по веселому течению, сзади меня обнимали руки Рене и это, кажется, его дыхание щекотало мне ухо, а когда я оборачивался, то ловил немного растерянную, но в целом, очень приветливую улыбку.
-
-
10.09.2006 в 23:18-Джули, знаешь… и все-таки ты – полный придурок!...
День пятый.
«Бонавентура» покачивался на неспокойных волнах возле пристани. Его мачты пронзали пронзительно-голубое небо. День в виде исключения выдался ветреный, поэтому я одел-таки мой любимый (и единственный) плащ - расшитый узорами синий бархат. А Рене одел простой серый плащ. Что касается Ульха, то он был безупречен, как всегда, а у Стоуна под мышками кафтана виднелись отчетливые потертости. Правда, последнему на это было глубоко и оранжево параллельно…
Мы погрузили наши нехитрые вещи и сошли на берег прощаться с народом. Народа было немного. Мэйлон и Аранже поболтали о чем-то светском с Рене, потом Аранже, улучив минутку, отвел меня в сторону и заговорщическим шепотом спросил, как Рене в постели. На что я ответил, что у парня большой потенциал.
-Я тебя из кареты видел, - признался Аранжи, закидывая за уши развевающиеся на ветру длинные светлые волосы. Полы вельветового кафтана с неровным подолом хлопали по его крепким мужским бедрам, напоминая мне обо всех тех ночах, когда я засыпал в непосредственной близости от них... – А мы-то с братишкой думали, куда это ты запропал…
-Кстати, у меня для тебя сюрприз, - это подошел Мэйлон, подмигнул мне и вложил в мои ладони склянку с бальзамом. – Думаю, тебе пригодиться, - он кивнул на Рене, разглядывающего чаек. Аранже хитро улыбнулся. Потом оба братца враз посерьезнели, поцеловали меня на прощанье, сказали, что надеются на скорую встречу и запрыгнули в карету. Кучер взмахнул вожжами. За один момент перед тем, как карета сорвалась с места, Аранже высунулся из окна, сверкнул шальной голубизной глаз и что-то сказал… но ветер бросил ему на губы прядь волос, и я ничего не услышал.
Все еще надеюсь, что он не сказал ничего особо серьезного.
Думаю, Аранже просто не способен сказать ничего серьезного.
В конце концов он – тоже один из Ордена Вечно Молодых Пилигримов, хоть и живет в Мадене на деньги отца, притворяясь послушным сыном. Но мы-то с Мэйлоном знаем, что это не так…
-Ну что, пойдем? - Рене подошел ко мне и будто случайно погладил ладонью мою поясницу и слегка ниже. Мог бы и не дергаться – Стоун как раз покупал абрикосы у торговцев, а Ульх был занят тем, что разговаривал с Лорой – красивой необычайной, яркой красотой девушкой с усталыми черными глазами. Странно, что парень сумел побороть свою стеснительность… впрочем, может, ему помогла сама девушка. Кажется, Лора испытывала к Ульху не только благодарность… но я мог ошибаться. В конце концов, как я уже говорил, из меня никакой физиономист, хотя сеньора Клариче рассказывала, что по теории одного лионского полицейского даже по строению лица можно многое сказать о человеке…
-Сладенький, давай постоим еще немного, ладно? Я хочу попрощаться с этим городом как следует, он много для меня значил… – попросил я, открыто прижавшись к Рене. Надо было видеть, как перекосило ротного:
-Ты опять за свое? Я же просил…
-Тогда лучше уйди, противный, - издевнулся я, и удачно, потому что Рене сжал кулаки и отошел. Видимо, чтобы не поддаться искушению дать мне по морде. Он все еще очень тяжело переносил известие о том, что оказывается, может хотеть не только женщин, хотя я уже заколебался прочищать ему мозги и даже открыл страшную тайну – кое-какие события из жизни моих сослуживцев, узнанные мною у Люки. Например, про месье капитана, с которым у Люки была недолгая интрижка еще до меня, того самого, который лапал за задницу Стоуна. Рене долго смеялся и заметно расслабился. Как доказывает его последняя реплика, ненадолго. Может, если я буду глумиться над ним дальше, это поможет?...
Вздохнув, я отвел глаза от сияющих золотом шпилей Здания Собрания Комунны и шагнул на трап.
-Постой, Джулиан! - я обернулся. Надо же, сеньора Клариче… Верхом на красивом белом коне, кажется, такие кони водятся где-то в Миртовых лесах. Кое-кто считает, что они умеют разговаривать, не знаю, не видел, а врать не буду… И она была – оп-паньки! – в стандартной полицейской форме. В таком виде она здорово напоминала мне мою мать, только без занудства и привычки все время настаивать на каких-нибудь глупых, бессмысленных вещах (типа прибрать кровать или вынести мусор).
-Сеньора Клариче, я рад, что вы нашли время попрощаться с нами, - я поцеловал ей руку, а она поглядела на меня и кивнула:
-Ты мог бы зайти попрощаться сам… ты же все время носился к нам как угорелый… я даже начала сомневаться, что ты действительно гей.
-Мне было неловко, - пробормотал я, отводя глаза.
-Это из-за сержанта Каструччи? – почти утвердительно сказала Клариче. Я опустил глаза куда-то в землю, буравя ее аж до подземных источников. Женщина взяла мой подбородок нежными, испачканными чернилами пальчиками и заставила меня посмотреть ей в лицо.
-Запомни раз и навсегда, - твердо сказала Клариче. – Мы строим наш мир сами. Каструччо всегда хотел быть полицейским, он боготворил своего дядю. Хотя по его поведению этого было не заметно, но уж я-то знаю… Это был его выбор, малыш. А то, что он погиб – это могло случиться с каждым из наших, кто был послан в тот день на Дель-Сакко. Или с тем, кто проигнорировал предупреждения и оказался там по собственной неосторожности. Например, с тобой.
-Ну, со мной-то все ясно! – засмеялся я, махнув рукой. – Я был так пьян, что если бы меня убивали, я бы, наверное, и не заметил…
-И все-таки, береги себя. И обязательно напиши свою книгу, - Клариче неожиданно обняла меня и поцеловала в щеку. Я почувствовал себя очень польщенным. Единственная женщина на свете, которая меня хоть как-то заинтересовала, и самая необычная женщина из всех, которые есть на свете. И почему я не знал ее, когда жил в Мадене год назад? Были бы друзьями… насколько, конечно, можно быть друзьями с женщиной. Вообще-то, они существа ненадежные. Мужчины куда более предсказуемы…
Мы уже поднимались по трапу, когда Стоун вдруг хлопнул себя рукой по лбу и побежал вниз. «Вот тебе и предсказуемое существо!» - весело подумал я.
-Эй, ты куда? – крикнул вслед Рене, опять начинавший входить в привычную роль командира.
-У меня дело! – уже на бегу «логично» ответил Стоун. Он сбежал с трапа, чуть не врезался в какую-то группу людей, обогнул ее и подбежал к жрецу, невесть как оказавшемуся в этот час на набережной. Я постарался прислушаться к разговору, но услышал только ветер и чаек. Потом Стоун закивал и снова начал подниматься по трапу. На его лице застыла довольная ухмылка. И вообще, он выглядел так, будто только что совершил открытие мирового значения.
-Что опять? – налетел на него Рене. – Что тебе от него было нужно?...
Я с интересом прислушался. Ульх и Лора тоже прервали свою беседу, больше похожую на партию в покер – кто кого переиграет, и посмотрели в нашу сторону. Ничуть не смущенный таким количеством внимания, Стоун уставился на меня светлыми, почти прозрачными глазами:
-Джули, помнишь, ты спрашивал, что жрецы носят под хламидками. Так вот, я долго мучался этой хренотенью, но не заглядывать же, в самом деле, им под хламидку! Вот, решил просто подойти и вежливо спросить.
Слово «вежливо» Стоун произнес так, будто действительно сделал что-то героическое. В любом случае, меня здорово заинтриговало:
-И что же он ответил?
У Стоуна сделался очень задумчивый вид.
-Представляешь, - медленно произнес оборотень. – Он сказал: «Подхламидники»…
АДАНТЕ
МНЕ ВОСЕМНАДЦАТЬ
Из которого мы узнаем: - о необходимости осознанного целеполагания в жизни – о возможностях карьерного роста для лесных эльфов - о пользе и вреде высшего образования – о влиянии традиционной лионской кухни на процессы пищеварения - о предпочтениях дроу в вопросах некоторых женских аксессуаров – о том, как благие намерения могут стать предметом пристального наблюдения психиаторов – о правильном выборе места, времени и партнера для любовных игр
Судя по отражению в луже, человек -
существо мутное, расплывчатое и довольно грязное
из распечаток Алексиэль-сан
ГЛАВНАЯ ТЕМА
ЧЕРНАЯ ПОЛОСА В ЗОЛОТОМ ДОМЕ
Я поднялся, превозмогая дикую головную боль. Впрочем, ставшую за последние дни почти привычной. Так… до половины первого ночи я себя помню. Уже, блин, прогресс… Почему так болят губы? Запекшаяся кровь?! Где в этом проклятом доме зеркало?... Ух ты, кто ж это меня так?...
-Не я, - кратко ответил Стоун, когда я спустился вниз и задал этот же вопрос. – Хотя было бы неплохо…. Вот что, «сладкий», кто сказал тебе, что на меня можно прыгать с ножом?
-Чего?... – это простенькое слово отозвалось в голове перезвоном медных колоколов.
-
-
10.09.2006 в 23:19-Ты пришел вчера вечером, - терпеливо начал объяснять Стоун, пытаясь донести до моих воспаленных мозгов самую суть. – Вдрызг пьяный, нес какую-то хренотень, а потом схватил нож и прыгнул на меня. Мы тебя вдвоем с трудом скрутили. Скажи еще спасибо, Рене снова где-то шлялся и этого не видел. У тебя случайно не белая горячка?
-Н..нет… не уверен, - пробормотал я и попросил жалобно: - Извини… нет чего-нибудь от головы?
-Могу предложить топор, сам точил, - любезно отозвался Стоун. Потом сжалился: - Сиди уж, сейчас настой принесу…
-А топор был бы лучше… - я уронил голову на стол и закрыл глаза. В голове уже не звенело, а мерно гудело. Так… и еще раз так. Что же я, скотина, делаю со своей жизнью?...
Вернулся Стоун, выругался крепким армейским матом, бесцеремонно поднял мою голову за волосы и влил в меня добрых полкружки какого-то подозрительного травяного настоя.
-Ну и какого хрена? – спросил он почти сочувственно.
-Рене… - сказал я, когда откашлялся. Стоун кивнул:
-Ясненько. Значит, из-за того, что нашему понтовому красавчику приспичило потрахаться на стороне, ты целыми сутками пьешь и устраиваешь нам веселую жизнь? Ну… зря ты так убиваешься, конечно. Ты же так не убьешься. Существуют способы куда лучше.
-Поверь мне, я их прекрасно знаю, - у меня хватило сил, чтобы огрызнуться, а потом я почувствовал нехилый прилив энергии. Видать, настой и впрямь был неплохой штукой, чтобы избавиться от похмелья. А может, хамство так действует, надо практиковать почаще… Я добрался до внутреннего дворика и засунул голову в бочку с ледяной водой. Мне полегчало еще больше. Я даже начал кое-что соображать. Посему скатился по стенке, сел возле бочонка и начал мучительно думать.
А соображалось мне этим хмурым августовским деньком вот что: спиться в расцвете лет – это еще не так глупо. Мы, гении, и не такое могем… И кстати, тут Стоун, как ни странно, прав - у меня здоровый молодой организм, который выдержит еще очень долго. А вот то, что вчера мне исполнилось восемнадцать, в честь чего я, ни словом не обмолвившись сослуживцам, поднял на уши несколько трактиров и ввязался в драку с превосходящими силами противника (кажется, речь шла о моей ориентации) - вот это уже глупо. Может, отпуск из гвардии, которому я так радовался, был не самой хорошей идеей. Я-то рассчитывал провести его с Рене…
Честно говоря, я так и не понял, что произошло. Путешествие из Мадены в Лион привело меня в исключительно радужное состояние духа. Это было прекрасно, Рене показал себя с самой лучшей стороны – он схватывал все на лету и вскоре уже не я вел наш эротический танец, а он делал со мной все, что хотел. Так получалось, что я хотел приблизительного того же, чего и он... Словом, нам было удивительно хорошо вместе… или это только казалось тому влюбленному идиоту, которым я был?
Потом мы оказались в Лионе… и мы просто перестали заниматься сексом. А понемногу – и разговаривать, кроме как по службе. Вернее, это сделал Рене – просто замкнулся, стал «вещью в себе», словно создал вокруг себя невидимый, но очень надежный барьер. Внутри которого мне места уже не нашлось…
Сперва я подумал, что это связано с нашим возвращением - одно дело, когда все происходит на корабле, где тебя никто не видит, кроме вездесущих Ульха со Стоуном, но они уже в доску свои и наверняка не проговорятся. И я решил дать ему время. Каждый раз откладывал разговор на завтра.
Я ошибся…
Позавчера… или это было неделю назад?... сколько я вообще уже пью?... не суть. Мы пересеклись с ним в злачном местечке, он был не один и даже не с женщиной… Кажется, именно в тот вечер (хоть убейте, не помню, когда это началось) я впервые напился до потери части воспоминаний…
Пока я сидел у бочонка во внутреннем дворике, а вода медленно стекала с моих волос, украшая окружавшую меня землю узорами из черных пятнышек, в голове всплыли еще кое-какие подробности того, чем я занимался все последние дни и ночи. Оказалось, их было не так уж мало, а натворить я успел еще больше. Ребята имеют полное право на меня сердиться. Стоуну даже несколько раз пришлось вытаскивать меня из полиции… Я обхватил руками голову, крепко прижав лоб к согнутым коленям. Нет, все, достаточно… Ни один смазливый эльф не стоит того, чтобы так скатываться… Ни один хренов смазливый эльф с такими милыми капризными губками…
И вообще, странно, что я так распустил самое себя. Всегда предпочитал быть оптимистом… Наверное, Рене не такой уж плохой. Наверное, это я чего-то не понимаю. В любом случае, мне было просто необходимо как-то взять себя в руки. В таком состоянии я не был нужен даже самому себе…
К тому времени, как вернулся со строевой подготовки Ульх, я уже сидел на кухне и пил чай из кружки с нарисованными на ней цветочками. Мои волосы были еще мокрыми, но уже тщательно уложенными. Я даже сменил рубашку на чистую, без пятен от вина и еще Боги знает чего. И приколол к открытому кружевному воротнику одну из фиолетовых роз с куста возле дома. К счастью Ульх не стал ничего говорить – только хмыкнул, ответил на мое приветствие и сел пить чай вместе со мной.
Наверное, я должен рассказать о некоторых изменениях, которые произошли с того времени, как мы прибыли из Мадены.
Во-первых, мы переехали жить всей ротой в Золотой Дом, расположенный в предместьях Лиона. Где Стоун его откопал и почему нашему великому эстету Ульху понравилось это угробище – совершенно неясно. Но факт остается фактом – теперь нашим местом жительства были два этажа абсурда, выкрашенного позолотой как изнутри, так и снаружи, вдобавок, стараниями Ульха сияющие чистотой. Более того, рядом с домом росли выведенные кем-то до нас голубые и фиолетовые розы, а во внутреннем дворике наблюдались аккуратные грядки с только что созревшей коноплей. Копаться на этих грядках стало любимым хобби Ульха… после распития чая, конечно. Даже сейчас, закрывая глаза и представляя себе Ульха, я могу представить его только с чашкой чая и с книгой – что-нибудь вроде «Пособие по пересаживанию молодых кустов конопли культурной, род лубоволокнистых, семейство коноплевых».
Во-вторых, в Золотом Доме мы все пили чай. Нет, вы не понимаете – мы пили только чай и только по строго установленному расписанию. Введена сия традиция была опять-таки Ульхом. Чай-ланч, двенадцатичасовой чай, шестичасовой чай, вечерний чай… Чай эйнджлендский, чай тортугский крупнолистовой, чай бакскский со свежими сливками, чай по-лионски с коньяком… Чай черный байховый, чай зеленый байховый, черный плиточный чай, чай липовый, морковный, фруктовый, смеси разных трав. Бутерброды с ветчиной, бутерброды с сыром, эйнжлендские тосты, маленькие канапе с оливками по-маденовски, большие пожаренные гренки с вареньем…. Просто безумное чаепитие, хорошо хоть посуду Ульх мыл сам, видимо, не доверяя нам. Я все ждал, кого первого начнет тошнить. Готов был поспорить, что Стоуна – он ненавидит всякого рода условности. Однако, и Стоун, и Рене послушно заливали в себя чай огромными дозами точно по часам, улыбались и, похоже, были всем довольны. Поэтому я ограничился тем, что понемногу перешел на более крепкие напитки. Стакан-другой вина – и на все остальное становилось плевать…
В-третьих, конопля. Та самая, лубоволокнистая, с небольшого огородика Ульха. Разведение которой, кстати, не имело никаких ограничений и запретов в лионском законодательстве. Удивительно, вот в Карсе даже спиртное уже запретили, теперь его туда возят контрабандой, горными тропками, мне один знакомый контрабандист протрепался. Как-нибудь на досуге расскажу, к каким хитроумным способам перевозки они прибегают… Вернулся Стоун, торжественно достал из кисета три самокрутки и щедро протянул нам. Я покачал головой, чувствуя приближение похмельной тошноты. Ульх закурил, с наслаждением выпустил сквозь белоснежные зубы облачко дыма и, судя по всему, удалился от нас в какой-то свой мир, где царил порядок и никто не шумел и не прыгал ни на кого с ножом.
Прикончив кружку с чаем, я налили себе еще одну и добавил туда Стоунова настоя. Вошел Рене с влажными прядями живого золота, прилипшими к вискам. Ни на кого ни глядя, поздоровался. С каждым по отдельности, в том числе со мной. Заботливый Ульх подсунул ему полотенце и кружку с мятным чаем. Я отвернулся к окну и сделал вид, что изучаю хмурый дождливый пейзаж. Погода испортилась окончательно. Нет, все-таки хорошо, что у меня отпуск (у нас это называется «побывка»), представляю, каково приходится моим бедным сослуживцам на плацу в такую погоду… Вообще, те, кто в такую погоду показывают нос на улицу – полные идиоты. Нет, тому, кто едет в карете, еще ничего, но каково бедняге кучеру? Так я размышлял, тупо разглядывая подъезжающую к нам карету.
Карета действительно подъехала к началу нашего садика и там остановилась. Дверца открылась, и из нее вышел некто очень знакомый… Я вдруг очень отчетливо осознал, что хочу… нет, даже так: мечтаю избавиться от королевской гвардии вместе с необходимостью каждый день видеть своего ротного и моих сослуживцев, причем как можно скорее.
-У нас есть что выпить?.. – я сорвался с места. Нет, вот невезуха, только же протрезвел, причем не скажу, что мне это легко далось… - Стоун, быстро - где твоя заначка?
-
-
10.09.2006 в 23:21-Ты хоть представляешь, сколько оно стоит? Какого?...
-Имидж поддерживаю, - объяснил я, хотя на самом деле пил для храбрости, выхватил у него изо рта недокуренный косяк и сделал несколько торопливых затяжек. Меня тут же начало отпускать… вернее опускать в глубины опьянения – алкогольного и наркотического.
К тому моменту, как гость, пройдя по дорожке к дому, наконец, открыл дверь, я уже сидел на диване в обнимку с прибалдевшим Стоуном и весело хихикал на тему все тех же подхламидников.
По-моему, рекорд, вы не находите?....
-Ох, блин…- выразился Стоун одними губами, когда увидел, ради кого я развел весь этот бардак. На самом деле выразился он гораздо хуже. Всегда держащий маску невозмутимости под рукой, Рене поднялся, чтобы поприветствовать гостя. За ним, как хозяин дома поднялся явно ошарашенный появлением в кухне живого дроу Ульх. Плевать хотевший на авторитеты Стоун подумал-подумал – да и тоже поднялся, скинув мою руку со своего плеча. Я и не ожидал ничего другого – при виде дроу каждому хочется встать и отойти… куда-нибудь, где их нет. Ха. Ха. Ха… Без паники, Джули. Крепленое вино Стоуна сделает все за тебя… Я остался сидеть, периодически пьяно усмехаясь какой-нибудь очередной мысли. И можете мне поверить – ничего особо умного мне в голову не приходило…
Итак, в доме появился Михаэлис. Собственной персоной. Вместе со своим наводящим одновременно на мысли о хорошо тренированной скаковой лошадке и о постели телом с кожей цвета «мулат». Вместе с косой ниже лопаток странного цвета – похожего на слоновую кость, а начало она брала в сложном переплетении прядей на затылке. Вместе с вытянутым лицом, твердым подбородком, впалыми высокими скулами, по-восточному развернутыми на лице бордовыми глазами, острыми ушами, носом с горбинкой, и… Извините, кажется я слегка увлекся. Просто ходячая экзотика, красивый, блин, а раньше как-то и не замечал… Или мне уже спьяну мерещиться?
Особенно меня напрягли холодные змеиные зрачки.
А вот теперь судите сами: напряглись бы вы, если бы в вашей кухне откуда ни возьмись ни с того, ни с сего возникло нечто подобное? И вы не знаете, обедало ли оно сегодня и не входят ли оборотни в его ежедневный рацион?...
Ульх, Стоун и наш славный командир Рене – напряглись. И заметно. Что, как я уже говорил, неудивительно, тем более, до этого Михаэлиса лично знали только Рене и я. Наверное, все так бы и молчали, переглядываясь, но тут дроу, заметив, должно быть, всеобщую неадекватную реакцию на свой неожиданный визит, внезапно сам разрядил обстановку. Да так мастерски, что даже я на какое-то время перестал демонстративно его игнорировать и с восхищением уставился на высокую темную фигуру в длинной серой замшевой тунике со шнуровкой по бокам.
Так вот, Михаэлис даже не взглянул в мою сторону. Спьяну мне даже стало немного обидно – я тут старался, а он… и вообще, кто тут кого игнорирует? Вместо этого он представился остальным:
-Михаэлисель Крайена, к вашим услугам.
Наши машинально ответили тем же.
-Ульхен Лопес из Баскии, - ошарашено сказал Ульх.
-Стоун Баркедо, оборотень… просто оборотень, - с офигевшим видом сказал Стоун.
-Здравствуйте, дис Михаэлисель, - спокойно сказал Рене.
Дроу бросил на Рене взгляд и слегка повел глазами, будто оценивал. Потом кивнул:
-Здравствуйте, лейтенант Райнем. Поздравляю с повышением.
Лейтенант? Когда это Рене успел стать лейтенантом? И что еще интересного я пропустил за время своей затянувшейся экскурсии по злачным местам Лиона?...
-А у вас большой дом. И так удивительно чисто… Посоветуйте, где поискать приличную прислугу. Никак не могу найти никого подходящего, - сказал затем Михаэлис, оглядевшись.
-Да я вообще-то сам… тут все…- просиял Ульх. Он так и сиял потом в течение всего вечера, потому как мы по доброй гвардейской традиции только прикалывались над его вечным стремлением к полному порядку во всем, что его окружало.
-Наверное, много сил уходит? – неожиданно понимающе сказал Михаэлис и поглядел на Стоуна: - Люблю дома с оригинальным дизайном. Вот только позолота, кажется, облупилась.
-Да вот, все руки не доходят, - не моргнув глазом, соврал Стоун. Врать, хамить и ругаться крепким армейским матом он научился одновременно, в раннем детстве, и, видимо, умел делать это чисто машинально. – Да, вы правы… Надо взяться за это. И чем скорее, тем лучше. Выглядит ужасно, - Стоун печально покачал головой. Если бы я не знал его, я бы ему поверил. Кажется, он и сам себе поверил. Но физиономия у него в любом случае была довольной.
-Ну зачем же себя затруднять? Обновить позолоту не так уж сложно, – Михаэлис сделал неуловимое движение рукой. – Так лучше? Если вам не трудно, выгляните в окно.
Когда троица моих сослуживцев устремилась к окну, Михаэлис впервые за этот вечер посмотрел на меня. И взгляд этот не предвещал ничего хорошего. Я сузил глаза, приподнял верхнюю губу и сморщил нос. Отличная гримаса, ничего умнее мне в голову, видимо, не пришло…
-Оху… обалдеть! – с чувством сказал Стоун, отворачиваясь от окна, и дроу сразу вежливо перевел взгляд на него. – Не знал, что бывают розы оранжевого в зеленую крапинку цвета… -
-Мне больше понравились желтые в черных разводах. Смотрится так эстетично…- мечтательно сказал Ульх.
-Рад, что сумел сделать вам приятное, - сказал дроу серьезно. – Тем более, это совсем просто.
-Вы слишком добры к нам. Мы ничем не заслужили подобного, - дипломатически заметил Рене.
И все замолчали. Кроме пришедшего в себя Стоуна (вот у кого стрессоустойчивость на высоте!), который моментально включил свое обаяние в положение «Супер» - для сравнения, чтобы клеить баб, ему хватало «Нормал» - и сладким голосом задал провокационный вопрос:
-А может, чаю?
«О небо! Только не это! - мысленно застонал я. – Они что, правда собираются поить чаем это чудовище? Да у него даже взгляд как у маньяка!». Но все остальные наперебой поддержали хренова альбиноса. Кажется, мы с моими коллегами окончательно потеряли общий язык. Может, они просто так любят чай, что согласились бы пить его даже рядом с тигром без намордника?...
-Да, пожалуй, - милостиво кивнул дроу и неторопливо прошествовал к столу.
Ну мать твою! И этот туда же… Он что, издевается? Когда это дроу тихо и мирно пил чай за одним столом с двумя рядовыми королевской гвардии и одним только что состряпанным лейтенантом? Пусть мы и Рота особого назначения, но все равно – мордами не вышли
И кстати, я так и не понял, с чего вдруг мы стали ротой особого назначения? Повторюсь еще раз – не вышли мордами. Да нет в нас ничего особенного, разве что все слегка чокнутые, у каждого свой пунктик… Единственное, что радовало – это немедленное появление вслед за назначением нас «особой ротой» всяких поблажек – меньше дежурств, больше свободного времени, в отпуск меня отпустили… Да и жить интереснее стало. Веселее стало жить, в общем...
Даже не сомневаюсь в том, какая хищная тварь приложила к этому руку. Хотя за это я, пожалуй, готов сказать Михаэлису «спасибо»… если, конечно, закрыть глаза на то, что я вообще торчу тут по его милости.
Тем временем, за столом шел вполне светский разговор: погода, цветуечки… то есть, цветочки, сорта чая, порядки в королевской гвардии и все такое. Я уже соскучился сидеть на диване, молча ожидая продолжения (а в том, что оно будет, можно было и не сомневаться), когда Рене, видимо, наконец, надоело поить на халяву чаем приперевшегося без спроса гостя, поэтому он, осторожно моделируя мягкую интонацию, спросил:
-Михаэлисель, вы к нам по какому-то делу?
Дроу поднял голову от чашки, звякнув серьгой в ухе – да, у него была длинная серьга из белого золота в виде ветки какого-то растения с мелкими листиками из обсидиана и рубиновыми цветами на конце.
-Хотел проверить, как тут мой подопечный, - он кивнул в мою сторону. – Давно он в таком состоянии?
-Уже третью неделю, - с готовностью наябедничал Стоун. – Пьет, как лошадь, и куда только столько влезает, он же тощенький… Хотя, может, поэтому и тощенький. В полицию угодил, вчера на меня с ножом бросался… да вы на него только взгляните! Он и сам не помнит, с кем дрался… а еще скрипач, совсем пальцы не бережет… - Стоун понял, что его уже заносит и заткнулся.
-Уснул в моих розах и помял их, - неожиданно добавил Ульх и сам себе удивился. Я тоже – неужели я их так сильно достал за это время? Видимо сильно, потому что Рене тоже внес свою лепту:
-Грубит, не выполняет приказов, дисциплину нарушает…
-Это уже не новость, - заметил дроу. Вздохнул и повернулся ко мне: - Джулиан, объяснись. В чем дело?
И вот тут я, наконец, открыл рот (Боги, как долго я этого ждал!...), дабы высказать свою точку зрения на данный вопрос:
-А чего объяснять? Они тебе настучали, а ты делай выводы. Ты же у нас умный, а не я. Впрочем, могу подсказать: теперь ты убедился, до какой степени все безнадежно? Может, оставишь меня в покое и я уберусь из этого проклятого города? И заодно от тебя подальше?
-
-
10.09.2006 в 23:22-Не-а, не нужно, - помотал головой я. – Потому как бесполезно. Извини, что разочаровал. Кстати, я предупреждал с самого начала, так что с меня взятки гладки...
-Я спросил, в чем дело? – терпеливо повторил дроу. Слишком терпеливо. Его благодушное настроение все больше мне не нравилось. Но отступать было поздно.
-Да затрахали вы уже меня со своей гвардией! – рявкнул я от всей души.
В кухне и без того разговаривали только мы двое, а остальные с равнодушными физиономиями прихлебывали чай. Но после этих моих слов здесь наступила полнейшая, я бы даже сказал – гробовая тишина. Мои так называемые коллеги, кажется, даже дышать перестали, глядя жадными глазами в нашу сторону. Они явно предвкушали интересное зрелище…
А когда это менестрель Джули Эльф, особенно если он пьян, разочаровывал своих зрителей?
-Если ты такой умный, давно мог бы сообразить: единственное, что мне во всем этом нравиться – это возможность есть и пить на халяву, - ехидно заржал я. – Все остальное меня уже просто бесит! А уж если ты так печешься о моем правильном развитии, то не кажется ли тебе, что грубые армейские нравы не вполне способствуют привитию мне положительных свойств характера?… Кстати, у меня отпуск, а во внеслужебное время я имею право делать все, что заблагорассудиться! Могу пить, пока не сдохну. Могу развлекать себя и окружающих своими выходками. Могу перетрахаться со всем мужским населением Лиона. Это не так сложно, на данный момент осталась всего половина. Хочешь узнать, кто такой настоящий Джули Эльф? Настоящий, а не тот, кого ты себе придумал? Спроси обо мне в любом трактире в любой части этого хренова пупземелья!...
Выдохнувшись, я замолчал. И в кухне снова повисла тишина. Видимо, Михаэлис тщательно обдумывал то, что я сказал, полуприкрыв змеиные глаза длинными игольчатыми ресницами. В итоге он, должно быть, что-то решил, потому что снова взметнул вверх веер ресниц, меня обжег ледяной взгляд, а холодный глубокий голос спросил:
-Так значит, ты просто не хочешь заниматься ничем умным?
-Дошло наконец-то! – я закатил зрачки, всем своим видом показывая, как я рад, что он все же оказался умным парнем. – Все, чего я хочу, это права самому угробить свою жизнь!...
-Ах так? – Михаэлис как-то странно пошевелил пальцами рук, будто четки перебирал.
Меня отшвырнуло к стене. Я вскрикнул, больно ударившись затылком, копчиком и костяшками запястий. Тело выгнулось, пытаясь чего-то избежать, но быстро сдалось и было притянуто к стене, попытка пошевелить конечностями возымела нулевой эффект. В моем распоряжении оставались только голова и шея, которыми я и воспользовался, чтобы отчаянно дернуться и заорать:
-Какого хрена здесь происхо… - я осекся, увидев мерцающие фиолетовые нитевидные лучи, опутавшие меня и плотно прижимавшие к стене, в которую они уходили. Со стороны я, должно быть, здорово напоминал катушку ниток… или неудачно замотанную мумию…
Какое-то время Михаэлис глядел на то, как я пытаюсь освободиться.
-Теперь у тебя будет время подумать, чего ты хочешь от жизни, - бросил он затем холодно. – Советую использовать его с толком. Через неделю проверим.
В ответ я продемонстрировал свои «великолепные» познания в великом лионском языке, вернее, в тех его областях, которые характерны для портовых районов и рабочих кварталов. Ну, и для гвардии, конечно… И с ужасом понял, что только что лишился дара речи…
-Н..нет, рот ему, пожалуйста, оставьте, - неожиданно подал голос Ульх. – Как мы его кормить-то будем?
Пожав плечами, Михаэлис одним движением пальцев вернул мне способность бесконечно трепаться фиг знает о чем, вежливо сказал: «До свидания, господа» и отчалил. А я остался – прикованный к стене магией, взвинченный до предела, в предвкушении самой дерьмовой недельки из тех, что у меня были… по крайней мере, судя по ехидному взгляду Стоуна, выслушать мне придется очень и очень многое.
И я выслушивал… про свое отвратительное поведение, про необходимость соблюдать хоть какие-то приличия, про беспорядок в своей комнате и всем доме, про то, как я всех просто охре-е-енительно достал, про то, что никому не приносит особого удовольствия вытаскивать меня из полицейского участка с утра пораньше, про то, что я нарвусь и сам буду виноват, про то, что если я хочу курить, необязательно орать на весь дом, а можно просто вежливо попросить и кто-нибудь подойдет и подержит мне трубку, про то, что я - хороший мальчик и должен съесть еще ложечку за папу и маму…
Так как рот мне стараниями Ульха великодушно оставили, то я, естественно, отвечал в том духе, что: Стоун тоже бухает и никто ему слова не говорит, про то, что я не знаю такого слова «приличия» и пусть мне кто-нибудь вообще объяснит, что это такое и почему я их должен соблюдать, про маньяков с веником в руках, опасных для окружающего общества, про то, как меня все охре-е-енительно достали, про то, что в полицейском участке лучше, чем в этом дурдоме, про то, что я уже нарвался и что-то я не вижу большого количества недовольных этим фактом, про то, что пока не заорешь во всю глотку, хрен кто подойдет, а мне курить хочется, про то, что стряпню Стоуна может есть только ненормальный, начисто лишенный вкусовых рецепторов, папочку я вообще никогда в глаза не видел, а мамочка в свое время меня так достала, что я решил от нее слинять…
Эти двое вдоволь поизмывались надо мной уже в первый вечер. Ульх на полном серьезе предложил купить мне слюнявчик, заботливо запихивая в меня сто сорок вторую ложку какой-то каши (я дергал головой, и варево стекало по подбородку), а Стоун сказал, что он бы с удовольствием отодрал бы меня от стенки, но он вообще не имеет привычки «отдирать» таких, как я… После чего, неприлично ржа, ушел по бабам. А Ульх, скормив мне содержимое целой кастрюли, стал мыть посуду. Вскоре звяканье и бряканье стихло, и Ульх прошествовал мимо меня к лестнице на второй этаж, где располагались спальни, благодушно пожелав мне спокойной ночи.
Спокойной, как же. Ага… Он сам-то когда-нибудь пробовал спать стоя?
Я разглядывал сеточку лунных лучей на полу, иногда переводил взгляд на окно, за которым скалилась похожая на широко разинутый щербатый хавальник Луна. Мои путы тоже неярко светились в темноте, отбрасывая на пол фиолетовые блики. Это было бы забавно, если бы мне не было так грустно и не хотелось плакать. Еще мне хотелось кого-нибудь убить. Я даже знал, кого…
«И этого тоже. Номером два. Или лучше один?...» - подумал я, злобно зыркая в сторону незаметно появившегося в кухне Рене. Не зажигая свечи, эльф подошел ко мне почти вплотную. Взгляд у него был странный – как будто он долго о чем-то думал и, наконец, додумался. Но мне было не до этого, и я только зло усмехнулся:
-Любуешься?...
-Да, я слышал, что дроу применяют к своим детям такой метод воспитания, как обездвиживание, - мягко заметил Рене. – Но своими глазами вижу впервые. Ты влип, Джули. Сочувствую.
-Зато я тебя поздравляю! – язвительно сказал я. – Лейтенант Райнем! Ну кто бы мог подумать? Удивительно, что ты соблазнил всего лишь министра обороны, а не саму вдовствующую Элоизу Красную Грудь. Видишь, не так уж трудно сложить два и два, особенно если встретишь свое начальство сидящими в обнимочку в самом клоачном из гейских притонов Лиона... И как ты только додумался так опуститься? Я разочарован, зайчик.
-Сам-то что там делал? И вообще, кто бы говорил? – фыркнул Рене. – Уже забыл Эйнжленд? Почему ты стал шлюшкой, Джули?
- Это хоть объяснимо, жрать хотел, – фыркнул в ответ и я. – А чего хочешь ты – это слишком сложно для моих плебейских мозгов…
Рене вздохнул и молча потянул с моей шеи газовый шейный платочек. Нет, вы только подумайте! Этот стервец сделал мне кляп из моего собственного платочка!... Я стоял возле стенки и тихо офигевал.
-Вот теперь мы можем поговорить спокойно, - сказал Рене. Самым что ни есть будничным тоном.
Он сделал шаг назад, оказавшись прямо посреди сплетения лунных лучей, которые озарили его невысокую, широкоплечую и в меру мускулистую фигуру война ореолом неземного сияния, сделав ее очень тонкой, стройной и хрупкой. Зеленые глаза Рене широко распахнулись. Я еще никогда не видел у него такого мечтательного выражения лица. Сейчас, без своего знаменитого строгого прищура, он был похож на нормального эльфа, который не строит из себя авторитарного командира, не разводит бесчисленные понты на ровном месте и не бросает влюбленных в него парней безо всяких объяснений.
-Только представь себе, Джули… - медленно заговорил он. – Ты такого никогда не видел. И не увидишь – кто не знает пути, никогда не попадет в факторию, можно проехать весь лес насквозь и не встретить ни одного эльфа, а некоторые из дорог вообще кончаются тупиком… Воздух там свежий, и везде листья с хрустальными каплями росы и цветы с таким ароматом, что хочется остановиться рядом с каждым цветком и набрать запаха всей грудью, а сами деревья огромные, как великаны… Это - Миртовый Лес, моя родина и место, откуда я бы предпочел никогда не уезжать. Его наполняет бесконечный свет, днем – солнечный, а по ночам вдоль дорог горят фонари, освещая розовые цветы миртового кустарника... Ты тоже мог бы жить там, если бы оба твоих родителя были лесные эльфы… Тогда бы ты понял… Она любила купаться в прозрачных ручьях или бьющих из камней источников. И мы запивали сочные нектарины той же водой – пьянящей, как вино. Мы купались в аромате тысячи цветков… и лучший из них была моя Фрейлиль, моя девочка, мой цветок, моя любовь… Ты угадал, Джули. Все, что я делаю – для нее. И поверь мне, я ее получу, даже если мне придется перетрахать всю королевскую гвардию и весь Шамбор с Блуа вместе взятые, - с какой-то мрачной решимостью добавил Рене, не замечая, что сжал в кулаки свои мозолистые от тренировок с оружием ладони.
Я замычал, показывая, что придумал достойный ответ. Словно очнувшись, Рене сфокусировал зрачки на мне, нахмурился и стянул платок с моего лица обратно на шею.
-
-
10.09.2006 в 23:24-Ей все равно, - с неожиданной горечью в голосе сказал Рене и опустил голову. – Фрей - дочь главы клана Совы, она не захочет замуж за простого мечника. Сейчас она связана со мной обещанием ее отца и будет ждать, но это ее право – требовать от избранника, чтобы он был ее достоин. Она – настоящая эльфийка, если пострадает ее гордость - ей будет больно, а я всего лишь хочу, чтобы она была счастлива… со мной, а не с кем-нибудь еще. Ты меня понимаешь, Джули?
Я молчал, прикрыв глаза. А что я мог ответить? Что жизненная трагедия - еще не повод, чтобы становиться полной скотиной и трахать кого угодно ради своих эгоистических целей? Хм… и правда, кто бы говорил? Вспомнить только, что я творил последние дни… все последние годы. Нет, по причине общей стервозности характера я был далек от того, чтобы простить Рене вот так, запросто, но, по крайней мере, я его прекрасно понимал…
Добро пожаловать в Орден Вечно Молодых Пилигримов, дружище!
Внезапно Рене поднял голову, взметнув кончиками темных в неосвещенной комнате волос:
-Наверное, я должен сказать тебе спасибо, Джули. Ты очень хорошо всему меня научил. У месье министра не было никаких претензий.
А вот это – уже удар в поддых. Запрещенный даже в уличных драках как девчоночий и подлый.
-Знаешь, Райнем, думаю, у тебя все получиться, - тихо сказал я. – Такие расчетливые упертые эгоисты, как ты, всегда поднимаются высоко…
-Выше, чем ты думаешь, - пообещал Рене с хорошо знакомым строго-хитрым прищуром глаз. Его рука прикоснулась к моей щеке кончиками пальцев, скользнула вниз по груди, несильно сжала мой расслабленный член, и издевательски-ласковый голос эльфа добавил:
– Сладкий ты мой…
От возмущения и неожиданной обиды (и это после такой-то исповеди…) я, может быть, впервые в жизни, не знал, что сказать. Просто молча смотрел на Рене, поднимающегося на второй этаж, и радовался, что темно и он не увидел, как по моими щекам бегут, не останавливаясь, горячие слезы. У меня даже не было никакой возможности их вытереть. Однажды начавшись, черная полоса не собиралась заканчиваться. А жизнь не собиралась снова становиться простой и непротиворечивой. Я обязан был с этим что-то делать. С Рене, Михаэлисом, моими «дорогими коллегами», с этой дурацкой службой и с этими дурацкими мыслями о своей жизни (они-то откуда взялись? Раньше вроде ничего такое в моей голове не наблюдалось…). Я просто должен был хоть что-нибудь придумать…
И когда солнце в окне затронуло позолотой макушки двух и трехэтажных домов предместья и расположенные за ними холмы с виноградниками, я, наконец, придумал. Не совсем то, что ожидал от меня Михаэлис, но лично мне идея очень понравилась.
Оставшаяся неделя ушла на проработку деталей, благо времени у меня было предостаточно.
А когда через неделю фиолетовые нити исчезли сами собой, уронив меня на пол, я узнал, что наша Рота особого назначения прикомандирована к лионской полиции в качестве вспомогательного средства для всяких дел «особого назначения».
В этот момент я чувствовал себя слишком уставшим, чтобы действительно кого-нибудь убить…
ПОБОЧНАЯ ТЕМА
ПОЛИЦИЯ, ЧТО НАС БЕРЕЖЕТ
День начинался неудачно.
Сперва Ульх закатил очередную истерику по поводу того, что кто-то умудрился бухнуться своим задом на его любимый шейный платок, на что обладатель зада, то есть Стоун заявил, что не фиг раскидывать свои шмотки по всему дому, тогда на них и не будут сидеть. Ульх сказал, что вообще не имеет понятия, почему его шейный платок вдруг оказался в кресле, а Стоун сказал, что прежде, чем кого-то в чем-то обвинять, стоило бы ради интереса поиметь это самое «понятие». В результате эти двое чуть не подрались, вернее, наверняка подрались бы, если бы Рене не прикрикнул на обоих. В последнее время у него все лучше получалось прикрикивать – парень быстро осваивал нелегкое мастерство командовать такими раздолбаями, как мы. Вместе с этим у него стал жутко портиться характер, он и раньше был не очень-то, а теперь было достаточно одного не вовремя сказанного слова, чтобы Рене обрушил тебе на голову получасовую нотацию о королевской гвардии, ее функциях, о чести и достоинстве каждого отдельно взятого гвардейца… хм, интересно, что он себе под этим представлял?...
Итак, Ульх и Стоун отправились на службу недовольные и надутые друг на друга. Что касается нас с Рене, то нам, вроде бы, и нечего было больше друг другу сказать… Кажется, наша рота переживала не лучшие времена. Вдобавок ко всему по дороге у меня стибрили кошелек. И я даже видел, кто был этим «гением преступного мира» – тощенький парнишка в простой одежде, лет этак четырнадцати, с умной мордашкой, двумя чернильными кляксами глаз и нестриженой челкой темных волос, который, проходя мимо, несильно толкнул меня плечом. После этого Лион вдруг резко перестал казаться мне самым удивительным местом на свете…
Клоака.
Натуральная клоака. Отойдешь на два шага от центральных районов Ситэ – и уже вместо отличной каменной мостовой на главных улицах под ногами хлюпают при каждом шаге размоченные осенним дождем прогнившие доски настила, а сами улицы становятся такими узкими, что на них едва могут разъехаться два-три всадника. Наверное, поэтому там всегда такое столпотворение – все куда-то бегут, никто ни на кого не сморит, можно танцевать голышом и размахивать при этом разноцветными флагами – и всем будет плевать. Разве что споткнуться или ненароком затопчут. А если тебя вдруг будут убивать посреди улицы, неважно, за дело или нет, – кричи не кричи, помощи не дождешься, не то, что в Мадене – там-то обязательно помогут, если повезет – даже тебе… Сами горожане прозвали районы между Центром и рабочими кварталами «Болотом», по-лионски «Маре». На мой взгляд, нельзя придумать более точного названия.
Кроме Болота, существует раззолоченный, роскошный Шамбор с королевским дворцом Блуа и множеством подворий для приезжих рас вроде лесных эльфов или дроу. На островах посреди Луары стоит выделяющийся строгостью пропорций, шумом и гамом университетский Тампль. Вокруг крепостных стен разбросаны предместья, подворья, мануфактуры, виноградники и казармы королевской гвардии. Деловые кварталы возникали на стыке Шамбора и Ситэ, а посему представляют из себя попросту мешанину всего вместе взятого. А если посмотреть из какой-нибудь точки Тампля на левый берег Луары – увидишь набережную и начало рабочих кварталов, куда лучше не соваться по ночам во избежание последствий.
Есть еще Королевская площадь, к которой сводятся главные улицы. На ней и, стало быть, в самом центре Лиона, располагается указывающее бюстом куда-то на запад каменное трехметровое изваяние королевы Элоизы.
Таков наш Лион. Пупземелье. Всего понемножку и, пожалуйста, перемешать. Контрастный душ для новичков. Город, где я живу. Где, кроме меня, живет еще офигительное количество народа, тусующегося на этих разнокалиберных улицах, оккупирующего набережные и высокие сводчатые мосты через Луару, любующегося на острые шпили Тампля, богатые и прихотливые дизайны зданий Шамбора и Блуа, а по вечерам оседающие в бесчисленных кабачках и трактирчиках, примыкающих к стоящим сплошной стеной домам, причем добрая половина из этих забегаловок почему-то носит название «Заваруха»…
Город воров и шулеров, полицейских и работяг, купцов и шевалье, лордов и бастардов, гвардейцев и приключенцев, проституток и поэтов, студентов и иностранных дипломатов, город всех рас, обличий, социальных положений…
-Мамочкин сынок! Еще расплачься! Вытри носик, а то вон уже и сопельки потекли!...
-А ты – грязный вонючий солдафон, и подмышки не бреешь!... – донесся до меня шепот. Ага, Стоун с Ульхом тихонько переругиваются, старые друзья, блин.
Я тут недавно выяснил, что, оказывается, эти двое с детства росли вместе, но потом один из них (угадайте кто) поступил в Университет где-то в ихней Баскии, а другой (а вот теперь точно слабо угадать!) ввиду полного отсутствия не столько способностей, сколько стремления к учебе рванул на поиски приключений (поскольку из баскийской гвардии его к тому времени уже вышвырнули за пьяную драку, причем в рассказах Стоуна его чин меняется от капитана до генерала в зависимости от количества выпитого). Затем исторически следует встреча Стоуна и Ульха в казармах королевской гвардии ее величества Элоизы, куда Стоун попал по воле некоего влиятельного типа из Блуа, а Ульх поступил сам, выиграв турнир шпажистов на королевском приеме.
И с тех пор не было ни дня, чтобы эта сладкая парочка не трахала бы мозги друг другу, пытаясь друг друга перевоспитать, или не объединялась бы, чтобы совместными усилиями как следует оттрахать мои и без того затраханные мозги…
Рене трахать себе мозги никому не позволял и другим советовал делать то же самое.
-
-
10.09.2006 в 23:25-Так вот где они все ошиваются, когда тебе бьют морду и срочняком требуется их присутствие!… Ну чем, спрашивается, не пидорасы?
Светло-серое здание полиции, в общем-то, не отличалось от других таких же зданий делового района, разве что большими окнами и выглядывающей со стороны заднего двора красно-кирпичной тюрьмой временного содержания. Во двор вела одна-единственная арка, предназначенная, видимо, для карет, а в здание – одна-единственная дверь. Возле нее мы увидели целых двух охранников. Развалившихся в непринужденных позах на двух каменных выступах, курящих трубки и не обращающих внимания ни на кого, включая нас.
Рене внезапно остановился, подтянул ремень и, не глядя ни на кого, сказал:
-Все. Дальше сами.
-Чего-чего? – опешил Стоун. – Ты что, решил нас тут бросить? Это еще как понимать?
-Это надо понимать в смысле того, что у меня слишком много заморочек с организацией охраны дворца во время дня рождения королевы, чтобы я еще присматривал за вами, - объяснил Рене вполне доступно. – Не маленькие, разберетесь. Сейчас поднимаетесь на второй этаж, повернете налево, там найдете комиссара Савона . Скажете ему, кто вы такие. На первый этаж не суйтесь – там камеры. На третьем – начальство, там вас тоже не ждут. И не забывайте, строевую подготовку никто не отменял. Ульх, ты – главный. Вечером приму отчет.
-Слушаюсь, - сказал Ульх, недоверчиво оглядываясь на нас со Стоуном, а блондин тихонько буркнул что-то себе под нос. Рене еще раз оглядел нас всех, скептически хмыкнул и пошел себе по направлению к Королевскому мосту, цокая сапогами по булыжной мостовой.
Я вздохнул, глядя ему в спину. Кошелька было жалко. Денег – тем более. Еще было жалко себя, а больше, в общем-то, никого…
-Может, войдем? – спросил нас Ульх неуверенно.
-Слушаюсь, - передразнил его Стоун и вошел первым, проигнорировав напрягшуюся (впрочем, не слишком) охрану.
Мы прошли по полному копов холлу, затем поднялись по лестнице между стоящими в пролетах и сосредоточенно дымящими представителями власти. Свернули в левый коридор, переждав вывалившую оттуда толпу, звякавшую наручниками, которые они цепляли за пояс.
-Что-то их здесь слишком много, - обеспокоено пробормотал Стоун. – Не к добру это…
-Естественно. Это же полиция, идиот! – съязвил Ульх и тут же смутился, поскольку встретившаяся нам по пути девушка-полицейская, мечтательно улыбнувшись, стрельнула в его сторону глазками. Я украдкой оглядел оборотня. Надо признать, Ульх далеко не красавец, но есть в нем что-то этакое… чего нет в Стоуне и, боюсь, даже во мне. Да и во многих так называемых «шевалье» (в эйнджлендском варианте – «джентльменах»), гордящихся своим происхождением, тоже… А тем более, что когда Ульх в форме, он – таа-акая лапа! Уж поверьте гею со стажем…
-Кажется, здесь… - Ульх, потоптавшись на пороге, толкнул тяжелую дверь.
-Вон отсюда! – раздалось навстречу ему, и Ульх машинально захлопнул дверь снова. Ошарашено посмотрел на нас.
-Кажется, нас не рады видеть… - нервно хихикнул я. Ульх помотал головой, решительно шагнул к двери… и едва успел отступить, потому что дверь распахнулась, ударившись об стену, и из кабинета вылетели кипящий от злости полицейский и сопровождавшее его:
-И передай Ле Февру, чтобы разбирался со своими заморочками сам! Сваливает на меня всякое дерьмо! У нас его и так по горло! Бездельники! Еб…
На этом месте Ульх, поморщившись, снова закрыл дверь. Полицейский мельком глянул на него, раскуривая дрожащими от злости руками трубку:
-Спасибо… Вот ублюдок! Скотина! Козел!...
-Пидорас, - подсказал ему Стоун.
-Да еще какой! – охотно согласился с ним полицейский. – Вы тоже к Савону? Не советую. Он сегодня целый день не в духе.
-Это мы видим… слышим. А что случилось-то? – полюбопытствовал Ульх. Полицейский снова взглянул на него – цепко, как это умеют делать копы – и явно остыл, увидев форму королевской гвардии. Судя по всему, здесь таких, как мы, не сильно жаловали. Но у Ульха была такая обаятельная улыбочка и столь вежливые манеры, что полицейский невольно смягчился:
-Да у нас тут сегодня сплошной дурдом. Хуже. Сперва присылают министерскую комиссию, которая копается в бумагах и требует прошлогодние отчеты, а у нас крыс в архиве больше, чем преступников в камерах. Потом выясняется, что у одного из министерских шишек сынок закончил Тампль и настрочил некий экспериментальный проект, который был принят к сведению наверху, ежу понятно почему… И теперь это юное дарование вместе с проектом сидит в кабинете и капает старому пердуну на мозги. Что-то о новых методах работы и о том, что жулье нельзя бить по морде. Как будто у них от этого морда станет менее наглой. А Савону лишь бы на ком отыграться… В общем, не жизнь, а какой-то сплошной бардак! Вот брошу все и уйду в лавку к папочке, нафиг мне эта нервотрепка?...
-Сочувствую, - кажется, Ульх говорил искренне. Он у нас вообще довольно честный мальчик.
-Да уж, охренеть можно, - поддакнул Стоун. Кажется, я понял причину его повышенной агрессивности. Жаль было упускать такой шанс, поэтому я бесшумно подобрался поближе и, неожиданно прильнув к Стоуну сзади, шепнул:
-Нервничаешь, сладкий? Так не любишь полицию? Плохие воспоминания?...
К счастью, я успел вовремя отскочить, иначе, боюсь, пострадала бы моя наглая морда… А мне, если честно, было бы жаль терять такую смазливую физиономию. Кому я вообще без нее нужен-то буду?...
-Переживу, - полицейский махнул рукой. – Ну, удачи…. Не попадайтесь Савону под горячую руку, а то старикан из вас котлету сделает.
-Учтем, - серьезно кивнул Ульх и снова открыл дверь. Решительно шагнул внутрь. Мы со Стоуном робко выглянули из-за его спины.
Савон был узнаваем сразу. Типичный образчик «старого пердуна». А вот высокий, я бы даже сказал, долговязый молодой человек лет двадцати пяти, сидящий на кресле в вальяжно-непринужденной форме, сразу привлек мое внимание. И даже не тем, что был молод и симпатичен – просто я еще никогда не видел настолько серьезных молодых людей. У такого даже глупо спрашивать, какой он ориентации. Скорее всего, это чудо природы только поправит упавшую на лоб короткую челку и скажет что-нибудь вроде: «Меня это не интересует. Разве что с чисто научной точки зрения, в качестве эксперимента, но, к несчастью, сейчас я занят – дописываю диссертацию. А вот читали ли вы новую книгу Працельса о трепанации черепа?...».
Если быть честным, я всегда немного боялся таких людей. Потому что никогда не знал, что с ними делать. Они ведь абсолютно искренни, их и правда ничего, кроме книг и теорий не интересует…
-Кто такие? – рявкнул капитан Савон, ощетинивая усы. Однако, так как капитан ну никак не был похож на девушку, Ульх его не испугался. Он шагнул вперед и официальным тоном, явно позаимствованным у Рене, произнес:
-Рота особого назначения королевской гвардии прибыла по распоряжению Ее Величества и ждет ваших указаний.
-«Гварды»? Хм… Бумага есть? – нет, я все-таки не ошибся, гвардейцев здесь точно не любят… иначе откуда бы выплыть этому пренебрежительному прозвищу, пришедшему из рабочих кварталов вместе с прозвищем для полицейских – «копы»?...
Ульх вытащил из-за отворотов перчатки вверенное ему Рене сопроводительное письмо и передал его Савону, после чего застыл на месте, невозмутимо глядя сквозь фыркающего, как рассерженный кот, капитана полиции. Мы со Стоуном предпочитали не вмешиваться.
-Ага… так… угу… Виктор, это к вам… - Савон вздохнул с облегчением, решив, что благополучно избавился от очередной проблемы в виде свалившихся на голову невесть откуда «гвардов». Однако, все было не так просто. Для начала молодой человек, действительно смахнув со лба короткую темную челку, из-под которой показались чрезвычайно умные, но странно отрешенные светло-голубые глаза, сказал:
-Если вы позволите, месье Савон, я попросил бы вас называть меня по фамилии – не Виктор, а Дюбюи, в связи с тем, что подобное официальное обращение, несмотря на мою крайнюю молодость, весьма поспособствует повышению моего авторитета в глазах будущих коллег и с вероятностью в семьдесят процентов из ста улучшит наше взаимопонимание уже в самом начале наших деловых отношений, построенных на принципах сотрудничества и коллективного сотворчества.
Рядом со мной послышался глухой звук. Очень хочется верить, что его издала упавшая на пол челюсть Стоуна.
Я и сам охренел.
-М-м-м… гхм… короче, тебе прислали их, чтобы они тебя ежели чего защищали и были… как это правильно… на подхвате, - сказал капитан Савон совершенно замученным голосом. – Можешь забирать. И вы его тоже, пожалуйста, заберите…
Светло-голубые глаза мигнули и переключились на нас.
-
-
10.09.2006 в 23:27-Мы сделаем все, что сможем, - заверил его Ульх, снял перчатку с левой руки и протянул ее молодому человеку. – Рядовой Ульхен Лопес, к вашим услугам.
Молодой человек вяло пожамкал руку Ульха своей ладонью, на вид – мягкой и нежной, как у девушки, и спросил:
-Позвольте поинтересоваться в целях пополнения области знаний о будущих коллегах… Какое учебное заведение вы заканчивали?
-Баскийский университет, факультет семи искусств, - ответил Ульх, застенчиво краснея.
-Не самый удачный выбор, возможно, ваши способности могли бы найти приложение здесь, в Лионе, поскольку у нас, и это доказано многочисленными статистическими наблюдениями и моим личным субъективным опытом, лучшая в мире система учебной подготовки, удачно сочетающейся с большими возможностями послеуниверситетской практики, хотя, несмотря на ваш выбор, вы производите впечатление образованного и, более того, интеллектуально развитого человека.
-Спасибо, - еще больше покраснел Ульх. – Вы тоже… того… очень умный.
Тут я не выдержал и шепотом спросил у Стоуна:
-Слушай, а они, вообще, о чем только что тут говорили?
-А я знаю? – тоже шепотом ответил Стоун. – Сам ни фига не понял… Слова вроде знакомые, а вот в целом…
-А это мои… хм-м, коллеги по роте. Рядовой Джулиан Кортес и рядовой Стоун Баркедо, - заявил Ульх, скептически оглядывая нас со Стоуном. Взглядом, под которым сразу вспоминалось, что ты забыл сегодня с утра протереть бляшку от ремня зубным порошком, подшить обтрепавшийся низ плаща, да и сапоги не так чтобы очень чищены…
-Очень приятно, господа, - ограничился молодой человек короткой фразой. Мы с оборотнем облегченно затрясли головами:
-Да-да, и нам тоже приятно!
-Очень приятно! – даже добавил Стоун, явно мечтая об одном: убраться отсюда куда-нибудь подальше. И от этого молодого человека тоже.
Капитан Савон явно мечтал о том же, потому что потер руки и быстро (видимо, пока мы не передумали) сказал:
-Ну, думаю, вы сработаетесь. Вик… Дюбюи, практические возможности полицейского управления в вашем распоряжении. В остальном рассчитывайте на свои силы. И не забывайте об отчетах…. Нет, не говорите ничего, идите-идите, не буду вас задерживать…
С этими словами капитан вытолкал нас за дверь. Которая потом оглушительно захлопнулась за нами и, кажется, я даже услышал звук поворачиваемого в замке ключа. На месте капитана Савона я бы еще для надежности подпер дверь стулом…
Мимо сновали ужасно загруженные полицейские, не обращающие на нас никакого внимания. Мы переглянулись:
-Пойдемте, поговорим на улице, - сказал Ульх. – Здесь слишком шумно.
Дюбюи кивнул и снова поправил челку. Мы спустились вниз, старательно обходя движущиеся нам навстречу потоки людей в полицейской форме.
-Так вот, господа, - сказал Дюбюи, когда мы оказались на улице. – Не стану задерживать вас долее, поскольку мое время также ограничено семейными традициями, в частности, традицией ежедневного семейного ужина, поэтому, месье Лопес, не могли бы вы проработать до завтра вот эти материалы, чтобы иметь представление о том, чем нам предстоит заниматься в рамках эксперимента по обновлению работы полицейских учреждений, в чем я очень рассчитываю на вас, господа, и очень прошу, переоденьтесь к завтрашнему дню в штатское, каковая просьба также обусловлена разработанной мною методикой ведения полицейского расследования, нуждающейся в проверке эмпирическим путем, в ходе каковой вы очень поможете мне в качестве моих ассистентов. Спасибо, месье. До завтра.
С этими словами наш вежливый молодой человек, закинув за плечи концы шарфа, быстрым шагом исчез из вида, скрывшись в толпе. Стоун жалобно посмотрел на меня. Я посмотрел на Ульха:
-Ульх, сладенький… че он только что сказал? Переведи, а то мы ничего не поняли…
-А? – Ульх оторвался от задумчивого созерцания светло-серых стен. – Ну… в общем, у него есть своя теория о том, как расследовать преступления. В чем она толком состоит, это я еще не понял. Но для этого обязательно надо приходить сюда не в форме, а в штатском. Так мы поможем ему доказать его теорию на практике.
-Ну вот, теперь все понятно! – заулыбался Стоун. – А то ведь голову сломать можно… Так запарить – как это называется?
-Это называется «высшее образование», - сказал Ульх. – Ну что, домой?
-Ага, и можно еще по дороге пивка бухнуть. А то меня чуть кондрашка не хватила от такой учености, - пожаловался Стоун.
-Я останусь, у меня еще дела в Ситэ, - предупредил я ребят. Парочка кивнула и тоже скрылась из вида, направляясь явно не к предместьям, а в сторону ближайшей «Заварухи». Гвардейские нравы, блин… Вообще, если честно, я бы с удовольствием присоединился, но сегодня у меня действительно еще были дела, ради которых стоило припереться в деловой район. Если быть точнее, мне была нужна типография… все типографии, которые есть в этом городе. А их всего три. Но начну я, пожалуй, с «Лионского вестника»…
-Вы с ума сошли, молодой человек, - редактор покачал головой. – Забудьте. Займитесь чем-нибудь, от чего в мире станет светлее.
-Но почему? – возмутился я. – Где вы еще найдете такой материал? Он же практически исходит из первых рук!
-Я все понимаю, - редактор терпеливо принялся объяснять мне снова: - Будь это что-нибудь другое, мы бы с радостью уцепились за идею. Мы бы платили вам как обычному сотруднику и публиковали ваши репортажи, хотя это больше подошло бы «Желтой газете». У вас явно есть способности... но связываться с этими тварями? Увольте! Им сходит с рук все, в том числе убийства на улицах. А если не убьют, так задавят другим способом. Еще раз советую, найдите занятие себе по душе... в какой-нибудь другой сфере. Я вам отказываю. Да и в других изданиях вам скорее всего откажут.
-Вы что, настолько их боитесь? – вырвалось у меня.
-А вы разве нет? – редактор усмехнулся и сел за стол. – Хотя, возможно, вы еще слишком молоды и толком не знаете, что такое страх. Попробую объяснить… в третий раз. Если я напечатаю хоть строчку, которая им не понравиться, я рискую потерять свое дело, а возможно, свое здоровье или даже жизнь. Так понятнее?
-Да, - я поднялся. – Понятнее… Я только не понимаю, почему даже в прессе работают такие трусы?
-Поймете, - серьезно сказал редактор. – Простите, вы ведь полукровка? Тогда лет этак через сто… если, конечно, доживете. С вашими-то запросами…
-С моими запросами все в порядке, - заверил его я и уныло добавил, скорее, сам для себя: - А вот с моими возможностями – явные проблемы…
-Жаль, потому что тогда я бы посоветовал вам приобрести свою типографию, - неожиданно заявил редактор. - Могу точно сказать, она стоит в пределах одиннадцати тысяч монет. Хотя на вашем месте я бы заодно обзавелся каким-нибудь убежищем, чтобы не потерять самое важное…
-А что у нас «самое важное»? – вдруг стало любопытно мне.
-Жизнь, конечно, - ответил редактор. – Все остальное можно приобрести заново… Вообще, все возможно – пока ты жив…
Мы попрощались, и я вышел. Свою типографию? Он что, смеется? Да на какие такие деньги? Если только попробовать их достать… каким-нибудь способом. Как там сказал этот милый дядечка – «все возможно – пока ты жив»? Над этим явно стоило подумать.
Тем более, что и в «Желтой газете», и в «Маятнике культуры» мне тоже отказали. Да я, собственно, и не сомневался.
Но попробовать все-таки стоило… Разве нет?
ГЛАВНАЯ ТЕМА
СЛИШКОМ МНОГО ДРОУ
Я сидел на кухне и нехотя начищал казенный меч для завтрашнего дежурства (вечерние часы занятий и периодические дежурства у дверей Блуа нам никто не отменял) смоченной в специальном растворе тряпочкой, когда в нос мне ударило четкое ощущение тяжелого, экзотического цветочного аромата. Орхидеи. Специально выяснял, перенюхав половину товара лионских цветочниц... Я скосил глаза на Ульха со Стоуном – было даже бесполезно спрашивать. Они не почувствуют - потому, что это не просто запах.
Это Михаэлисель Крайена, наш всеми обожаемый-уважаемый дроу, мое личное чудище-страшилище, снова вызывает меня на ковер.
-
-
10.09.2006 в 23:30Короче, весь вечер нафиг. Жаль, я-то рассчитывал закончить пораньше с подготовкой оружия и доспеха, немного поупражняться на скрипке (сегодня в виде исключения я не сбил себе все пальцы во время фехтования), почитать и, возможно, написать парочку-другую стихов. А тут такой облом… Ну ладно, хоть ужином приличным накормят. Сегодня как раз дежурит Стоун, а от вечной Стоуновской картошки, уже колорадские жуки из ушей лезут…
-Устрицы?... – я заглянул в тарелку Михаэлиса. Там лежало то же самое, что у меня: пять штук свежих, только что вскрытых устриц на створках-блюдечках, вызывающих жалость, но никак не аппетит. Это что, еда? Сырые устрицы?! Нет, я, конечно, слышал, что их можно есть… А где бараньи отбивные? Эх, картоше-е-ечка!... Стоун так славно ее готовит – в глиняных горшочках, с лучком, перцем, подсолнечным маслом, грибами и чем-то еще, неуловимым в общей, обалденно вкусной гуще… и к ней – огромный сочный кусок мяса, политый соусом… а сверху – петрушка и еще какие-то травки, не из тех, что растут на нашем огороде на заднем дворике.
-Что-то не устраивает? – спросил Михаэлис, наблюдая за моими мыслительными процессами, явно отражающимися на моей физиономии. – Тебе хотелось чего-то особенного?
-Да, - чувствуя, как в желудке начинает что-то нехорошо ворочаться, согласился я. – Лягушачьи лапки. Каждый лионец обожает лягушачьи лапки. А я хоть не коренной лионец, да и лионского гражданства у меня нет, но привык, знаешь ли, к лионской кухне. Ми гарсон, сильвупле и все такое…
Михаэлис выслушал меня, подвигал бровями, кивнул и принялся есть. Я зачарованно смотрел, как длинные пальцы дроу с ухоженными ногтями ловко орудуют вилочкой, безжалостно тыкая каждую устрицу по краям, чтобы по дрожи убедиться в том, что она еще не сдохла. Это было бы омерзительно, если бы оно не завораживало. Четкие, как будто заранее выверенные и просчитанные движения. Впалые скулы, активно перемалывающие еще живую устрицу. Узкие сильные губы. Я представил себе… короче, неважно, что именно, но этого мне хватило, чтобы заерзать на стуле, устраиваясь удобнее, потому что сидеть так, как прежде, уже не было никакой возможности…
Вот еще одна причина, по которой я не любил ходить в гости к Михаэлису. Как бы я ни старался этого не замечать, тем не менее, факт оставался фактом – каждый раз, когда я его видел, я сразу начинал мечтать оказаться с ним в одной постели. Вот с этим странным, темнокожим пугающим существом, которое сидело напротив с идеальной осанкой война, сосредоточенно глядело в тарелку и уничтожало устрицы так, как будто они – его самые злостные враги, от которых надо избавиться во благо родной общины.
И с каждым разом становилось все труднее это скрывать.
А скрывать приходилось. Во-первых, Михаэлиса по-прежнему с души воротило от всего, что касалось геев и окологейской темы, а я уже перестал активно нарываться на неприятности со стороны этого дроу, поскольку знал: они и без того придут, сами по себе. Воспитательные приступы Михаэлиса по-прежнему были для меня загадкой, их даже нечего было пытаться просчитать. А во-вторых, кроме восторженных воплей со стороны тела, разумом я испытывал по отношению к Михаэлису только недоверчивую опаску и тупую, беспомощную злость как к тому, из-за чего я вынужден делать вещи, которые мне не нравятся. Нет, в самом деле, я терпеть не могу, когда мне что-то навязывают. Неужели у него своих детей нет?... Можно было бы, конечно, спросить, но если я открою рот, боюсь, из него вырвется очередная фраза, которую Михаэлис не без основания посчитает наглым хамством. Иногда он пропускает их мимо своих вполне эльфийских ушей, но обычно дело заканчивается либо затрещиной, либо легким пинком, либо еще какой-нибудь мерой из разряда «воспитание дроу». Тоже мне, сторонники гуманизации педагогики…
И потом… Дроу и я в одной постели?.. Нет, невозможно!...
-Почему ты не ешь?
-А? – я вздрогнул и с облегчением выдохнул. – Спасибо, чего-то не хочется… Зачем ты меня позвал? У меня вообще-то дел навалом…
-Подождут твои дела, - Михаэлис отпил глоток из бокала с вином, вытер губы салфеткой. – Мне нужны твои способности менестреля. У меня послезавтра гости – устроишь им небольшой концерт. Сыграешь что-нибудь легкое.
-Еще чего? – возмутился я, отодвигая тарелку с нетронутыми морепродуктами. – Мне тебя одного по горло хватает! А там вас будет много! Не хочу! Да и тебе наверняка не понравится мой репертуар. Пригласи кого-нибудь еще…
-Ты будешь играть у меня послезавтра, - с нажимом повторил Михаэлис и посмотрел на меня так, как смотрел перед какой-нибудь очередной пакостью. Внезапно мне стало лениво с ним спорить:
-Ну хорошо… А на чем? На том старье, которое у меня дома, я и простенькой сонаты не сыграю. И потом, у меня нечего одеть. Не пойду же я в этом, - я дернул плечами. Михаэлис пренебрежительно скривил губы:
-Раньше тебя это не слишком волновало.
-Считай, во мне проснулся настоящий эльф! – все-таки не удержался я. Прикрыл глаза, ожидая затрещины, но вместо этого передо мной на стол приземлился кожаный мешочек с деньгами.
-Возьми с собой Ульха, - спокойно и почти насмешливо сказал Михаэлис. – У него хороший вкус. И без опозданий – послезавтра в семь.
-Слушаюсь, мой генерал! – повеселел я, спрыгивая со стула и прикрепляя мешочек к поясу. Ну вот, вечер не совсем прошел зря. По крайней мере, новые шмотки и, что важнее, новую скрипку я с Михаэлиса стряс. Прежней уже можно было гвозди забивать, от нее и так мало что осталось, а мой старый камзол был близок к тому, чтобы мирно загнуться во сне от собственной старости…
А послезавтра… послезавтра я начну собирать материал для моей новой книги - если быть точнее, первой книги. Я уже придумал ей название.
Она будет назваться «Книга Дроу».
Еще ни один автор на свете не писал ничего о дроу. Они всегда держаться вместе, ни с кем не общаются без большой необходимости, и их настолько боятся, что даже подойти близко считается неплохой разновидностью самоубийства. Даже удивительно, меня Михаэлис тоже пугает, но не так, как остальных. Наверное, это потому, что я – совсем больной на голову гей, который с четырнадцати лет принадлежит только самому себе. Если вы думаете, что можно прожить пять лет практически на улице и ни разу не побывать в том месте, которое Стоун называет «глобальной задницей», вы сильно ошибаетесь. Тем более, если быть таким, как я – не сильно принципиальным, жадным до всего нового и невоздержанным на язык… Должно быть, именно эти качества и позволили моему воспаленному мозгу придумать следующий план: раз уж меня насильно держат рядом с дроу, значит, у меня есть реальный шанс узнать о них побольше и написать самую правдивую книгу о самой загадочной расе Ойкумены, не считая, конечно, драконов...
Это будет сенсация. В этом я был уверен.
Правда, меня потом на семьдесят процентов из ста найдут и убьют, ну так что ж, гении всегда рискуют оказаться в могиле раньше, чем нормальные обыватели. А если я и дальше буду вынужден мириться с положением «воспитуемого подопечного» Михаэлиса, мне останется только пойти - и повеситься самому. Долго я еще не выдержу…
Я сказал Михаэлису, что мне нужно идти, потому что завтра дежурство в Лувре, а у меня не готов доспех, на что дроу кивнул и заявил, что я вполне могу быть ответственным, когда захочу. Я состроил скептическую физиономию и быстренько слинял, не желая больше оставаться в одной комнате с непредсказуемым хищником наших городских джунглей. Когда я вернулся домой, выяснилось, что мои дорогие коллеги сожрали всю картошку, и мне пришлось-таки лечь спать голодным…
…Вы когда-нибудь пробовали ходить по магазинам одежды с Ульхом? Могу вас заверить, это не менее ужасно, чем смотреть, как он куда-нибудь собирается!
Сперва он протащил меня по всему Ситэ, ныряя в толпе, как глубоководная рыба, заходя в магазины одежды по хаотичному принципу – увидит, зайдет и не уйдет, пока все не перероет. Через четыре часа я уже заколебался строить глазки портным, устал, как лошадь, мне зверски хотелось пить, но Великий-Эстет-и-Просто-Пижон Ульх был непоколебим.
-
-
10.09.2006 в 23:32Потом он, наконец, выбирал магазин, в котором его устраивало и обслуживание, и цены, и возможность подобрать что-нибудь из готовой одежды, подогнав по фигуре. Для затравки мне пришлось раз тридцать одеть и снять с себя кучу самых разных тряпок, потом Ульх благосклонно кивнул милым девушкам, и они, поставив меня на табуреточку перед зеркалом, битых полчаса все это дело мне подкалывали, приметывали, мурыжили вопросами, восхищались тем, как Ульх разбирается в одежде (хренов оборотень стоял рядом, давая советы, и куда только подевалась его так называемая стеснительность?...) и моими голубыми глазами. В тот момент, когда я уже был готов плюнуть на все и послать Михаэлиса нафиг с Ульхом вкупе, меня отпустили, и Ульх разрешил нам обоим зайти в трактир по соседству и подождать там, пока все не будет готово.
В трактире мы просидели около часа. Пообедали, я осушил пару кружек «Лионского крепкого» и немного взбодрился. Потом мы вернулись в магазин, где меня ждал мой новый костюм: голубая шелковая рубаха с пышным кружевным жабо. Длинный, до колен, черный шелковый жилет и замшевые бриджи под цвет жилета. Далее шел верхний камзол из черной ткани с длинными рукавами, вышитый в честь герба Лиона серебряными лилиями, а также новые сапоги на мягкой подошве без каблуков, вызывающе обтягивающие ноги. Особенно меня порадовали шелковые чулки и шейная брошка, в центре которой мерцал голубым светом аквамарин. Наряд дополняла черная широкополая шляпа с пером.
-Под цвет глаз, - объяснили Ульху и мне милые девушки из магазина, и Ульх, подумав, согласился, что смотреться это будет неплохо. Потом мне принесли огромное зеркало, я взглянул на себя и… от всей души ужаснулся:
- Какой кошмар!
-Что тебе не нравиться? – растерялся Ульх. – Мне кажется, все подобрано просто идеально…
-Да, наверное… Но он такой… такой… приличный! Я похож на обеспеченного студента! Это не я! Я не такой!... Я же все-таки менестрель! Если ты мне срочно не придумаешь сюда что-нибудь богемное, я отказываюсь это носить!!!
-О Боги, какой же ты проблемный!… - Ульх, сделав шальные глаза, схватил меня за руку и под изумленными взглядами милых девушек потащил из магазина. Почти переволок через улицу на ту сторону, где располагалась ювелирная лавка. Через полчаса я стал счастливым обладателем пары браслетов и сережек опять-таки с аквамаринами, а также большой цепочкой, которую Ульх торжественно застегнул на воротнике камзола так, чтобы она шла от шеи до плеча.
-Надеюсь, теперь ты выглядишь достаточно нескромно? – ехидно уточнил он. Я оглядел себя в зеркало, покачал головой, звякнув сережками, и удовлетворенно кивнул:
-Теперь достаточно… Пошли за скрипкой?
После чего отыгрался на Ульхе, застряв в магазине музыкальных инструментов на два часа и с жаром обсуждая с продавцом тонкости изготовления струнных музыкальных инструментов, перебирая скрипки так же тщательно, как некоторые выбирают себе жен, пробуя каждую из скрипок на звучание. Ту, которая была куплена, я был склонен считать своим единственным сокровищем. Настолько она была чудо как хорошо. Пара сыгранных мною на месте мотивов подтвердили, что у нас со скрипкой – любовь с первого взгляда.
-Слушай, теперь я понимаю, почему ты все время так хорошо выглядишь, - с долей зависти в голосе сказал я, когда мы покинули магазин.
-Ну, - кивнул порядком замороченный Ульх. - Хорошо выглядеть – это важно, впечатление, которое ты производишь на других, может пустить им пыль в глаза и сразу расположить их к тебе, и… и…
-Бла-бла-бла и все такое, - закончил за него я. – Вряд ли я захочу когда-нибудь повторить этот подвиг. Кстати, ты обратил внимание, как на тебя смотрела девушка возле прилавка?
-Д... девушка? – начал заикаться Ульх.
-Нет, м… мальчик! – передразнил его я. – Конечно, девушка. Ты что, даже не заметил? Ну ты даешь! Баскийка с раскосыми глазами. Типа симпатичная… мне понравилась. Одета просто шикарно, по последней моде. Выбирала себе перчатки, но как тебя увидела, так все бросила и стала пялиться. Так смотрела…
-Как? – испугался Ульх.
Я сделал страшные глаза и шепотом выдохнул:
-С чувством!
У Ульха было такое напуганное лицо, словно его только что застали за воровством конфет из общественного буфета, и я почувствовал себя полностью отмщенным. Странный этот Ульх. Лору Сакетти он отшил, а уж как она, бедняжка, старалась, все плавание его обхаживала. Хм, а девушка действительно была достойной представительницей рода Сакетти – мгновенно оправилась от прежней несчастной любви и выбрала новый объект обожания, впрочем, и здесь она тоже накололась… Вообще, с манерами и пижонством Ульха можно было бы кадрить девчонок направо и налево, если бы не его привычка мило краснеть и начинать заикаться при одном виде существа противоположного пола. А уж если они еще и подойдут…
Словом, мы вернулись домой поздно вечером, взъерошенные, вспотевшие, держащие в руках кучу коробок, но оч-чень довольные, сожрали приготовленный Стоуном вне очереди ужин, даже не заметив, что это было, и сразу же легли спать. А на следующий день я отправился на вечеринку дроу в особняк Михаэлиса, заранее предвкушая, как скривиться лицо у последнего, когда я что-нибудь спою.
Я упоминал о том, что совершенно не умею петь, а все мои стихи непременно касаются социальной тематики? В крайнем случае, про любовь или жизнь. Что поделать, ну не люблю я писать про цветочки и родину, хотя, помнится, неплохо зарабатывал стихами на заказ в Карсе… В основном, заказчиками были женщины, так как их мужьям моя персона почему-то обычно остро не нравилась. У меня, кстати, сохранилось одно стихотворение, посвященное женщинам, написанное мною уже в Лионе, но по воспоминаниям еще с тех Карских времен, когда я довольно близко имел с ними дело…
Вот его-то я и решил представить на суд публики, состоящий из дроу. И, честно говоря, по этой причине мне их было даже немножко жалко…
Дроу. Вот теперь о них поподробнее. Сейчас, дорогие мои, вы узнаете все, что я смог выжать из этой так называемой «вечеринки». Итак, представьте себе…
«Вечеринка» проходила в малой зале, где можно было бы вместить человек сто. До этого я был только в кабинете Михаэлиса, даже еду он приносил туда сам. Впрочем, стиль оформления помещений у него, как оказалось, один и тот же: практичная и качественная, а посему дорогая мебель, плотно закрытые окна, горящий огонь в камине, вот только в малой зале не было огромного письменного стола с пергаментами, зато было множество диванов, расставленных по периметру стен. Где, собственно и располагались гости. Меня же расположили на скамейке возле камина, покрытой шкурами, в которых по шелковистому блеску и мягкости без труда определялся песец. Усадивший меня туда Михаэлис прежде, чем оставить меня в покое и дать позырить на живых дроу (в кои-то веки действительно экстримное развлечение!), наклонился ко мне и зловеще произнес:
-Не вздумай вставать.
-Угу, - рассеянно отозвался я, пытаясь выглянуть из-за его тела и, кажется, впервые в жизни, не обращая на это самое тело внимания.
-Не уверен, что ты меня слышал, - вздохнув, констатировал Михаэлис и отошел, видимо, чтобы не оставлять гостей без присмотра надолго.
Я начал играть что-то легкое, одновременно разглядывая собравшихся дроу взглядом из-под лохматой челки. Было их около двадцати, как мужчин, так и женщин, и я почти сразу же сделал ряд поразительных наблюдений, согревших мое сердце исследователя.
Во-первых, все дроу – разные. Когда видишь их по одиночке или небольшой группой, кажется, что все они похожи друг на друга. К тому же рассматривать их в наглую – себе дороже, лучше посторониться и не стоять у них на пути… На самом деле дроу тоже обладают индивидуальностью: одни красивые, как Боги, другие больше напоминают демонов на картинах старых художников, врагу не пожелаю столкнуться с такими в темном переулке – так же можно и инфаркт схлопотать... У некоторых было самое что ни есть ехидное выражение лица, другие хранили суровость или даже улыбались (оказывается, они умеют улыбаться!...).
Особенно старательно улыбался один из дроу - как и полагается, высокий, широкоплечий, с такими же, как у Михаэлиса, волосами, но одетый с исключительной изящностью, я бы даже сказал – несколько излишней, двигающийся, в отличие от Михаэлиса, мягко, как кошка. Кстати, он еще и смеялся – вы можете представить себе смеющегося дроу?!... Все равно что ухмыляющаяся пантера – если бы сам не видел, никогда бы не поверил. И что самое удивительное, когда он подходил к одной из групп, кучкующихся по диванами и стенам, там сразу же раздавался негромкий смех, расцветали улыбки и теплели взгляды. Похоже, парень пользуется популярностью…
И вообще, дроу были какие-то совсем не страшные. Ничего из того, что заставляет представителей остальных рас обходить их за пару миль. Никакого ощущения, что ты в смертельной опасности, когда находишься рядом с ними. Никакого загадочного мерцания зрачков, говорящего о том, что эти типы – явно себе на уме. Они просто общались, не танцевали, почти не пили вина (похоже, это была все-таки не вечеринка, а деловая встреча), не строили из себя ходячие смертоносные машины, словом, вели себя очень естественно… как будто бы им некого и незачем было пугать.
-
-
10.09.2006 в 23:34Во-вторых, я заметил, что женщины у дроу разговаривают с мужчинами абсолютно на равных и ведут себя так же. Причем та единственная пара косых взглядов, которые я словил, исходили именно от женщин, из чего вывод: им позволяется даже немного больше. Например, одеваться в широкие штаны и перехваченные ремешками туники. В этом я мог только за них порадоваться. Лично мне неинтересно с теми представительницами противоположного пола, чьи интересы сосредоточены на пеленках, муже и новых тряпках. И глупо говорить о том, что в нашем мире им просто не позволено заниматься ничем, кроме детей и кухни… Существуют же еще и приключенки, стриптизерши, а также королевы, женщины-полицейские и бизнесменши.
Вот, пожалуй, и все, что я смог узнать о дроу… ну, еще они пользуются косметикой, слегка, так чтобы этого не было слишком заметно (но уж я-то замечу!...) и вовсе не ходят бесшумно, напротив, цокают сапогами так, словно в малой зале гарцует по кругу маленький табунок лошадок…
К третьему часу я еле держал скрипку, а мой бедный живот подводило от голода. Если бы не приказ Михаэлиса, я бы уже давно ошивался вон у того столика со жратвой, к которому почти никто не подходит. Наши дома, наверное, ужинают… Михаэлис что, хочет от меня голодных глюков дождаться?! Я тихонько вздохнул и облизнулся, глядя на то, как какой-то дроу с длиннющей косой пепельных волос мимоходом подцепил со столика кусочек мяса на палочке.
-Жуй, котенок, - весело сказал кто-то, всовывая мне в руки поднос с кусочками мяса, фруктами, крохотными канапе и еще чем-то неопределимым ни на взгляд, ни на вкус. Я оторвался от сладких грез, в которых уже обнимал огромную баранью отбивную, и недоуменно глянул в спину своего спасителя. Голубая рубашка со сложными орнаментами и что-то типа восточной хламидки сверху, куча дорогих украшений и забранные в высокую прическу светлые, светлее, чем у Михаэлиса, волосы. Изящная, словно бронзовая статуэтка, фигура. Точно, это тот самый парень, которого я выделил из толпы ему подобных и, который, похоже, живет по принципу «Будь проще, улыбнись – и к тебе потянутся дроу». Хотя, вообще-то, издали он со спины больше смахивал на женщину…
В любом случае, жратву я схавал в пару минут. В желудке приятно заурчало, я с благодарностью взглянул в сторону «месье Улыбка». Тот в ответ слегка наклонил голову и неожиданно подмигнул мне густыми пушистыми ресницами. Я нахмурился – так, улыбающиеся дроу, подмигивающие дроу… какие еще сюрпризы ждут меня сегодня?...
Впрочем, чем больше сюрпризов, тем интереснее жить, не так ли?...
Наконец, и я дождался своего «звездного часа» - Михаэлис представил меня гостям и, сжав мне плечо так, что у меня чуть не сломалась очередная кость, попросил меня спеть. После чего отошел и занял место в ряду разом насторожившихся слушателей, уставившись на меня не больше и не меньше, чем с подозрением. Он явно ожидал от меня какой-нибудь выходки. И чего, спрашивается, тогда приглашал? Знал же заранее, винить некого...
Я пошевелил плечом (вроде двигается), сделал глубокий вздох (страшно все-таки...) и поднял скрипку...
ПЕСНЯ О ЖЕНЩИНАХ
У нее в глазах – загадка,
У нее в глазах – печаль...
Ты взглянул на них украдкой, Окунувшись в эту даль.
У нее в глазах - ответы
На незаданный вопрос,
В дымке, как от сигареты,
Океаны синих слез..
У нее глаза – болота:
Если ты туда шагнул,
То не дергайся, ну что ты –
Все равно ты утонул...
Ты глядишь на них – и таешь,
Это – бездна, звезд полна!
Одного не понимаешь –
Что же думает она?...
А она сидела рядом
Ненавязчивым котом
И, тебя лаская взглядом,
Молча думала о том,
Что еще не поздно вроде:
Успевает в магазин.
Там костюмчик ей по моде
Посоветует Жаклин.
Где купить на той неделе
В спальню новую кровать?
Ей самой идти к Марселю
Или лучше подождать?
Что на шляпке лучше - ленты
Или ярко-красный бант
И какой из претендентов
Подойдет как вариант?...
Единственным, кто попытался мне аплодировать, был тот самый улыбающийся дроу. Наверное, мне следует быть благодарным хотя бы за то, что мои инсинуации были благополучно проигнорированы, хотя пара женщин все же не удержалась и фыркнула от возмущения.
Гости Михаэлиса вернулись к своим делам, а я – к музыкальному сопровождению самой скучной в моей жизни вечеринки.
Наконец, я дожил до момента, когда «типа вечеринка» закончилась, и гости принялись расползаться из залы. Толпа потихоньку рассасывалась, Михаэлис по очереди подходил к каждой покидающей помещение группировке и, видимо, прощался. Я с облегчением опустил окончательно затекшую руку и принялся разминать плечевой сустав. Попробуйте так долго держать смычок, и я посмотрю - в состоянии ли вы будете после этого даже зажать в кулаке серебряную монету. Уж не говоря о том, что по моей спине ползли крупные капли пота, и ощущение прилипшей к телу рубашки вызывало невольные мысли о ванной.
Словом, я охренительно устал за этот вечер…
-Молодец, - вроде бы похвалил меня Михаэлис, появляясь рядом со скамейкой, когда последний гость покинул залу. – Почти справился. Ведь умеешь же, когда хочешь.
-Ну… - я понял, что не в настроении с ним спорить, и вообще, мне все надоело и хочется домой, и пусть Стоун ковыряет ногтем в ушах и издевается над моей ориентацией, Ульх протирает тряпочкой статуэтки на камине и мило краснеет от наших дебильных шуточек насчет прирожденной мамочки и карьеры горничной, а Рене сидит и, быстро скользя зелеными глазами по страницам, просматривает какой-нибудь трактат по военному делу. К этим придуркам я уже привык и воспринимал их почти как семью… то есть, как нечто данное мне без моего на то согласия, но привычное до легкой зубной боли.
-Ладно, раз уж ты доволен, то я пошел… - я сполз со скамейки и принялся аккуратно запаковывать скрипку в чехол, когда услышал короткое:
-Нет, тебе еще рано уходить.
-То есть? – я обернулся. Чуть не свернул себе шею, пытаясь посмотреть Михаэлису в глаза. - Что тебе еще от меня нужно?
-Не мне. С тобой кое-кто хочет встретиться, - сухо осведомил меня Михаэлис и почему-то скрестил руки на груди, внимательно уставившись на мою скромную персону, кусающую губы, чтобы не ляпнуть очередную гадость (кстати, меня никто так толком и не покормил. Может, они считают, что менестрели питаются одним воздухом и цветочным ароматом?...).
-Ну и что? – счел своим долгом возмутиться я, дернув плечом. Плечо все еще болело, но уже меньше. – А если я не…
-Достаточно, - Михаэлис наклонил голову набок. – Ты пойдешь с ним.
Он кивнул на одинокую фигуру, темной тенью бродящую по залу, где погасли почти все свечи. Склеп, ей-богу… Словно услышав, о чем мы говорим, загадочная личность обернулась и подошла к нам, причем еще издали я узнал в приближающемся дроу того самого «месье Улыбку», парня с кошачьей походкой, который, единственный из всех, догадался принести мне поесть.
-Габриэль, это Джулиан. Джулиан, это Габриэль, - познакомил нас Михаэлис. Габриэль кивнул, расплываясь в одной из самых обаятельных улыбок, которые я только видел в своей жизни:
-Очень приятно.
-Взаимно, - буркнул я, с недоверием глядя на обоих дроу. По сравнению с Михаэлисом Габриэль казался более изящным по телосложению, хотя голубая рубашка, не то чтобы очень широкая, но и не узкая, невольно демонстрировала очень даже недурные мускулы. Он был немного выше Михаэлиса, самую малость, и, должно быть из-за своего роста, слегка сутулился. Но главное – у него было другое выражение лица и столь же экзотических глаз, а именно: открытое, дружелюбное, готовое идти на контакт. И глаза не такие бордовые – скорее, карие с бордовым оттенком, более человеческие... Поэтому он выглядел моложе Михаэлиса – но как там на самом деле, по эльфам никогда не угадаешь!....
В тот момент, когда я рассматривал Габриэля, пытаясь найти как можно больше отличий от Михаэлиса, первый неожиданно мне подмигнул. Смешливо так, будто все понимал. Я не удержался и фыркнул, опуская глаза. Михаэлис, как и следовало ожидать, неодобрительно покосился в мою сторону.
-Габриэль… - дальше последовала какая-то фраза на незнакомом языке, которую Михаэлис выдал своему гостю напоследок. Габриэль кивнул, оглянулся на меня и вопросительно указал глазами на дверь.
Я поколебался буквально минуту-другую – типа что победит, упрямство или любопытство? Желание насолить Михаэлису или несколько другое желание, рожденное
-
-
10.09.2006 в 23:37Любопытство победило с небольшим перевесом. Я пожал плечами, поправил кружевное жабо, сбившееся набок во время игры, и последовал за Габриэлем, помахав на прощание Михаэлису рукой. Почему-то у меня было твердое ощущение, что Михаэлис пристально смотрит нам вслед – по спине бегали какие-то ненормально огромные мурашки, словно плоды фантазии какого-нибудь абсолютно сумасшедшего мага…
Мы прошли по полутемному, едва освещенному одним-единственным, мерцающим на последнем издыхании факелом коридору (похоже, дроу отлично видят в темноте). Габриэль шагал впереди, и я видел только его широкую спину. Но как только дверь в малую залу скрылась из вида, дроу обернулся. Мелькнули в полутьме блестящие глаза, негромкий бархатистый голос мягко произнес:
-Знаешь, котенок, я и сам не в восторге от его методов. Я только просил нас познакомить. Поэтому если ты не хочешь…
-Да нет, не то чтобы не хочу… - промямлил я, уже сам толком не понимая, что происходит. – Просто он бы меня еще ленточкой перевязал… А вообще, я не против.
-Отлично! – повеселел голос. – Тогда пойдем?
Пламя факела, моргнув, совсем погасло. Я даже не успел вздрогнуть, как мою руку обхватила мягкая, невидимая в темноте ладонь, обтянутая перчаткой из тонкой кожи. Габриэль вывел меня из лабиринта коридора в считанные секунды, мы прошли пустой холл и оказались на ночной улице. Искоса глянув на Габриэля, я увидел, что дроу опять улыбается:
-Ты такой славный, котенок… никогда не встречал таких хорошеньких полукровок…
После чего он притянул меня к себе так, что я невольно уткнулся носом в типа восточную хламидку. Я только диву дался. И это называется дроу? Да он ведет себя как обычный парень, которых я клею в лионских кабачках… Хотя нет, обычно парни из трактиров бывают куда менее ласковыми, сразу лезут в штаны…
-Не понимаю, почему я не могу ему ни в чем отказать? – пожаловался я, сидя в карете и все еще прижимаясь к плечу Габриэля. Почему-то про себя я уже называл его просто - Габи. Кажется, я медленно, но верно покупался на это выставленное напоказ дружелюбие… Дроу, не меняя положения тела, потрепал меня за ухом свободной рукой (второй он уже несколько минут обнимал меня за талию):
-Потому что это – Заклятие Чаровладения. Ты подписывал контракт?
-Ну да… - я машинально потерся щекой о щедрую на ласки руку Габи. – И что из этого?
-А то, что Михаэлис теперь может тебя контролировать, - объяснил Габриэль. – Но ты не волнуйся, он никогда не злоупотребляет своей властью над нами.
Над нами? Однако… Стало быть, дроу находятся под властью Заклятия Чаровладения, и Михаэлис их контролирует? Хм, кажется, из этого парня я смогу выжать побольше, чем из моего молчаливого «покровителя».
-Стоп… а почему именно он? – нахмурился я. Габриэль удивленно изогнул тонкие изящные брови:
-Так ведь он – глава общины…
Час от часу не легче. Ладно, поразмышляем на досуге…
-А ты?
-А я его брат, - Габи усмехнулся. – Старший. А так, на первый взгляд, и не скажешь, верно?
-Да уж, ты больше похож на нормального человека, - ляпнул я, не подумав, и прикусил язык. Но на Габи мои слова не произвели негативного впечатления:
-Он такой, каким должен быть дис, - сказал Габи, явно гордясь младшим братишкой. - Поэтому его уважают. Тогда как я…
Я уловил в оттенке голоса Габи странную интонацию и решил его немного утешить:
-Мне показалось, что тебя любят.
-Скажем так, мною развлекаются, - весело ухмыльнулся Габи в ответ. – А я и не против. Ну какой из меня глава общины?
Я понял, что ошибся насчет интонации… да и насчет своего глобального недоверия к этому милому существу как к одному из «тех самых дроу». Мне вдруг стало смешно, и я полностью расслабился в заботливых руках парня, от которого пахло вином и почему-то розами. Словно уловив изменения в моем настроении, Габриэль еще крепче прижал меня к себе, наклонился и порылся под сиденьями.
-Вот, держи… Купил сегодня, но так и не успел сьесть. А тебе пригодиться – у тебя был такой взгляд там, на скамейке, будто ты вот-вот собираешься хлопнуться в голодный обморок. Надеюсь, котята любят зефир в шоколаде?
-Вполне, - ответил я, глядя почему-то не на зефир а на Габриэля. Зефир в шоколаде, говорите? Хм… думаю, я заслужил сегодня немного сладкого на десерт…
Через минуту я убедился в том, что когда тебя кормят с рук кусочками сладкого зефира с моментально тающей во рту шоколадной корочкой – это, по меньшей мере, приятно. А по большей – очень возбуждает…. Особенно если после «кормления» тебя нежно, словно мимолетно целуют, едва прикасаясь губами к твоим.
Ехали мы недолго, буквально минут десять. Дом у Габриэля был таким же, как у Михаэлиса – двухэтажный особняк, только в Шамборе, немного дальше от подворий дроу и ближе к центру. Подворье дроу. Здесь офигительно тихо, поэтому мне всегда было странно попадать сюда после шумного, делового Лиона.
Эти места Боги ведают почему выглядят заброшенными, несмотря на то, что располагаются почти в самом центре города. Должно быть, потому что дома дроу всегда окружает глухой и мрачноватый сад с чугунной решеткой - они явно не прибегают к услугам садовников. Наверное, это делается, чтобы ветви не пропускали в комнаты ни единого более-менее приличного лучика света. Для той же цели дроу занавешивают окна тяжелыми портьерами, поэтому внутри их дома всегда сумрачны и только бесчисленные свечи и даже факела мешают представить себе, что ты в склепе.
Мозаичная дорожка к дому. Никакой охраны, только большая черная собака, лежащая возле двери. У дроу нет дворецких, дверь просто открывается, впуская нас внутрь. Слуг у дроу тоже нет. Дом Габи, как и Михаэлиса, выглядел почти необитаемым. Одного дроу, судя по виду – молодого, лет сто, не больше, я увидел в саду, он сидел на скамейке и в полной темноте сосредоточенно разглядывал какую-то книгу. Второй при полном боевом параде прошел мимо нас по коридору, кивнув Габриэлю и не обратив никакого внимания на меня, уже порядком разнеженного и, боюсь, порядком измазанного шоколадом.
Знакомый полутемный коридор (явно работа того же дизайнера, что у Михаэлиса), и наконец – та-дам! – перед нами возникла спальня. Веселенькая такая, с зеркалами и бордовым (под цвет глаз, что ли?) балдахином. Огромная мягкая кровать из разряда «траходром». Трельяж с тысячью маленькими коробочками и бутылечками, в которых мой глаз безошибочно распознал духи и косметику. Гобелены на стенах, создающие дополнительный полумрак. И, ясно дело, тяжелые гардины… Пока Габриэль шуршал за ширмой (кажется, переодевался), я сел на кровать и немного попрыгал, дабы убедиться, что она такая мягкая, какой кажется.
Ладно, Джули, а вот теперь вспоминай, что ты здесь делаешь? Этого Михаэлис тебе не приказывал.
Кажется, я собираюсь с ним переспать.
Переспать с дроу? Джули, ты сошел с ума! Ты хоть представляешь, чем это может кончиться?
А мне, как говорит Стоун, однофигственно! И вообще, я уже завелся… Ты же знаешь, у меня это быстро…
Ну ладно-ладно, как знаешь, но хоть какую-нибудь выгоду из этого ты извлечь можешь? Ты же столько раз продавал свое тело, что еще один раз не станет исключением, а тебе очень нужны деньги, чтобы стать знаменитостью при жизни, правда, вряд ли после этого она будет долгой…. А то как-то надоело быть непризнанным гением. Говорят, дроу неслыханно богаты. Ну, что скажешь, Джули?
-Джулиан, почему ты молчишь? – свежий и цветущий Габи, неотразимо изящный в восточном разрисованном птицами и цветами халате, наклонился надо мной и тревожно заглянул мне в глаза. Я поморгал ресницами (оказывается, разговаривать с собой – такое увлекательное занятие!), поднял взгляд на дроу и выдал самую обольстительную улыбку из своего репертуара:
-Если хочешь, называй меня Джули…
-Котенок Джули… - поправил меня Габриэль, подался вперед, и я почувствовал влажное прикосновение его языка сперва на мочке левого уха, потом где-то в районе ушной раковины. Я зажмурился и мурлыкнул. Ой-ей-ей, кажется, подумать было легче, чем сделать…
-Габи… Габриэль, знаешь, я… в общем, мне нужны деньги…
-Ага… - нежная ладонь Габриэля обхватила мой затылок, перебрала пушистые пряди волос. Вторую руку дроу использовал, чтобы медленно водить по моим бедрам самыми кончиками пальцев. И от этих полуприкосновений у меня перехватывало дыхание… становилось все труднее сказать то, что я собрался, и вообще, что-либо сказать.
-Нет, ты не понял… я предлагаю провести с тобой ночь за плату… небольшую…
-Ага… - Габриэль отстранился, загадочно глядя на меня, и потянул за концы пояса своего халата. Мягкая восточная ткань, творение настоящих мастеров своего дела, соскользнула на пол. Дроу предстал передо мной во всем своем великолепии – высокий, идеально сложенный, весь такой изящный, гибкий, породистый, просто неприлично красивый и даже как-то вызывающе сексуальный… Я сидел, глядя на него и закусив нижнюю губу, а этот ненормальный темный эльф, наклонившись надо мной, обвел языком мои губы, легонько цапнул зубами сосок, а потом взял мою ногу, согнул ее в колени и прошелся поцелуями по внутренней части бедра... эй, а когда я успел раздеться?! А впрочем, и это тоже уже однофигственно…
-Так что хотел сказать мой котенок? – прозвучал где-то очень далеко бархатный, обволакивающий сознание и, как мне показалось, слегка ехидный голос.
-Н…не знаю… ты такой… - я обвил руками его шею и доверчиво потянулся навстречу приоткрытым губам. В довольно больших для данной расы карих с бордовым оттенком улыбчивых глазах Габриэля вспыхнул и начал разгораться по-михаэлевски хищный огонек. Тот самый, который я видел в глазах и у других дроу… из-за которого к ним, собственно, и предпочитают не приближаться на опасное расстояние.
-
-
10.09.2006 в 23:37Бывают просто сны, а бывают детские сны, в которых мы летаем по призрачному небу, полному сладкой облачной ваты.
Бывает просто секс, а бывает, что словно сбывается приснившийся когда-то сон, и небо все такое же призрачное, и облака из сладкой ваты все так же мягки и пушисты, и ты летишь так же высоко, как когда-то в детстве.
А потом одна яркая вспышка – и ты взмываешь высоко-высоко, на ту недостижимую высоту, где кончается воздух и солнце уже не греет, а обжигает.
Туда, где берут начало все звезды на свете…
Когда я открыл глаза, то увидел, что обнимаю подушку, как обнимал разгоряченное сексом тело Габриэля, когда засыпал… уже не помню после которого по счету раза… Странно, вроде трахались как кролики в лесу, а с утра я не чувствовал даже боли в пояснице, даже той самой усталости, которая приходит с полным удовлетворением. Я был вполне бодр, готов к предстоящему дню и находился в той же комнате, в том же мрачном доме, в компании с теми же гобеленами и гардинами. А вот Габи рядом не было.
Зато был букет из пятидесяти огромных черных роз, лежащий на второй подушке, в сердцевину каждой из которых была заботливо вложена золотая монета. Всего пятьдесят монет. Записка на подушке гласила: «Это не плата, а подарок! Придешь вечером? Целую моего нежного котенка. Габи».
Вот так, Джулиан. Даже так. Офигеть можно!
…И мой третий вывод: среди дроу тоже встречаются неисправимые геи…
ВАРИАЦИИ
ПОЛИЦЕЙСКОЕ РАССЛЕДОВАНИЕ ПО МЕТОДУ ВИКТОРА ДЮБЮИ
Вариация первая.
-Габи, ты не знаешь, где мои бриджи?... Нет, ну так нечестно! Где мы вчера начинали?...
-Посмотри в гостиной, котенок.
-Здесь нет… о, точно! Прикинь, я их так под столом и оставил!... Слу-ушай… а мою жилетку ты, часом, не видел?
-Видел. В камине.
-О… И какой придурок ее в камин закинул?
-Ну, это же ты вчера устраивал мне сюрприз в виде стриптиза. Или это был стриптиз в виде сюрприза?
-А-а, и правда. А сколько я тогда выпил?...
-А это имеет значение?
-Ну не то, чтобы… ты меня и на трезвую голову заводишь…
-Иди сюда, маленький… ну чего ты как маленький…
-Габи, не надо… я на службу опоздаю… Габи… да-а-а…
-Беги. А то на службу опоздаешь.
-Сволочь! – буркнул я и вылетел из комнаты, оказавшись прямо перед взором того самого вроде бы еще совсем молодого дроу, который ошивался то у Габи, то у Михаэлиса. Пару раз я слышал, как его называли Рафаэлем, от Габи я знал, что этот дроу –воспитанник Михаэлиса, но здесь он тоже ошивался часто. Молодого – это значит, ему было лет сто, и его только-только начали выпускать за пределы Элинора. Наверное, поэтому он так старательно поддерживал надменный вид и так неприязненно уставился янтарными глазами на меня, пытающегося на ходу подтянуть голенища сапог. Я в ответ выдал обаятельную улыбку:
-Здрас-с-стье!... – и промчался мимо.
Я действительно опаздывал – вчерашние вечерние посиделки с Габриэлем, плавно превратившиеся в ночь бурной страсти, привели к тому, что я погрузился в сладкий, здоровый сон и не проснулся бы, если бы меня не разбудили поцелуями. После чего пришлось задержаться в спальне дроу еще на полчасика. Мы встречались вот уже второй месяц, и весь месяц он вел себя как настоящий лапочка. Честное слово, у меня не было к нему никаких претензий: мы трахались, а еще он учил играть меня в шахматы, читал мне вслух любимые отрывки из книг, причем из современной бульварной литературы, с удовольствием слушал, как я играю на скрипке, засыпал меня вопросами о моей жизни и подарил мне такой же прикольный восточный халат, как у него, с вышитой по подолу зевающей во всю оскаленную пасть тигрицей.
Каждое утро после проведенной рядом с Габи ночи я находил рядом с собой букет черных роз с золотой начинкой. Причем со временем моя цена (а я все-таки склонен называть это именно так) существенно повысилась…
Мы любили лежать в кровати после секса и болтать, непринужденно затягиваясь Габриэлевскими сигарами. В такие минуты я совсем забывал, что Габи – дроу, на его месте мог бы быть любой самый обычный парень, который умеет шутить, демонстративно дуться, если я скажу какую-нибудь гадость, и так славно улыбаться, когда я извинюсь… Я вспоминал о принадлежности Габи к одной из самых древних рас Ойкумены только тогда, когда мы опять начинали тяжело дышать, халаты летели куда подальше, а из губ вырывались первые стоны страсти… И каждый раз я замечал, как неуловимо меняется взгляд Габриэля – даже невозможно представить, чтобы он был снизу, дроу не могут быть снизу, они слишком крутые и слишком хорошо об этом знают…
И под этим взглядом – взглядом по-настоящему крутого типа – я таял, что твое мороженое.
-Блин! – я, надо сказать, очень вовремя, прижался к стене в полицейском управлении, пережидая, пока с лестницы спуститься десяток-другой полицейских. Они весело общались друг с другом, а я смотрел на них и думал: интересно, сколько в Лионе полицейских на квадратный метр?
Должно быть, много.
Это же все-таки Лион - здесь все время что-то случается…
-Где тебя носит? – осерчал Ульх, когда я, пытаясь отдышаться, возник на пороге выделенной для нас комнатенки. Я только фыркнул – еще одни командир! Для полного счастья мне хватало Рене…
-А что, что-то случилось? Позволь угадаю… Два пьяных грузчика от души побоксировали друг с другом, и это дело повесили на нас?... Нет, должно быть, у кого-то сперли кошелек, к счастью, не у меня… Ах нет, точно, Стоун опять похлопал тебя по плечу и оставил на рубашке жирные пятна? И поэтому ты такой злой? Я угадал?
-Ха, если бы!... – уныло сказал Стоун, которого вполне устраивало наше безделье на подхвате у Лионской полиции. Из чего я сделал вывод, что все достаточно серьезно:
-Да что случилось-то?...
-Видите ли, Джулиан, нам наконец-то дали настоящее дело, - заявил Виктор, поправляя лохматую челку. Он был таким же, как и всегда: долговязый, бледнокожий, с аккуратно подстриженными, но небрежно причесанными темными волосами, в хорошей, но явно не свежей одежде. Завязанный каким-то абсолютно безбашенным узлом, шейный платок Виктора застегивала офигенно дорогущая брошь – рубин в платине – подаренная ему родителями, и, можете мне поверить, смотрелась она совершенно не в тему. Словом, Вик был в своем репертуаре. На второй месяц нашего знакомства я научился его понимать, да и Виктор, пожалуй, стал изъясняться яснее, видимо, сделав вывод, что имеет дело с придурками.
-О… И какое?
-Дело Потрошителя, - Ульх был собран и сосредоточен. Кажется, все еще хуже, чем я ожидал. Поэтому я плюхнулся на стул и приготовился слушать.
-Потрошителем у нас называют маньяка, который вот уже три месяца действует на территории Лиона, преимущественно в Ситэ, хотя пару раз трупы находили даже в Шамборе, - начал докладывать Ульх. – Он работает так: ночью выбирает себе жертву, видимо, преследует ее или заманивает в темный проулок и там кромсает инструментом, аналогов которому нет в истории преступности Лиона…
-Ульх, сладкий, ты этим от Вика заразился? – посочувствовал я. – Говори нормально, а?
Ульх не обратил на мои инсинуации никакого внимания:
-Инструмент представляет из себя нечто острое, тонкое, плоское и сужающееся к концу. Скорее всего, лезвие небольших размеров, оканчивается такой крошечной выемкой. После убийства Потрошитель покидает место преступления, оставляя жертву просто валяться там, где ее убили. Со вскрытым, искромсанным, а потом, обратите внимания, зашитым животом. Крепкими черными нитками…
-Так, - зловеще сказал я. – Кажется до меня дошло, что именно ты вчера читал перед сном…
-Ну я же не спрашиваю, чем ты вчера перед сном занимался! – огрызнулся Ульх, а Стоун оглушительно заржал.
Вот парочка олухов!…
-Вик, а почему дело отдали нам? Это что, какая-то подстава? – я посмотрел на Виктора, а того передернуло – он сотню раз просил меня называть его Дюбюи, но у меня просто язык не поворачивался… - Нам же еще никогда ничего путного не давали…
-Ты в курсе, что скоро день рождения Элоизы? – спросил меня Стоун. – Ах, читал в газете? Надо же, ты и читать умеешь, а не только ноги раздвигать?... Ну так вот, побухать в честь ее величества мечтает весь город, прикинь, сколько мордобоя будет? Поэтому вся полиция поставлена на уши. И королевская гвардия тоже. Нам здорово повезло, что нас не припахали…
-Нам повезло, нас не припахали, а дело кровавого маньяка, терроризирующего город, отдали четырем идиотам, которые до этого расследовали только мордобой и мелкие кражи, и то с переменным успехом? Ну-ну, - скептически сказал я.
-Я немного попросил своего отца, - скромно сказал Виктор, и я понял, что мы здорово влипли.
-
-
10.09.2006 в 23:39Из дальнейших умозаключений Ульха и Виктора я узнал, что у нас все-таки есть небольшой шанс. И заключался он в новой жертве, которая появилась только этой ночью. Свежачок, так сказать. У нее… вернее, у него, потому что жертвой оказался парень, было существенное отличие от всех остальных жертв ночных прогулок Потрошителя, а именно – он остался жив. Хотя и находился в данный момент в коматическом состоянии, пребывал под присмотром полицейского лекаря и никакой реальной помощи оказать не мог. Но уже одно существование потенциального свидетеля очень поднимало настроение. По крайней мере, все выглядело не так безнадежно…
Свое полицейское расследование Виктор Дюбюи начал с посещения места преступления. Естественно, кому-то пришлось его сопровождать. Естественно, этим «кто-то» оказался я, поскольку Ульх остался в управлении далее прочесывать архивы в поисках похожих дел (у него родилась теория о том, что, возможно, эти преступления – рецедив у одного из хорошо известных полиции психов), а Стоун заявил, что он будет помогать Ульху, положил ноги на стол, и я не знаю такой силы, которая смогла бы в этот момент сдвинуть его с места.
Мы вышли из полицейского управления и потопали по бульвару Сен-Мартен в сторону Болота. Я плелся за широко переставляющим длинные ноги Дюбюи и думал о том, как Габи хорош в постели. А еще о том, как мне хочется спать… и лучше всего в той же самой постели, с тем же самым существом. Потому что с ним тепло и уютно, хотя я бы не назвал это любовью, о нет, отнюдь…
-Бодрее, Джулиан, - сказал мне Вик, неожиданно положив мне руку на плечо. – Мы обязательно раскроем это преступление, найдем маньяка и предадим его честному суду, потому что иначе, боюсь, месье Савон воспользуется случаем и сделает все, чтобы на нас, выражаясь на современном арго, «всех собак повесили».
И все-таки Вика иногда заносит…
-Пришли, - сказал наш начинающий реформатор. Я огляделся – ничем не примечательный тупичок, зажатый между глухими каменными стенами домов. Деревянный настил кончается как раз в метре от огромной грязевой лужи. Закоулок ничем бы не отличался от тысячи других таких же в Ситэ, если бы не темные, явно не естественного происхождения подтеки на одной из каменных стен.
-Здесь лежало тело, - каким-то глухим голосом сказал Вик. Кажется, ему тоже было неприятно находится в этом месте. Я отступил, пропуская комиссара вперед. Виктор только вздохнул, ступая в черную непонятной консистенции лужу. Сапог Дюбюи сразу же утонул почти наполовину. Да, закоулки Ситэ – это вам не сверкающий Шамбор. Потрошитель знал, где удобнее всего убивать свои жертвы… Но Виктор не обратил никакого внимания на засасывающую его ноги трясину, он, громко хлюпая сапогами, подошел к стене с кровавыми потеками, вынул из кармана несколько непонятных предметов и принялся производить с ними и стеной странные манипуляции.
-Вик, а что, собственно говоря, ты делаешь? – осторожно спросил я, наблюдая за всем этим безобразием.
-Дактилоскопия, – «объяснил» Дюбюи. Я сочувственно покивал:
-Понимаю… В Тампле подхватил? Ну что ж ты так, надо делать это с девушками осторожнее, мало ли какая шлюшка попадется…
Виктор даже оторвался от своей любимой стены, чтобы недоуменно посмотреть на меня. Кажется, он даже не предполагал, что с девушками можно что-то делать. Ну что ж, я рад, что сумел дать этому пробитому ботанику новую информацию для размышления.
-Дактилоскопия – это не болезнь, а методика обнаружения отпечатков пальцев преступника, - дошло до Вика. – С помощью распыления... в общем, подробности ни к чему, я просто снимаю отпечатки пальцев со стены, а потом сниму у предполагаемого преступника.
-А потом сравнишь и узнаешь, какая тварь лапала эту стену? – радостно догадался я. Виктор улыбнулся:
-Абсолютно верно. Вы делаете успехи, Джулиан. Никогда не думали о высшем образовании?
Я тяжко вздохнул. Ну начинается… И чего это всем так хочется запихать меня в мрачные аудитории Тампля? Чего я там, спрашивается, не видел? Да и сексуальные объекты из преподавателей как-то не очень. Вот студиозусы – другое дело, с ними и бухнуть можно… Если, конечно, не попадется такой, как Вик…
Наверное, мама была права, когда говорила мне: «Тебе лишь бы развлекаться! Весь в отца!». Обычно после этого заявления мне жутко хотелось хотя бы посмотреть на этого пресловутого отца, классный, наверное, был чувак, если уж Ма до сих пор на него так злится…
Закончив собирать эти самые отпечатки, Вик повернулся ко мне, но так как со своей долговязостью он обращаться не умел и двигался весьма неуклюже, то, разумеется, поскользнулся и с высоты своего роста грохнулся в лужу, уйдя руками на глубину почти по локоть.
-А ты все-таки уверен, ну, насчет болезни? – счел свои долгом подколоть его я. Виктор сумрачно глянул на меня своими умненькими светло-голубыми глазами из-под окончательно взъерошенной и стоящей дыбом челки, и поднялся. Отряхнул черный практичный сюртук. Задумчиво почесал аристократический нос с горбинкой, оставив на нем грязевые разводы. Голосом трагического актера возвестил:
-Потрошитель присмотрел свою жертву в ближайшем трактире.
Я захлопал ресницами:
-Ну, круто… Это тоже из отпечатков?...
-Нет, эта информация исходит из другого источника, - гордо сообщил мне Вик и показал зажатую в руке бумажку, с которой стекали капли черной грязи. – Счет из… так, посмотрим… из «Дохлой кошки». Джулиан, вы знаете, где это?
-Ну разумеется, - без энтузиазма кивнул я. – Только этот счет мог потерять здесь любой другой прохожий, необязательно Потрошитель или его жертва.
-И действительно, какое людное место! – типа изумился Вик. Надо же, а у него, оказывается, есть чувство юмора. Значит, парень еще не потерян для общества.
Когда наше юное дарование объяснило мне, как именно по его методике расследования мы должны добывать у трактирщика информацию, я снова изменил свою точку зрения. Потерян, да еще как.
-А спросить не проще?
-Вы ошибаетесь, Джулиан, - твердо ответил Вик. – Если задать ему вопрос прямо, по обычной методике, он вряд ли ответит что-либо вразумительное, и, наверное, будет прав, зачем ему лишние неприятности? А мы просто сделаем вид, что ищем приятеля и притворимся пьяными.
-Гениально, - пробормотал я, и мы отправились в «Дохлую кошку» - не самое злачное, но и не самое лучшее заведение типа «трактир», расположенное на каменном Малом мосту у его основания, то есть, в районе стыка Болота и рабочих кварталов, рядом с переполненной прачками, проститутками и небольшими гостиницами набережной. Сие заведение было неплохо мне известно, поскольку ваш покорный слуга не раз пропивал там случайно доставшиеся деньги. Но Вику я об этом говорить не стал – боюсь, этот правильный парень неправильно меня бы понял.
Внутри «Дохлой кошки» в такой ранний час было еще почти пусто, слуги протирали столики тряпочками, чистили плевательницы и меняли зубочистки. Я присел за столик и стал смотреть, чем обернется дело. Через пару минут, глядя на то, как Виктор изображает пьяного, пытаясь выудить из трактирщика информацию о подозрительных личностях, бывающих в этом месте, я убедился а) в полном отсутствии у юного сыщика актерских способностей, б) в полной безнадеге затеянного нами предприятия. Если жертва и Потрошитель были здесь, трактирщик действительно ничего не скажет. Плох тот трактирщик, который болтает о своих клиентах.
Словом, оставался только один шанс. И он как раз заметил меня, улыбнувшись во весь свой тридцать один зуб. Один передний зуб у Поля был выбит при мне пьяным рабочим, которому не понравилась намерение парня обсчитать его, когда он расплачивался. И хотя Поль до сих пор отрицает факт обсчитывания, мы-то с вами хорошо знаем, что твориться в лионских кабачках, не так ли?...
-Джули, лапочка, какими судьбами? – с ленивой ехидцей осведомился Поль, подходя ко мне и так вертя бедрами, что издали его можно было принять за одну из гулящих девок. – Как ты клево прикинут… Неужели деньги появились?
-Дело появилось, - я похлопал ладонью по стулу рядом. Поль оглянулся на трактирщика, который был занят тем, что предпринимал судорожные попытки отделаться от цепкого, как клещ, Вика, и сел рядом. Достал из-за уха скрученную самодельную сигарету и закурил.
-С кем ты сейчас? – спросил я, чтобы как-то завести разговор. – Все еще с Жаком?
-Да ну его, - махнул рукой Поль. – Совсем озверел, скотина. У них сменился мастер, новая метла чисто метет и все такое, а ты же знаешь Жака, он хитрить не умеет. Вот и пьет, как лошадь. Драться начал… Не, я сейчас свободен. Клеиться, правда, тут один из гончарной мастерской, но я даже не знаю. Слишком уж молоденький, наивный... Вот с тобой бы я позажигал, мон ами, - Поль хитро глянул в мою сторону.
-Да я бы с тобой тоже, ма шер, - в тон ему ответил я. – Но что-то я плохо представляю, как мы одновременно можем оба оказаться снизу…
Поль рассмеялся, тряхнув черными волнами волос.
-Значит, мне остается гончарная мастерская… Ну ладно, колись, чего тебе надо. Если ты сюда не пить пришел, значит, у тебя действительно какое-то дело…
-
-
10.09.2006 в 23:39-Ошивался, - с готовностью подтвердил Поль. – Я еще подумал: надо же, какая обалденная шевелюра, и какого фига он ее в хвост забирает, распущенными куда круче… Чаевые хорошие дал.
-Что пил?
-Не поверишь, ничего спиртного. Только кофе. Кружок пять выдул, а потом появился его приятель, и они свалили.
-Какой приятель? – заинтересовался я. Кажется, среди сплошных тучек, окружавших дело о Потрошителе начинал появляться маленький просвет.
-Да такой весь темный, - сказал Поль. – То есть, не дроу, конечно, просто он в темное был одет. Знаешь, я сильно-то не присматривался, тогда обычная запарка была когда ночь наступает и все приходят сюда бухать. Подай то, принеси се, достают, козлы, по самое не могу… Лица не разглядел. Шляпа у него была такая, черная, как приличные люди носят.
-То есть, тип с пепельными волосами сидел здесь и пил кофе, потом к нему подошел тип в темном и в шляпе, как у жителей Марэ, и они вместе покинули сие гостеприимное заведение? Я все правильно понял? – уточнил я.
Поль кивнул, с удивлением косясь в сторону трактирщика, который с отчаяньем в голосе вопрошал Виктора, чего, собственно, тот к нему прицепился?...
-Ну спасибо, это то, что мне было надо, - я поднялся. Пора было забирать отсюда наше общее с Ульхом и Стоуном горе, пока оно не получило от доведенного до предела трактирщика по своей умной физиономии.
Поль опять хитро глянул на меня:
-Спасибо в карман не положишь, на хлеб не намажешь и в стакан не нальешь…
Я выручил парня парой монет, оторвал разошедшегося Виктора от трактирщика и поволок его на свежий воздух – приводить в чувство и объяснять ситуацию. Выслушав меня, Виктор погрузился в скорбное молчание и молчал всю дорогу до управления.
-А ты уверен в своем источнике информации? – забеспокоился Ульх, когда мы рассказали новости. Я только усмехнулся:
-Как только наступает вечер, Поль начинает рыскать по трактиру с одной целью – добавить какие-нибудь гроши к своей зарплате. От него ни одна муха не ускользнет…
-Тогда это ужасно! – воскликнул Ульх.
-Простите, месье Лопес, что вы имеете в виду? – заинтересовался вышедший из ступора Виктор, поправляя челку, норовившую завесить его глаза чем-то вроде плотных гардин в домах дроу.
За Ульха неожиданно ответил Стоун:
-А имеет он вот что… Если они знакомы, стало быть знают друг друга в лицо. Этот, с шевелюрой, может запросто опознать убийцу. Значит, его нужно добить так, чтоб до конца. А если бы я был Потрошителем, я бы распотрошил его этой ночью. Как можно быстрее. Я все так сказал?
Ульх кивнул, явно начиная нервничать. И я его понимал – действительно замотавшийся с предстоящим праздником Рене убил бы оборотня, не задумываясь, провали он операцию.
-Кинем монетку? – обреченно спросил я.
Мы кинули. Ульх собрался, попрощался с нами и почти бегом вышел из нашего кабинета, дабы не медля посетить полицейский госпиталь. Охранять, стало быть, жертву. Мы со Стоуном тоже раскланялись с задумчивым Виктором и покинули гостеприимный полицейский участок. После чего Стоун направился хрен знает куда, а я пошел к Габи.
Этой ночью я не узнал про дроу ничего нового, кроме того, что некоторым из них нравятся черные шелковые чулки…
Вторая вариация.
-Габи, где мои чулки?
-У тебя на ногах.
-Блин, и как ты умудряешься все замечать?... А бриджи?...
-Не знаю. И знать не хочу. Ты и так обалденно смотришься.
-Ну… думаю, если я приду в управление так, то мы недосчитаемся в наших рядах сразу двух – Ульха и Виктора. Нет, пожалуй, даже трех – Стоун умрет от смеха… Эй, что ты делаешь?...
-Мой котенок…
-М-р-р-р… мне надо… я должен… а, плевать!...
Я прибыл на работу с опозданием почти на два часа, заранее приготовившись к большой взбучке со стороны исполнительного Ульха. Хотя, скорее всего, он ограничиться укоризненным взглядом, от которого мне, как это не удивительно, сразу станет стыдно. Уж лучше бы орал, как Рене…
-Извините, но я попал в пробку на Сен-Дени… Эй, вы где? – я застыл на пороге кабинета, недоуменно сверля взглядом пустое пространство. Они что, все разом опоздали? Нет, чашка с чаем на столе еще теплая, похоже, они просто куда-то ушли…
-Месье Кортес? – раздалось за моей спиной.
-Это сделал не я! – решительно ответил я, поворачиваясь.
Девчушка в форме, та самая, которая лыбилась каждый раз, когда встречала Ульха на лестнице, обалдело вытаращила свои голубые глаза – у меня и то не получилось бы лучше.
-В… в смысле?
-Если что-нибудь случилось, то это не я сделал, - объяснил я. – А что случилось?...
-Ваш друг ранен, - пришла в себя девушка. – Меня просили передать, что вас ждут в полицейском госпитале.
-Который? – полюбопытствовал я. Почему-то мне упорно не верилось в то, что одного из наших могли ранить. Девушка сразу опечалилась:
-Который симпатичный и клево прикинутый…
-Ульх?! – подпрыгнул я. – Так чего ты молчала, дура?
С этими словами я проскользнул мимо хлопающей ресницами девчушки и полетел в сторону госпиталя.
Ульх лежал на кровати, весь такой бледный, что это было заметно даже если учесть его природную смуглость, какой-то встрепанный, с повязкой на плече и части груди. Рядом с кроватью по одну сторону сидел Виктор со сбившимся набок шейным платком и блокнотом в руке, по другую – Стоун, мрачная физиономия которого молчаливо обещала убить того, кто это сделал. Но поскольку никто не признавался, Стоун выливал свою энергию на то, чтобы скармливать Ульху целую корзину яблок, явно купленную им по дороге. Ульх ел из вежливости, безо всякого аппетита, периодически вытирая покрытый испариной лоб.
-Ульх, сладкий, что с тобой? – я кинулся с кровати, чуть не сметая по пути столик с какой-то странной медицинской хреновиной. – Ты в порядке?
-А ты не видишь, что нет? – все так же мрачно осведомился Стоун.
-Я не тебя спрашиваю! – огрызнулся я. – Ульх, может, тебе чего-нибудь надо?
-Ему надо, чтобы ты оставил его в покое, - сухо сказал Стоун. С кровати донесся слабый голос нашего чудо-парня:
-Да, Джули… если тебе не трудно, слезь, пожалуйста, с моих ног…
-Ой, извини, - я и не заметил, что плюхнулся прямо на кровать. Смущенно улыбнувшись, я сполз на пол и устроился возле Ульха на коленях, положив подбородок на скрещенные руки, а руки – на кровать.
-Гхм… позвольте вернуться к событиям вчерашнего вечера, - изрек Виктор. – Месье Лопес, если вы чувствуете, что не готовы отвечать на наши вопросы…
-Нет, я отвечу, - снова подал голос Ульх, хотя говорил он с явным трудом. – Я сидел вчера здесь, пил чай…А потом… потом я заснул… на посту… со мной такого никогда не случалось!... - вид у оборотня был таким виноватым, что я не выдержал и погладил его коленки, чтобы хоть немного успокоить.
-Чай? Это интересно, - Виктор поднялся и принялся взволнованно ходить по комнате туда-обратно. – А где кружка? – неожиданно остановился он.
-Там… на столе, - поморгал Ульх.
-Кто принес вам чай?
-Молоденькая такая санитарша… я ее не разглядел толком, - да уж, если знать Ульха так, как знаю его я, можно предположить, что при виде девушки он опустил глаза в пол и не поднимал, пока она не оставила комнату.
-Гхм… - снова издал подозрительный звук Виктор. – А что было дальше?
-Дальше? – Ульх задумался и признался: - Я плохо помню… я проснулся… вернее, не совсем, все было каким-то размытым, как если бы я слишком много выпил и потом покурил конопли… я открыл глаза и увидел, как кто-то наклонился над кроватью… какая-то темная фигура, вроде бы, мужская… кажется, я сразу выхватил меч, но все было как в тумане, и двигался я как-то странно, хочу повернуться в одну сторону – а меня ведет в другую… мелькнуло что-то блестящее, а потом мне стало очень больно… и я, наверное, отрубился, - выдохшись после такой долгой речи, раненый облегченно вздохнул и откинулся на подушки. По лбу Ульха ползли крупные капли пота.
-Эй, вы его так совсем затрахаете, - забеспокоился Стоун. – Его же только что этой странной штукой пырнули…
-Не волнуйтесь, месье Баркедо, - успокоил его Виктор. – Мы уже уходим, а месье Лопеса как единственного оставшегося в живых свидетеля будет охранять усиленный наряд полиции.
-Этого типа тоже охраняли, а вон оно как повернулось, - Стоун хмыкнул. – Лучше я останусь здесь сам…
-В этом нет необходимости, - заверил его Вик. – Выжившую жертву Потрошителя не охраняли только потому, что еще не было прецедента нападения на здание внутри полицейского управления и никто не мог предположить, что это вообще возможно.
-Капитан Савон обещал мне надежную охрану, все в порядке, Стоун, - подтвердил с постели Ульх. Я вдруг понял, что не знаю кое-каких подробностей этой истории:
-Эй, а что стало с жертвой? Ну, не Ульхом, а той, первой?
-Испарилась, - кратко сказал Стоун.
-
-
10.09.2006 в 23:41-А вот взяла и исчезла. То ли ее эта тварь умыкнула, то ли сама пешочком ушла, - яростно зыркнул альбиносьими глазами Стоун. – И это называется «полиция»? Да у них свидетелей из под носа крадут, а им по херу…
-Не совсем «по херу», месье Баркедо, - возразил ему Виктор. – Можете не сомневаться, полицейские теперь сделают все, чтобы найти Потрошителя раньше, чем об исчезновении жертвы узнают газетчики, потому что вся эта история – огромный позор для полицейского управления, и, кроме того, пострадал дежуривший в госпитале санитар – его тело только что обнаружили в чулане, причем умер он от обескровливания через две маленьких дырочки на шее…
-Ульх, переведи… - попросил Стоун.
-Вампир убил санитара. Месье Савону очень сильно не нравиться сложившаяся ситуация. Проще говоря, сегодня ночью опустили всю полицию, - послушно перевел Ульх. После последнего предложения Стоун почему-то сделал мечтательные глаза.
-Вампир? – широко раскрыл глаза я. – Обладеть! Ульх, да тебе просто повезло…
-Капитан Савон тоже так считает, поэтому выдал мне чрезвычайные полномочия по поимке Потрошителя, - гордо сказал Дюбюи. – Сейчас наше положение таково, что чтобы мы не сделали – мы все рано окажемся правы.
-Что-то типа высшего доступа? Так надо его использовать и прихлопнуть этого мудака, пока он еще кого-нибудь не убил – спокойно заявил Стоун. Виктор кивнул:
-Совершенно верно, и мы начнем прямо сейчас. Джулиан, будьте добры, возьмите со стола чашку, только осторожно, за самые края… да, вот так. Месье Баркедо, вам я поручу найти главного лекаря полицейского управления и привести его в наш кабинет, и пусть возьмет с собой индикаторы ядов.
-Думаете, Ульха подпоили? – живо спросил Стоун и, получив в ответ утвердительный кивок, молча поднялся и вышел.
-Поправляйся, сладенький… - я еще раз погладил Ульха по коленке и последовал за ужасно сосредоточенным Виктором в наш кабинет.
Через полчаса мы уже знали, что наше юное дарование оказалось право и что осадок на дне чашки, отчаянно запузырившийся, когда лекарь бросил туда какой-то порошок, который он назвал «индикатор», содержал сильное наркотическое вещество. По словам лекаря, мужчины лет тридцати с рассеянным взглядом сумасшедшего ученого (интересно, а нормальные люди среди лекарей вообще попадаются?), это вещество растительного происхождения относилось к разряду тяжелого снотворного.
-Амулеты от ядов, заряженные магией, при соприкосновении с такого рода веществами не реагируют. Вашему приятелю повезло, видимо, у него природный или благоприобретенный иммунитет к веществам подобного рода. Или же отравитель ошибся с консистенцией, - сказал лекарь, склонившись над чашкой. – Но скорее, иммунитет. Отравитель не мог ошибиться, он явно отлично разбирается в лекарском искусстве, если использовал это вещество. Его трудно приготовить, нужны редкие ингредиенты. А используют его в качестве обезболивающего при сложных операциях..
-То есть, вы хотите сказать, нам надо искать лекаря? – я заглянул в чашку. На дне шипел и пузырился «индикатор».
-Причем признанный в гильдии Мастером, - добавил полицейский лекарь. – Знахари и ученики, во-первых, не делают операций подобного рода, а стало быть, им незачем такой препарат. Да и стоит он очень дорого Во-вторых, они не смогут его приготовить даже если найдут ингредиенты.
-А это случайно не вы отравили Ульха? – поинтересовался я. – Уж больно вы хорошо во всем этом шарите…
-В этом, молодой человек, - строго посмотрел на меня лекарь. - «Хорошо шарит» любой, кто прочитает трактат Амбруаза Паре, председателя Лионской гильдии лекарей, посвященный наркотическим веществам, используемым в лечебных целях. Это он первым догадался применять наркотики растительного происхождения в качестве обезбаливающего, после чего отпало обязательное присутствие при операции мага, услуги которого могут оплатить далеко не все пациенты. Медицина далеко шагнула вперед благодаря нашему Амбруазу. Побольше бы таких лекарей – и, возможно, рано или поздно человек открыл бы для себя бессмертие без помощи магии.
-Ну, это вы загнули, – покачал головой Стоун. – Чтобы человек жил столько, сколько, например, эльф… Боги никогда не допустили бы такого безобразия.
-А мне почему-то кажется, они бы промолчали. Молчат же до сих пор, хотя сейчас у нас есть такие хитроумные приспособления для лечения, что еще двадцать лет назад это даже никому не снилось, - усмехнулся лекарь. – Но, кажется, вы спешили, месье? Тогда позвольте откланяться. Если будут нужны мои услуги, я у себя в лаборатории.
-Спасибо, месье Нико, - за всех нас поблагодарил его Виктор. Лекарь собрал свои травки в маленький кожаный чемоданчик и вышел, не оборачиваясь. Дюбюи оглядел всех нас и выразился еще страннее, чем обычно:
-Амбруаз Паре. Трактат о пользе транквилизаторов. Вещество в чашке Ульха. Все сходится.
-Да поняли мы, поняли, - недовольно сказал Стоун. – Ну что, пошли трясти эту сволочь? Я ему покажу, как нападать на моих друзей! Я из него, вампирюги, бифштекс с кровью сделаю!…
-Нет, так он нам ничего не скажет, - решил Вик, игнорируя явно повышенную агрессивность Стоуна. – Нам следует сохранять осторожность и найти какие-нибудь улики, указывающие на его виновность, поскольку месье Паре – уважаемый человек и его так просто в тюрьму не отправишь.
-Это еще почему? – оскалился Стоун.
-Потому что на следующее утро под окнами тюрьмы будет ошиваться толпа лекарей и их пациентов, требующих освободить любимого председателя, - я хихикнул, представив себе этот импровизированный митинг.
-Ну… жаль, конечно. И че делать будем? – спросил нас Стоун.
-У меня есть план, - сказал Вик. – И еще у меня есть чрезвычайные полномочия. Джулиан, вам придется срочно заболеть чем-нибудь опасным.
-Пару переломов устроить могу, - обрадовался Стоун. На всякий случай я отошел в другой конец комнаты и оттуда простонал:
-Вик, ты опять? Может, не надо? Ведь можно же как-нибудь по-человечески...
И, разумеется, никто меня не послушал. Эти двое уже вовсю обсуждали, чем я могу заболеть. Переломы отпали сразу – с ними я почти наверняка попаду в дом лекаря Паре, куда он кладет особо опасных пациентов, а также тех, за кого ему хорошо заплатят, но вряд ли смогу в таком состоянии искать какие-нибудь улики. Я робко предложил простуду, но ее отмели как болезнь неопасную. Сошлись на проблемах с желудком.
-Главное держись за живот и стони как следует, - советовал мне Стоун, пока мы тряслись в карете по направлению к Золотому Дому. – И через каждые пять минут срывайся в туалет. Можешь еще поблевать для убедительности…
-А… если не получиться? – я предпринял последнюю отчаянную попытку переубедить этих двух экспериментаторов. Ну ладно, Вик, а чего Стоун? Он же все-таки нормальный здравомыслящий оборотень!...
А Стоун, похоже, просто развлекался. Он хлопнул меня по плечу и дико заржал:
-Не дрейфь. Все получится! Ты же у нас и без того маленький засранец…
Дома они почти силой уложили меня на кровать, обложили подушками, я, уже ни на что не надеясь, послушно прижал руки к животу и стал ждать появления лекаря. Амбруаз Паре появился достаточно быстро. Это был высокий седовласый мужчина с орлиным профилем, взглядом маньяка и – одетый во все темное и огромную шляпу с полями! Стоун с Виком понимающе переглянулись.
-Где больной? – сразу перешел к делу лекарь.
-Вот, - Стоун ткнул в меня пальцем. Я поднял на доктора жалобные глаза истинного трагика.
-Что болит? – деловито спросил лекарь, не реагируя на мои актерские потуги.
-Живот, - прошелестел я и закусил губу, чтобы не рассмеяться.
-Ясно, - лекарь откинул покрывало, безжалостно помял мне живот сильными руками так, что у меня перехватило дыхание, отошел в сторону и задумался.
-И давно это у него? – в итоге спросил он у Виктора. Я затаил дыхание – вот блин, сейчас опять лажанется!....
-Третий день, месье, - бодренько соврал Стоун за открывшего было рот полицейского. – Не знаем, что и делать. Уже и чаем его поили, и просто поили… Словом, мучается, бедняга, и нас уже всех тоже замучил…
-Ясно, - лекарь присел за стол, достал листок бумаги и принялся что-то строчить, немилосердно царапая лист пером. Потом он встал и протянул Стоуну бумагу.
-Что это? – спросил Стоун, не желая признаваться в том, что читает с трудом, только по слогам и уже, конечно, только несложные слова. Например, те, которые написаны на заборах.
-Лекарство от ипохондрии, - объяснил месье Паре. – У вашего мальчика явное нервное расстройство. А так… кожа не сухая, симптомов какого-либо серьезного желудочного расстройства не наблюдается… Он здоров. Должно быть, переутомился. Заваривайте эту травку в чае и поите его два раза в сутки, тогда он будет поспокойнее. С вас пятьдесят монет за консультацию и еще пятьдесят за осмотр.
Естественно, платил Вик – как главный постановщик этого шоу. Как только за лекарем Паре закрылась дверь, я засмеялся – и смеялся в течение пятнадцати минут, пока из глаз не потекли слезы, а Стоун не пригрозил опробовать на мне лекарство от нервов, чтобы я «был поспокойнее»…
Габи смеялся приблизительно столько же, когда я пересказывал ему эту историю вечером. Потом мы занимались обалденным, долгим, изматывающим сексом, а потом взяли и поссорились – в первый раз за все время, пока встречались. Я даже сам толком не понял, с чего началась ссора и с какой пьяни я вдруг стал резко отрицать существование на свете такой штуки, как любовь. Тем более, что уж я-то точно знаю, что она есть… если, конечно, это то, что я о ней думаю.
-С чего ты взял? – голос Габриэля звучал так ошарашено, что мне даже стало смешно. Поэтому я фыркнул:
-Из жизненного опыта, дорогуша…
-О… - Габриэль как-то странно на меня посмотрел и неожиданно обрадовал меня: - А ты в курсе, что мне восемьсот лет? И из них я вот уже четыреста лет я знаю, что такое любовь. Так что, мне кажется, ты просто преувеличиваешь….
-
-
10.09.2006 в 23:42Несмотря на конкретную стадию офигения, я все-таки нашел в себе силы упрямо возразить:
-Ну и что из того?
-Что ты имеешь в виду под «что»? – кажется, на этот раз прифигел Габи.
-Ну, в смысле, вот ты живешь восемьсот лет, то есть ровно на семьсот восемьдесят один год больше меня, - принялся развивать свою бредовую теорию я. - Хорошо, это так… Но ведь вы ничего не знаете об окружающем мире, потому что только и занимаетесь тем, что варитесь в своем собственном котле: политика, интриги, добывание денег для общины и все такое. Когда это дроу интересовались тем, что происходит не в их общине? Словом, боюсь тебя огорчить, но за свои восемнадцать я, наверное, видел во много раз больше тебя… и почти во всем, что видел, принимал активное участие… и это позволяет мне с полной уверенностью говорить, что любви нет…
-М-м-м… - задумчиво помычав, Габриэль растянулся на порядочно измятом красном шелковом покрывале, заложил руки за голову и уставился в потолок. Длинные распущенные волосы дроу, мягкие на ощупь и шелковистые на вид, картинно разметались по кровати, как будто их раскладывали специально. Полежав этак минут пять, Габи вдруг буркнул почти себе под нос:
-А вот и неправда.
-Что «неправда»? – нахмурился я. – Ты давай прекращай выражаться как Михаэлис, а то я тебя не пойму…
-Неправда все это, - Габи перевел взгляд на меня. Большие и теплые глаза – с холодными змеиными зрачками, не дроу, а просто ходячий парадокс какой-то. – У меня тоже была бурная юность. Нам дают пятьдесят лет свободы после того, как закончат воспитание, и, можешь мне поверить, я не терял времени…
«Вот оно!» - забилось в моей груди сердце писателя. Я сел, подтянул ноги к животу, обхватил их руками и положил подбородок на колени. Халат немедленно сполз с плеч, но я принципиально не стал его поправлять.
-Ты про что это?
-До ста лет нам запрещено покидать пределы Элинора, - продолжал колоться Гариэль. – А потом пятьдесят лет мы можем шляться где хотим и делать все, что нам заблагорассудиться. С обязательным посещением раза в год собрания общины и разговора с Наставником.
-С Наставником?...
-У каждого есть Наставник. Он вправляет мозги тем, у кого на почве свободной жизни слетают всякие тормоза.
-Как мило! - восхитился я. – Это так, значит, ваши обо всем заботятся? Типа длинный поводок, что ли?
-Нет, не то… - Габи сбился, замолчал, но тут же бодренько начал снова: - Мы должны заботиться друг о друге…
-Ничего себе забота! Да я бы послал ее нафиг уже… а может, и не послал бы – после столетнего-то воспитания… я наслышан о ваших методах…
-Не говори о том, чего не знаешь, - зло бросил Габи, поворачиваясь ко мне. – Нас очень мало, и всегда было мало. Сейчас нас около двухсот, гибель каждого – настоящая катастрофа. Если за молодежью не следить, они же во что-нибудь ввяжутся и обязательно погибнут. А у нас детей и так почти нет!…
-Это их право! – упрямо сказал я. – Разве нет?
-Не знаю, - хмуро сказал Габи. – С одной стороны, ты прав. С другой – такие, как ты, в свое время начали истреблять нас. Это началось, когда у людей появилась своя магия. Естественно, кому хочется иметь под боком малочисленных, но крутых конкурентов? Даже дроу можно убить, если брать его большим количеством противников или мощной магией… Единственное, что помогло нам выжить – это то, что мы так сплотились. А любое объединение возможно только на основе каких-то общих для всех правил. У нас эту функцию выполняют традиции, предусматривающие подчинение младших старшим. По возрасту или по положению в общине. Теперь дошло?
-Ну… Все равно. Любви нет, - пожал плечами я. – И не надо разговаривать со мной как с идиотом.
-Есть, - сказал Габи, насупившись.
-Не-а, нет, – помотал головой я.
-Есть! – Габи посмотрел на меня со знакомым огоньком в глазах. Но я не испугался:
-Нет!... – и тут же был опрокинут на кровать. Габи просто заткнул мне рот – жадным, я бы даже сказал, грубым поцелуем. Не могу сказать, чтобы это не заводило – эх, если бы я только не был таким упертым типом… Я дождался, пока снова смогу нормально дышать, и выдал короткое:
-Трахаться мне нравиться. А любви – нет.
-А Истинная Любовь? – Габи разглядывал меня с подозрительным выражением лица. Так, как будто видел впервые.
-Ха! – презрительно фыркнул я. - Сперто из жреческих баек. Из разряда «Про Судьбу». Весьма полезная штука - годиться для оправдания всяких безобразий.
-А Красная Роза? – совершенно спокойно уточнил Габи, но что-то в его тоне мне не понравилось. Тем не менее, я продолжал лезть на рожон:
-Эксперимент чокнутых магов. Чистой воды принуждение. Фу, даже подумать об этом противно…
-Пошел отсюда вон, - выразительно проговорил Габи, сверкнул зрачками и решительно спихнул меня с кровати. Сам снова растянулся на спине и закрыл глаза. Я удивленно поморгал, потер ушибленный локоть:
-Вот еще… Час ночи, ты забыл? Никуда я не пойду.
-Тогда заткнись, - отрезал Габи, не открывая глаз.
Я еще немного посидел на полу, потом поднялся, поправил халат и внимательно посмотрел на лежащего на кровати дроу. У Габи было спокойное лицо, мерно дышащая грудь, но его выдавала правая рука, сжатая в кулак так, что побелели костяшки пальцев.
Внезапно мне стало его жалко. Уж не знаю, почему.
Только подумать – я пожалел дроу. Дроу, которого жалко. Такого не бывает… а если бы вдруг и случилось, наверное, его прибили бы свои же в раннем детстве. Чтоб не мучался…
Если бы Габи узнал об этом, он бы смеялся до упаду. Или смертельно бы оскорбился. Вот уж не могу сказать точно.
-Габи… - осторожно позвал я, садясь на кровать рядом с молчащим дроу. Провел рукой по его мускулистой груди…по твердому, как медная дощечка, животу… по темным, словно загорелым бедрам… Наклонился и слегка тронул горячие губы Габи своими.
-Ну ладно тебе уже… я пошутил.
Дроу открыл резко потеплевшие глаза. Скосил зрачки в мою сторону. Вздохнул.
-Иди сюда, котенок… - он сгреб меня в кучку, прижав к себе так крепко, что я испугался за свои хрупкие ребра. Но все обошлось, и мы просто мирно уснули в одной постели, дыша в унисон и временно забыв про все неприятности, каковые наблюдались в наших соприкасавшихся только по ночам жизнях.
Третья вариация
К вечеру нас охватило самое настоящее отчаянье, и причин тому было несколько:
Виктора охватило отчаянье потому, что начали возвращаться полицейские, которых он послал по лекарям с целью выяснить, кто из них знает, как готовить вышеуказанный наркотик. Каждого полицейского юный гений сыска снабдил чернилами, подушечками и бумагой – снимать отпечатки пальцев. И когда Вик воочию убедился в офигительном количестве лекарей категории «мастер» и «знахарь» (они с месье Нико все-таки по большому раздумью решили не исключать и последней вероятности) на один Лион, он пришел в отчаянье, потому что на проверку добытого материала у него должна была бы уйти не одна неделя. В предвкушении бессонной ночи Дюбюи совсем сник и держался, видимо, только на природном упрямстве.
Когда мы утром навещали Ульха в полицейском госпитале, наш временный командир предложил следующую теорию: обычно преступления совершаются на почве вполне житейских страстей, ну, там, любовь, ненависть, все такое… Но сейчас, как сказал нам все еще жалко выглядевший оборотень, мы имеем дело с чьей-то капитально съехавшей крышей, посему обычные мотивы преступлений можно в расчет не принимать. Единственное, что остается – это то, что убийца все-таки такой же, как и все мы. Значит, им все-таки что-то движет, какой-то принцип, по которому он выбирает жертв. . Например, нелюбовь к блондинкам или же он убивает так, чтобы каждое убийство совпало с расположением звезд. «Если попробовать установить связь между жертвами, может, получиться выйти на самого преступника», - сказал Ульх, рассматривая нас своими блестящими черными глазами. Вик дал разрешение, и к вечеру Ульх пришел в отчаянье, поскольку согласно всем досье и любым предположениям, никакой даже самой отдаленной связи между жертвами не существовало.
-Кажется, кто-то здорово морочит нам мозги, - задумчиво сказал Стоун. – Ох, доберусь я до этой твари…
-А тебе его не жалко? Он же болен, - поинтересовался я (не то, чтобы мне самому было жалко Потрошителя, а просто хотелось подколоть Стоуна). Стоун ответил неожиданно серьезно:
-Нет, мне его не жалко. Можно делать все, что угодно, но так, чтобы это не мешало жить остальным. Я думаю, это называется свободой и справедливостью. К тому же он ранил Ульха.
Я застыл с раскрытым ртом. Вот тебе и вечное стебло Стоун! Да у него, оказывается, голова не одной похабщиной забита!...
-
-
10.09.2006 в 23:43Я пришел в отчаянье позже всех, в тот момент, когда ошивался в палате Ульха, пытался отпоить совершенно замороченного беднягу чаем и в меру своих возможностей подсказывал какие-нибудь бредовые варианты связи между жертвами Потрошителя. Мы были одни, потому что Стоуна забрал запаренный Вик, сказал, что ему требуется помощь в, как он выразился, «лаборатории». Стоун протестовал, но не слишком – его и самого подхватило волной всеобщего напряжения. Потом пришел месье Нико, главный полицейский лекарь, и начал проводить вечерний осмотр, заставляя Ульха поднимать руки, сгибать пальцы на раненой руке и делать еще какие-то манипуляции конечностями.
Я тем временем сосредоточился на странной штуковине на столе, которую заметил еще в прошлый раз.
-Ну вот, месье Лопес, скоро вы пойдете на поправку, - торжественным голосом возвестил лекарь, закончив осмотр. – Вам неслыханно повезло. Инструмент, которым действовал убийца, наносит настолько тонкие разрезы, что он прошел как раз между сердцем и дыхательными путями. Вас могли убить.
-Я знал об этом, когда поступал в Королевскую гвардию, - с видимым усилием пробормотал Ульх.
-Хвалю вашу сознательность, - не то серьезно, не то насмешливо заявил знахарь. – Денька через два мы вас отсюда выпустим… Эй, молодой человек эльфийской наружности, поставьте аппарат на место и постарайтесь больше не ломать. Эта штука очень дорогая, вашей зарплаты на нее не хватит.
Я виновато отстранился от хитроумной машинки.
-А что это такое, месье Нико? В первый раз такую вижу…
-Еще бы, - лекарь хмыкнул. – Ей всего месяц от роду. Это самое новое изобретение. С ее помощью можно перелить кровь из одного человека в другого. Если, например, человек умирает от обескровливания организма. Величайшее достижение. Его представил на последнем консилиуме Филибер Жефруа, великий человек… со странностями, правда. С сильными. Как у любого гения. Его на том же консилиуме из гильдии исключили.
-За что? – искренне удивился я. – Если он такой великий…
-Я же говорю, все гении – они со странностями, - объяснил месье Нико. – Если ты – гений, то значит, у тебя с головой не все в порядке и это обязательно когда-нибудь проявиться. Вот я – не гений, так, кое-какие способности есть. Поэтому я сейчас и работаю в полиции… Так вот, малыш, слышал ли ты что-нибудь о анти-магах?
-Н...нет, а кто они такие?
-На самом деле это прозвище придумали те, кто не знает сути их теории. Есть часть магов, лекарей и прочей швали, которая считает, что магами не становятся, а рождаются. То есть каждый может быть магов при условии обучения. Что полностью противоречит официально принятой точке зрения. Они утверждают, что любой человек способен к магии изначально, только у некоторых она, так сказать, свернута в потенции и не хватает какой-то неопределимой самой малости, чтобы ее «разбудить». Так вот, этот Жефруа прямо на консилиуме брякнул при всех, что можно…
И вот тут я унюхал орхидеи.
Как всегда Михаэлис вмешался в мою жизнь на самом интересном месте!...
-Извините, месье Нико, - я сполз со стула, куда взгромоздился, чтобы было удобнее слушать увлекшегося лекаря. – Я… Потом дорасскажете, ладно? Мне надо идти… Удачи, Ульх! Выздоравливай.
Трясясь в карете под булыжной мостовой Сен-Дени и разглядывая в окно барельефы и стрельчатые арки Шамбора, я старался подавить первые ростки злости. Михаэлис не беспокоил меня так давно, что я успел забыть о том, что он вообще существует. Вот Габи – другое дело, он хотя бы не пытается меня воспитывать и вообще, мне кажется, если бы он не был дроу, мы могли бы стать неплохими приятелями. Мы с ним чем-то очень похожи. По крайней мере, нам интересно друг с другом… А сейчас мне опять предстояло провести вечер в обществе другого дроу – молчаливого, раскрывающего рот только чтобы «поучить меня жизни» и все время мерцающего в мою сторону змеиными зрачками. И накормит он меня наверняка очередной эстетской гадостью…
Чем ближе мы подъезжали к подворью дроу, тем тише и безлюдней становилось вокруг кареты. Интересно, дроу используют магию, чтобы отпугнуть любителей побродить по берегу Луары? Похоже на то… Когда попадаешь сюда, безмолвие обволакивает и создается такое же странное ощущение загадочной древности, как на кладбищах, развалинах колонн старых зданий, внутри древлехранилищ и огромных библиотек… Ощущение чего-то очень старого, оставшегося неразгаданным, даже пугающего своим мрачным великолепием. Так бывает, когда слушаешь сказку, и сюжет все дальше уходит в область того, что называют «страшным»…
Снова черная собака возле парадного входа, Рафаэль в саду читает книгу, устроившись между буйной растительности так, что его почти не видно, коридор, освещаемый парой факелов, и полутемный кабинет Михаэлиса с плотно задернутыми гардинами, наполненный мягким сиянием магического шара. Сам дроу сидел за столом и, кажется, меня ждал – потому что рядом с ним стояло два закрытых крышками блюда с едой и два бокала вина.
-Садись, - сказал Михаэлис, не меняя позы – упрямый подбородок лежит на кулаке, согнутая в локте рука опирается на стол.
Я сел, буркнув приветствие (мамочка всегда учила меня быть вежливым и поздороваться даже, если ты собрался с этим человеком драться). Свободной рукой Михаэлис молча открыл оба блюда – на тарелках оказались небольшие горячие, даже еще дымящиеся кусочки мяса, покрытые нежной темно-коричневой корочкой.
-Обалдеть! – вырвалось у меня. – Кажется, ваши повара научились готовить?
-Я готовлю сам, - сообщил мне Михаэлис. Я принял информацию к сведению и весь ушел в процесс еды. Мясо оказалось жутко вкусным, просто таяло во рту, а какой-то сложный соус делал его к тому же зверски экзотическим. Я засунул в рот последний кусок, поднял довольные глаза и кивнул:
-Шфук… тьфу, вкусно, то есть. Это курица?
-Лягушачьи лапки в панировке, - ответил Михаэлис, чья тарелка уже была очищена и куда-то убрана.
Сочный кусочек мяса, уже собравшийся проложить себе дорогу в желудок, вдруг застрял на полпути. Я молча смотрел на безмятежного дроу и хлопал ресницами. Единственное, до чего я не дошел в этом городе, так это до лягушачьих лапок… почему-то сама мысль о том, что можно съесть земноводное, сразу вызывала во мне рвотные позывы. Правда, я съел целую тарелку и даже получил удовольствие… Усилием воли подавив желание выплюнуть то, что находилось у меня во рту, я дожевал лягушку и кивнул еще раз:
-Спасибо…
-Не за что.
-За лягушку.
-Я же сказал, не за что.
-Чего ты меня звал? – начал заводиться я.
-Поговорить, - Михаэлис поменял руку, на которой устроил подбородок.
-Мы и так только и делаем, что треплемся… - проворчал я, чувствуя, как лягушка в животе задрыгала лапкой.
-Как продвигаются ваши отношения с Габриэлем?
-Это наше личное дело! – заявил я на повышенных тонах, и был оглушен внезапно наступившей тишиной.
С минуту Михаэлис молча рассматривал меня, сложно изогнув брови, а я все это время ерзал на стуле, пытаясь провалиться под землю. Разумеется, у меня не получилось.
Потом Михаэлис открыл рот:
-Я хотел попросить тебя быть помягче с Габриэелем.
-Чего-чего? – я захлопал ресницами так, что даже почувствовал на щеках легкое дуновение ветерка. – Я… помягче с Габриэелем?! Я?!... Он, кажется, дроу, или я ошибаюсь? Вещь не хрупкая, от прикосновения не сломается?
-Он бывает излишне легкомысленным, - с сожалением в голосе сказал Михаэлис. – И иногда совершает импульсивные поступки. Он не такой, как остальные. Иногда мне кажется, это я – его старший брат.
-Ну… это типа ваши семейные дела. От меня-то ты чего хочешь?
-Постарайся не причинять ему боль.
-О Боги!... – в моей голове закружился небольшой смерч, называемый «возмущение» и, подхваченный его течением, я упрямо повторил: - Я понимаю, ты беспокоишься, только это все равно наше личное дело. Меня и Габриэля. И я бы очень не хотел, чтобы кто-то вмешивался в нашу личную жизнь…
Еще одно движение бровями. Да Михаэлиса сегодня просто колбасит! Обычно он не позволяет себе показывать свою реакцию на мои слова, типа, чего еще ждать от невоспитанного, проблемного ребенка...
Порой я бываю очень счастлив, что у меня нет отца. С моим везением мне бы наверняка попался кто-нибудь вроде Михаэлиса… или еще похуже. Хотя куда уж хуже?
-Мне жаль тебя разочаровывать, но ты и Габи – это не ваше личное дело, - на этот раз в голосе Михаэлиса сквозило железо. – Это дело всей общины и меня как диса. Я отвечаю за каждого члена общины. За его здоровье и счастье.
-И чтоб все дети были накормлены, напоены и лежали в люльках! - Ха, напугал! Да я сам сегодня на взводе! – А если какой-нибудь ребенок хочет, чтобы его оставили в покое, это нужно немедленно пресечь! Во избежание свободомыслия, видимо. Вообще-то, это называется рабство! А «мыслие» бывает либо «свободо», либо «недо»...
-Габриэль доволен своим положением, - отрезал Михаэлис.
-Это ты так думаешь! – вредно усмехнулся я. – Если бы он был доволен, он бы не связался со мной. А со мной Габи связался потому, что я не похож ни на кого из вас! То есть, живу так, как хочу, а не как положено!
-Ты не знаешь, - заявил Михаэлис. – Габриэль принадлежит общине.
-Он мне сам сказал, – я презрительно посмотрел на дроу. – Принадлежит общине, говоришь?... Да если бы у него был выбор, фига бы с два он к ней принадлежал!
Михаэлис сделал уже третьей движение бровями.
– В отличие от тебя, Габриэль знает, что есть такие слова как «ответственность», «долг»…
-
-
10.09.2006 в 23:45-Если кто-то для тебя что-то делает, значит, ты ему уже что-то должен, - упрямо сказал Михаэлис. – Община делает очень много для каждого своего члена.
Я только фыркнул:
-Если кто-то что-то для меня делает, то это его личные проблемы! Вот ты, наверное, тоже думаешь, что что-то для меня делаешь? И что, я должен быть тебе благодарен? Вот уж фигушки! Да если бы я тогда не подписал этот дурацкий контракт, я бы никогда не стал сидеть здесь и жрать эти твои лягушачьи лапки, от которых меня, между прочим, тошнит!...
-Достаточно, – может, мне показалось, но Михаэлис по-настоящему разозлился. – Пошел вон отсюда!
Я «изумленно» воззрился на него.
-А зачем тогда ты меня звал? Тебя не нравится все, что не совпадает с твоей точкой зрения? Никуда я не пойду. Я еще не закончил…
-Вон!!! – рявкнул Михаэлис, поднялся и, не успел я даже испугаться, вытащил меня из-за стола за шкирку. Надо сказать, довольно неделикатно. Я попытался побрыкаться, но, разумеется, без особого успеха. Михаэлис проволок меня по всему коридору, стащил с лестницы и вытолкнул за дверь под заинтересованными взглядами Рафаэля и большой черной собаки.
Дверь с грохотом захлопнулась за мной.
-Сам дурак!... – мрачно буркнул я, рассматривая порвавшийся кружевной воротник. Потом вздохнул, окинул взглядом мрачноватый сад (Рафаэль опять уткнулся в книгу), показал язык собаке, в пасти которой могло бы уместиться три меня сразу, пригладил растрепавшиеся светлые пряди и зашагал себе по направлению к бульвару Сен-Дени…
…У Михаэлиса – худые, но сильные руки, каждая мышца выделяется на них так четко, будто прорисована карандашом. Когда он обнимает меня, сжимается сердце – а вдруг задушит ненароком, он такой сильный, такой несдержанный… Такой нетерпеливый… не может даже подождать, пока я вдоволь наиграюсь с его телом - не таким изящным, как у Габриэля, но обаятельным в своей практичной приспособленности к бою. Оно само по себе уже является смертоносным оружием… И вот это самое тело так живо реагирует на каждое мое прикосновение, что и у меня перед глазами начинает все плыть… Мы – как два напряженных сгустка энергии, стоит нам соприкоснуться – и произойдет взрыв… и, конечно, так все и происходит. Когда Михаэлис входит в меня, я кричу – он не очень хороший любовник, должно быть, он и вовсе не гей, но когда он занимается любовью со мной, мы об этом забываем. Вот и я быстро забываю о боли, скользя пальцами по влажной от пота коже дроу, дрожа от вихревидных потоков страсти, захлестывающих меня, смешанных с легким неудобством, потому что Михаэлис действительно нетерпелив и очень горяч… И в тот момент, когда я уже готов превратиться в маленький пульсирующий очаг удовольствия, я чувствую…
…как в моем животе начинает ворочаться настоящая боль – огромный, черный комок, мешающий вздохнуть, потому что при каждом вздохе хочется взвыть от острого укуса тысячи муравьев, поселившихся в желудке. Когда меня на секунду отпускает, я изумляюсь: нет, присниться же такая чушь! Я и Михаэлис – в одной постели?!... Меня снова накрывает темной волной, я сжимаю в зубах кончик подушки, дожидаюсь отлива и сползаю с кровати. Путь до двери кажется мне длинной в целую вечность, пару раз мне приходиться утыкаться лбом в пол, обнимая сведенный судорогой живот. Коридор… где эта фигова дверь… где…
-Джулиан, какого…?... Джули, что с тобой?...
-Стоун… помоги… - хриплю я, из последних сил цепляясь за стену. Но силы оставляют меня раньше, чем одетый в одни подштанники Стоун подскакивает ко мне…
…Я открываю глаза.
Высокий потолок. Камин. На каминной полочке – фарфоровая кошечка вылизывает шерстку. Еще одна аккуратно заправленная кровать рядом. На подушке лежит свернутое полотенце. Хм, а здесь уютно…
Интересно, а «здесь» - это, собственно, где?
«У лекаря», - подсказывает внутренний голос, прекрасно помнящий, как я загибался этой ночью (а за окном уже светло…) от воплей собственного желудка. Фиговы лягушачьи лапки!... Или я просто до такой степени напился после памятного разговора с Михаэлисом, что заработал себе грандиозные проблемы с желудком? Нет, версия о том, что противный дроу накормил меня какой-то явной гадостью, меня устраивала больше.
В любом случае, сейчас я чувствовал себя вполне прилично. Поэтому поднялся, обнаружил рядом с кроватью сложенные вещи и оделся. Осторожно толкнул дверь. Ну надо же открыта… Хотя я же типа пациент, чего меня запирать?...
-Эй?... – осторожно позвал я. Не дождавшись ответа, распахнул дверь и оказался в коридоре. Так… куда дальше? Наверное, налево? «А почему не направо?» - спросил меня внутренний голос. Вот вредина! «А почему бы и нет?» - ответил я и принципиально свернул налево…
… попав, видимо, в приемную – пара диванов, столик с газетами и вазой в маденовском стиле, наполненной желтыми хризантемами. Следующим помещением оказался кабинет – тоже пустой, с плотно занавешенными окнами (хм, что-то мне это напоминает), но освещаемый магическим шариком, который с приглушенным хлопком вспыхнул и осветил все вокруг мягким светом. Так, а это у нас что?
Табличка, висящая над письменным столом гласила ни больше, ни меньше, чем: «Амбруаз Паре, лекарь. Лицензия Мастера. Выдана Гильдией Лекарей сего года».
Отлично. Вика бы сюда. Вот бы порадовался, ботаник фигов… Ну теперь-то я не уйду отсюда, как следует все не осмотрев. Включая смотровую – еще одно помещение, просто битком забитое всякой медицинской дребеденью. Итак, что имел в виду наш юный гений сыска под «уликами»? Не шкафчик же с таблетками. И не столик с инструментами… Стоп! А это что еще такое? Ни на что непохожее, с длинной железной ручкой и лезвием, напоминающим разрезанный напополам огонек свечи...
-Это скальпель, молодой человек, совсем новое изобретение маденских специалистов по хирургии человеческого тела, - сухо сказал голос позади меня. Я даже подпрыгнул, но взял себя в руки, обернулся и мило улыбнулся:
-Здравствуйте, месье Паре.
-Здравствуйте, месье Кортес, - лекарь вздохнул. – Может, пройдем в кабинет и там поговорим?
-Ага, - кивнул я и вежливым кивком пригласил лекаря выйти первым. Не то, чтобы я являл из себя образчик вежливости, просто мне не хотелось поворачиваться к месье Паре спиной – а вдруг, это и есть тот самый маньяк, терроризирующий город и нас с Ульхом, Стоуном и Виком заодно (за нас особенно обидно…).
Усевшись в кресло и заглянув в какие-то бумаги, лекарь все так же сухо сказал:
-Итак, месье, я вас поздравляю. Вы стали жертвой гастритных симптомов. Если будете вести нездоровый образ жизни, пить лишнее и курить крепкий табак - гастрит вам обеспечен. А сейчас ваш молодой организм сделал все за вас. Но вот эти травки все равно попринимайте.
-Я могу идти? – спросил я, не веря своим ушам. Он отпустит меня вот так вот просто? Даже не попытается убить, разрезать, а потом зашить? Зашить…
Почему маньяк зашивал тела? Может, это не лекарь, а портной? Свихнувшийся портной, который пытается подштопать свои жертвы после им же проделанных прорех?...
-Идите, - пожал плечами лекарь. – А хотите, оставайтесь. За место в моей домашней клинике мне заплатили. А я привык отрабатывать оплаченные деньги. Вот моя визитная карточка, если с вами что-нибудь случиться, сразу обращайтесь, осмотрю вас бесплатно.
-А… а что такое скальпель? – вырвалось у меня. Я замер на своем стуле. Блин, да ведь если он убийца, то сейчас точно чего-нибудь заподозрит… Но Амбруаз Паре только поправил маленькие, круглые очки, плотно сидящие на его орлином носу, и уставился на меня взглядом маньяка:
-Медицинский инструмент. Для того, чтобы наносить точные разрезы.
-На человеческом теле? – ужаснулся я.
-Конечно, молодой человек, - лекарь точно решил, что разговаривает с идиотом. А я абсолютно точно представил себе, как он крадется по темному переулку, настигает беззащитную жертву и наносит на ее теле точные разрезы.
-Н..ну… я пошел, ладно? – я сполз со стула, спиной добрался до двери, нащупал ручку и выскользнул из комнаты. Пару раз промахнувшись мимо выхода и до полусмерти напугав чью-то сиделку в белом чепчике, я все-таки разгадал загадку лабиринта под названием «комнаты Амбруаза Паре», выскочил во двор, пронесся мимо ошеломленной консьержки, поскользнулся, упал на грязную Шамборскую мостовую (как-никак осень, господа!) и, остановив первый попавшийся кэб, крикнул: «В полицию!». Должно быть, кэбмена впечатлили мой встрепанный вид и безумные глаза, потому что до полицейского участка он довез меня в один миг и тут же умчался обратно, даже не взяв с меня платы.
И только тут я обнаружил, что на дворе стоит раннее-раннее утро, когда еще не слышно даже назойливого щебетания вездесущих цветочниц.
-Джули!...
-Габи, сладкий, отстань, ты меня вчера так затрахал, что у меня уже не встанет… - я, не открывая глаз, оттолкнул руку, настойчиво трясшую меня за плечо.
-Я тебя сейчас так затрахаю, радость моя, мало не покажется! – мстительно пообещал чей-то голос. Рука исчезла, я приготовился спать дальше, как вдруг на меня вылилась целая куча маленьких ледяных скальпелей.
-Придурки!... – взвизгнул я, вскакивая с парапетика перед полицейским управлением и встряхиваясь, как мокрая собака. Да я и был мокрым, причем с головы до ног. Не спаслось даже лионское кружево.
-
-
10.09.2006 в 23:46-Сволочь, - я огляделся в поисках предмета, которым можно в него запустить, и уткнулся взглядом в стоящего с открытым ртом Вика. Вик смотрел на меня глазами размером с монету каждый и явно охреневал от услышанного. Я, забыв о святой мести Стоуну, радостно улыбнулся:
-Да, я гей. А ты не знал?
-М-м-м-м… Нет… – Вик помотал головой, медленно приходя в себя. По крайней мере в его глазах появилось осмысленное выражение. Воспользовавшись этим, я потрепал его по щеке:
-А ты – сладенький!...
И гордо прошествовал в полицейское управление первым. Оставляя за собой отчетливые отпечатки следов. Одно утешало – с меня так капало, что на сей раз не я шарахался от полицейских, а они от меня.
Виктора мы увидели спустя пять минут после того, как успели заскучать в нашем маленьком насквозь прокуренном кабинетике. Юное дарование ворвалось своим обычным решительным шагом, и вообще, выглядело как обычно. Даже общая растрепанность ничуть не изменилась. А может, это у него парикмахер такой?... В любом случае, можно только порадоваться за парня – нервы у него на высоте… а вот знания жизни явно не хватает…
-Месье, - начал Вик каким-то чересчур серьезным тоном. – Рассудя здраво и проанализировав результаты нашего с вами расследования, я пришел к выводу, что как сыщики мы несостоятельны и во избежание появления новых жертв нам следует отдать дело о Потрошителе более опытным…
-Не следует! – перебил его я, приходя в веселое возбуждение (собственно, я из него и не выходил). – Я нашел вам орудие убийства!
И вкратце рассказал про предмет под названием «скальпель», обнаруженный мною в доме Амбруаза Паре.
Что тут началось!... Я еще никогда не видел такой суеты. Я еще никогда не видел, чтобы на арест одного преступника отправлялась сразу сотня полицейских. Я еще никогда не видел комиссара Савона, нашего главного шефа, таким счастливым, а Виктора Дюбюи, нашего почти главного шефа, таким загруженным. Он и головы-то почти не поднимал…
К обеду привезли Амбруаза Паре, и нам сообщили, что расследование окончено. Сообщавший месье Савон прямо-таки лучился здоровьем, дружелюбием и спокойствием, а его усы топорщились, как стрелка барометра, предвещающая исключительно веселую штормовую погоду.
-Ну слава Богам! - вздохнул я, тщетно пытаясь расчесать пятерней спутавшиеся за ночь волосы.
-А где тут у вас тюрьма? Хочу кое-кому по морде дать, - радостно вскинулся Стоун.
-К..как окончено? – поднял голову Вик. На его лице мелькнула растерянность: - Оно… не может быть закончено!
-То есть? – настороженно, но все еще благожелательно глянул на него комиссар Савон. – Ты поймал преступника. Молодец, мальчик… я хотел сказать, Дюбюи. Быть тебе теперь у нас в штате.
-Но… он не преступник, - решительно закончил Вик. Мы со Стоуном изумленно воззрились на него. Стоун выразительно покрутил пальцем у виска.
-Никакой месье Паре не преступник! – Вик нахмурился. – Я проверил его отпечатки пальцев, и они явственно указывают на их несоответствие с отпечатками, найденными на месте последнего преступления. Месье Савон, вы арестовали не того человека!
Я с любопытством посмотрел на месье Савона. У комиссара было такое лицо, как будто его вот-вот хватит кондрашка. «Ну, ничего, у нас тут лекарь рядышком… в тюрьме…» - мысленно хихикнул я.
-Послушай, Дюбюи, - строго сказало, наконец, начальство. – Тебе что, так не хочется быть полицейским? Ты же в курсе, что будешь работать у нас только если не провалишь это дело. Завтра кончается твой испытательный срок, и тогда уже никакой папа тебе не поможет, не так ли?
-Вы мне угрожаете? – брови Виктора поползли наверх, под неровную челку. Глаза от изумления стали совсем голубые. Красноречие помахало ручкой и куда-то испарилось.
-Угрожает-угрожает, - подтвердил Стоун откуда-то сбоку. Комиссар Савон поглядел на молчаливо брызжущего возмущением Вика и только махнул рукой:
-Пойми меня правильно – мы поймали преступника, мы нашли у него орудие преступления, мы молодцы… Полиция и так облажалась по полной программе, скоро нас ни один грязный гном бояться не будет… Нам нужно как-то восстанавливать свой авторитет в глазах населения Лиона.
С этими словами комиссар Савон повернулся и вышел из кабинета. Вик гордо вздернул подбородок. Может, мне показалось, но в его глазах, почти скрытых челкой, плескались горным хрусталем горячие юношеские слезы обиды и возмущения… Я протянул руку и осторожно дотронулся до локтя Вика. Тот дернулся, быстро вытер глаза рукавом своего дорогого сюртука и буркнул:
-Им бы только дело кому-нибудь пришить…
Пришить? В моей голове замелькало что-то очень знакомое.
-Вик, а?... – нерешительно начал я. – А вот я тут подумал… А чего он их зашивает? В смысле, жертвы преступника… то есть преступник жертвы… Может, он чего-то хочет этим добиться?
-Правильно, - вдруг согласился Стоун. – Иначе бросил бы валяться кишками наружу. А хренли ему…
-Может, если бы мы могли выкопать труп?... – продолжал фантазировать я, преданно заглядывая Дюбюи в глаза. Неожиданно Вик улыбнулся – какой-то отчаянной, совсем мальчишечьей улыбкой:
-Будем искать настоящего преступника, да? Даже если они не хотят нам помочь… За мной!
Юное дарование сорвалось с места и поскакало по улице, со своими длинными ногами здорово напоминая кузнечика. Мы со Стоуном одновременно фыркнули, посмотрели друг на друга и побежали за ним.
…Вы когда-нибудь пробовали выкапывать среди бела дня не вполне свежий труп, заплатив кладбищенскому сторожу определенную сумму за то, что он на какое-то время закроет кладбище от посторонних и закроет глаза на происходящее?... Могу вас заверить, никогда в жизни я бы не хотел повторить сие деяние! Даже если от этого будет зависеть моя собственная жизнь…
Вик действовал как будто это он был профессиональный маньяк: деловито распотрошил то, что еще не успело разложиться у одной из последних жертв убийцы, и принялся вытаскивать наружу что-то склизкое и длинное. Меня затошнило, я отвернулся, чтобы не видеть, но ударивший в ноздри резкий запах все равно преследовал меня, посылая в мозг почти реальные образы - у меня всегда была неплохая фантазия…
-Стоун, мне плохо… - пожаловался я. Подлый оборотень хмыкнул:
-С чего бы вдруг? Трупак как трупак… В меру вонючий… Вон, и печень на месте, и селезенка, все в порядке…
Меня все-таки вырвало. Спасибо Стоуну Великолепному. Который стоял рядом и мерзенько хихикал.
-Вот оно! – шепот Вика можно было назвать счастливым, если бы он не был просто ликующим! Таким, как будто парень только что пережил самый крутой оргазм в своей жизни и от этого у него даже сорвало голос. – Я нашел!... Мы нашли!...
-Что нашли? – я обернулся, вытирая рот. Странно, но труп с раскинутыми конечностями, выпотрошенный по второму разу, уже не произвел на меня первого впечатления.
-Вот, - Вик протянул нам лежащий на его перчатке окровавленный, вымазанный в слизи небольшой кусочек картонки. С золотящимися на нем буквами: «Филибер Жефруа, лекарь, категория «Мастер». Член Гильдии лекарей с 1200 года».
-Это же визитка, - догадался я, вспомнив такой же кусочек картонки, который всучил мне лекарь Амбруаз Паре. Порывшись в поясном мешочке, я вытащил визитку нынешнего арестанта, бывшего председателя Гильдии Лекарей. Окинув обе визитки взглядом, Вик расцвел:
-Я же знал… я же говорил… Это разные люди!
-В точку, - подтвердил я, радуясь его счастливому виду. Пусть лучше так, чем плачет… - Переверни визитку, там должен быть адрес.
-Он что, оставил нам свой адрес? – от души удивился Стоун. – Вот тупой!... Ну что, идем домой за доспехом и оружием? Слава Богам, я все-таки дам по морде тому козлу, который ранил Ульха!
-А я в управление, предупредить месье Савона, - кивнул Вик. – Встретимся у заставы Сержантов возле Нового моста через два часа.
Я рванул вслед за пришедшим в азарт оборотнем, внутренне радуясь тому, что посмотрю-таки на живого маньяка… и что буду при этом не один…
Вариация четвертая.
Если идти по Сен-Мартен в сторону городской стены, рано или поздно неминуемо упрешься в заставу Сержантов возле Нового моста. Новый мост построен недавно и, в отличие от Мельничного моста, он каменный, широкий и на нем полным полно маленьких магазинчиков и лавок, предназначенных, в первую очередь, для тех, кто покидает город либо въезжает в него. На ночь мост перекрывается толстыми цепями, поэтому хозяевам магазинчиков можно не бояться за свою собственность. Именно таким образом в городе поддерживается относительный порядок… хотя на самом деле все далеко не так, и искусственное деление города с помощью пяти мостов только помогает группам бандитов удерживать свои позиции в жизни ночного Лиона, потому что устраняет лишнюю конкуренцию. Каждая группа контролирует свой район и почти не пересекается друг с другом…
Обычно мост и без того забит людьми, но сегодня там творилось что-то невообразимое – день рождения королевы отмечался всем городом и отмечался весьма буйно. Спиртное лилось рекой, продираясь сквозь толпу на Сен-Мартен, мы столкнулись с процессией нетрезвых молодых людей в венках, в сопровождении музыкантов, а возглавляли процессию четыре мускулистых типа, тащившие на своих плечах палантин с небольшим бюстом королевы Элоизы. Бюст был тоже украшен венками, одну розу кто-то прицепил прямо к низкому вырезу платья, кроме того, эти шутники, ясно дело, не нашли ничего умнее, чем покрасить грудь вдовствующей королевы в ярко-красный цвет.
-Дался им всем этот бюст, - проворчал Стоун. – Почему никто ничего не болтает про ее, ну, скажем, ноги? Может, у нее кривые ноги?... Эй, Вик, мы здесь!