Гаремные сказки. Сказка седьмая

[Соня Сэш]

Положила лежать. Выкладывать сказки куда-нибудь на постоянку буду после десятой, надо бы еще раз все целиком проверить.

А то будет, как в одной из моих еще студенческих побредушек - сперва в середине они занимаются любовью в однокомнатной квартире, а в конце уже бегают друг за другом с пистолетами аж по двум этажам

Автор: Соня Сэш

Бета: Чжан

Название: Сказки моего гарема. Сказка седьмая: о том, что гибнет за идею тот, у кого не хватает сил бороться за нее дальше.

Рейтинг: R

Жанр: авантюрный любовный роман

Предупреждение: не читайте это, если вы религиозный фанатик, член «Аль-Кайды», гомофоб, гей или просто историк-востоковед, специализирующийся на арабском или индийском Востоке. Ничего общего с реальным миром это не имеет.

Авторские примечания: Вся серия - цикл из 10 сказок. Действие происходит в оригинальном мире, созданном мной и Чжан, для исторической настольно-ролевой игры с элементами фэнтази «Ойкумена», где-то в самом начале эпохи Возрождения.

(остальное в комментах)

@темы: побредушки, кто о чем, а Сэш - о слэше

Comments

[Соня Сэш]

-Вынужден вас огорчить, вы рассеянны – только когда сами того хотите! - жизнерадостно съязвил паж, а я тихонько фыркнул. Никому из присутствующих не обязательно знать, что я проверял свою теорию с помощью демонов.
Для хорошего настроения мне хватило того, как удивился Тануки, когда я приказал ему обыскать королевскую усыпальницу и семейный склеп графов Де Мильсон в бургундской провинции на предмет обнаружения и сличения тел. Демон казался достаточно шокированным – наверное, я был первым калифом, которому пришла в голову нездоровая мысль покопаться в могилах. Он посмотрел на меня долгим взглядом и только вздохнул: «Надеюсь, калиф, вы не собираетесь их съесть? Или чего похуже?». После чего исчез прежде, чем я успел придумать достойный ответ.
Разумеется, тела Филидора обнаружено не было, только памятник, но хитрюга-демон порасспрашивал местных и выдал полную картину загнивания рода Д'Аламберов на протяжении трех последних поколений. Амалия Де Мельсон оказалась безнадежно почившей в бозе старушкой, а наваррский посол так испугался вида красных глаз и нечеловеческого меха на шее, запястьях и груди (надеюсь, Тануки вел себя достаточно корректно?), что обеспечил нас полной информацией о деятельности своего лучшего шпиона. При этом не забыв свалить все на приказ Родины – а не на собственную подлую посольскую сущность…
-Ну, теперь-то думаю, все кончено, - Филидор храбро посмотрел на меня. – Я – шпион и гениальный убийца, и меня надо повесить.
-Гильотинировать, - машинально поправил Филипп. – Вешают – незнатных…
-Хорошо, гильотинировать, - невозмутимо согласился паж. – Так чего ждать? Я уже позавтракал. Шарль, не делай такое лицо, может, я и враг народа, но лично против тебя ничего не имею. Просто ты – всегда был таким наивным добрячком, что – просто грех не разыграть. Где слуги? Пусть позовут Севинье, сколько, в конце концов, можно спать?
Я усмехнулся и протянул подбежавшему слуге пустующую рюмку из-под ликера.
-Не спешите, уважаемые эфенди. Остается один невыясненный момент. Самый темный во всей этой истории.
-Я хочу повторить свою просьбу об отъезде из Блуа. Лично мне все ясно, - раздался с другой стороны стола на удивление спокойный голос Шарля. От неожиданности мы все трое уставились на него. Принц Орлеанский сидел, опустив глаза, и его смелое, открытое лицо было цвета, близкого к вареной свекле.
-Не все, - твердо сказал я, и теперь уже на меня уставились три пары глаз. Вернее, две, потому что свои Филидор сразу отвел в сторону, судорожно сглотнул и напрягся. Я негромко усмехнулся: а ты что думал, мальчик? Неужели после того, как я по твоей милости не спал всю ночь, ты надеялся, что я пощажу твои чувства? Да у нас у всех – тонкая душевная организация, вон, посмотри на бедняжку Шарля, как он расстраивается…
Нет уж, ради справедливости следовало рассказать все – до самого конца. Может, тогда и Филидору будет легче умирать – терять-то уже нечего.
-Назначив свидание его высочеству на галерее, Амалия отправилась – на другое свидание. Это был смелый, я бы даже сказал, отчаянный и совершенно нелогичный поступок - при попытке распустить шнуровку на платье, король был бы неприятно удивлен. Что же получается - Филидор сознательно поставил себя на грань провала? Ему нужно было только получить деньги от Наваррской Марки и покинуть страну. Тогда почему он все-таки отправился с королем в спальню? Почему графиня Амалия поехала оживлять принца Орлеанского вместе с нами? Ей бы остаться во дворце, поднять тревогу – вот ту-то и начался бы скандал! Так – почему же, Филидор? Почему ты так хотел, чтобы тебя остановили, и остановил ни кто иной, как – сам король?
Выдохнувшись, я замолчал, но ответа не услышал. Можно сказать, вопрос - повис в воздухе. Со стороны Шарля раздалось негромкое и явно угрожающее рычание, кажется, кто-то терял над собой контроль. Филипп изумленно разглядывал меня огромными голубыми глазами, полными тоски.
А Филидор - молчал, опустив глаза. Мальчик был достаточно смел, чтобы играть с огнем, но оказался недостаточно смелым для другого.
Тишина, еще более тяжелая, чем раньше, висела в зале довольно долго, только трещали дрова в камине и лакеи тихо звенели серебром, унося посуду. Потом Филипп перевел дух и обернулся к пажу:
-Тебя будут судить королевским судом – не сейчас, а когда кончится траур. Законы одинаковы для всех, ты будешь казнен за измену Лионскому королевству и королю. И еще – за кровавое убийство, каких доселе не знала столица. Надеюсь, у тебя хватит мужества встретить смерть достойно.
-Я постараюсь, ваше величество, - наклонил голову Филидор, а король явно обрадовался, увидев в Салоне гвардейцев:
- Господа, доставьте преступника в Шато-Гийяр. Шевалье Бомон, будьте так любезны послать за Де Севинье, скажите, что его срочно требует король!...
Проследив, как прямая спина Филидора скрывается за дверью в окружении ярких мундиров гвардейцев, послушав затихающее шуршание по ковру роскошного подола платья Амалии, я поднялся и потянулся. Моя собственная спина ныла – ах да, я же таскал на себе труп! Ничего себе развлечения у западных правителей!
Может, я тоже сделал что-нибудь неправильно? Филипп – еще такой ребенок, выдержит ли его нежная психика такую нагрузку? Ну да ладно, в конце концов, рано или поздно малышу придется повзрослеть. К сожалению, это – неизбежно.
-Прошу меня извинить, я тоже покину вас, эфенди. С удовольствием остался бы на третью смену блюд, но я всю ночь не спал…
Филипп не ответил, промолчал и Шарль. И когда, уходя, я обернулся, то увидел, что ни один из них – так и не сдвинулся с места.


Из чего складывается доверие?
Если исходить из обычной формальной логики, частично оно складывается из равнодушия, частично – из уверенности в себе, частично – из отчаянной смелости. Равнодушие – если он (любовник, друг, кто угодно) совершит предательство, а я об этом не узнаю, то зачем беспокоится? Вот узнаю – тогда и буду думать. Уверенность в себе – для чего бы ему совершать предательство, если лучше меня все равно не найдешь? Смелость – а плевать, будь что будет, а я ему все-таки верю! Люди вообще больше склонны доверять, нежели нет, их мозг и сердце устроены таким образом, что нуждаются в ком-то близком и надежном.
Другие расы – когда как.
У дядюшки Лассэля из Валатерры, занимавшего там не самую плохую должность, была патологическая склонность к мелким предательствам. Он изменял одним женщинам ради других, нарушал данные обещания, брал взятки и раздавал должности родственникам, словом, делал, что ему заблагорассудиться. И все это – так открыто, с такой очаровательной непринужденностью, что никто и не думал обижаться. На такое обаятельное существо было невозможно злиться слишком долго, поэтому окружающие сиды только пожимали плечами – мол, он такой, с этим ничего не поделаешь, - и продолжали приглашать его к себе, доверять секреты и хорошо к нему относится.
Это было – высшее искусство жить, относясь к каждому вполне дружелюбно, но ни о ком не заботясь, до уровня которого Лассэль, в свое время просто обожавший дядюшку и безоговорочно признававший его своим кумиром, в общем-то, так и не дотянул…

[Соня Сэш]

Прищурившись, сид огляделся. Океан вел себя спокойно, волны ритмично били о борт, держать штурвал было нетрудно, только хотелось спать - видимо, сказывалось выпитое вино. Сквозь хмельную поволоку он попытался определить, правильным ли курсом идет яхта, но подумав, махнул на это рукой. Если все будет хорошо, они прибудут в Дублин уже завтра. А пока – еще есть время полюбоваться на уютную водную гладь.
Полная свобода – плыви куда хочешь, здесь нет ни условностей, ни родственников, ни друзей. Никого, кроме них с Айном.
Впрочем, по большому счету, Айна у него теперь тоже больше нет.
Вздохнув, эльф закрепил штурвал в одном положении, предоставив «Марии» свободно дрейфовать по волнам холодного моря. Чуть не поскользнулся на влажном от брызг деревянном настиле и нырнул за большую квадратную коробку каюты. На секунду остановился – яхта легла набок, и пришлось схватиться за первый попавшийся поручень, чтобы не упасть. И все-таки последняя бутылка была явно зря, даже возможности сида в выпивке – далеко не безграничны. Но Лассэль не знал, как еще ему бороться с подступавшей к горлу тоской, обидой, непониманием того – как это все могло получится?
Ясно одно – измены здесь не при чем. Айн не дурак, они оба пытались защитить друг друга, поэтому и сделали то, что сделали. А потом – Лассэлю пришлось приложить массу усилий, чтобы исправить положение. Он поступил правильно – просто потому, что иначе поступить было невозможно.
Тогда почему Айн сейчас сидит на палубе с напряженной спиной и спокойной, непроглядной темнотой в глазах? Лассэль остро пожалел, что оставил бутылку на капитанском мостике, вглядываясь в очертания на фоне сгущающегося сумрачного воздуха безмятежной, невысокой фигуры ария, устроившегося под навесом из запасного паруса, куда не долетали брызги.
Потомок арийских шейхов провел там все дни с тех пор, как они вошли на борт яхты. И с тех же самых пор уделом Лассэля стал штурвал и крепкое анжуйское вино, которое помогало отделаться от мысли о том, что хрустальный шар, разбившийся вдребезги, похоже, порядочно изранил осколками его уставшее сердце.
Отцепившись от поручня, Лассэль не без труда прошел по качающейся по палубе до сидящего по-бхаратски ария. Выражение лица последнего не изменилось, он даже не повернул голову навстречу приближающемуся эльфу, который с досадой посмотрел на стоявшую на бочонке тарелку.
-Ты не ел? – сид опустился на палубу, почувствовав дикое облегчение от того, что не вынужден удерживать равновесие. Честно говоря, сейчас стоило бы отправиться в каюту и немного поспать… пока не выветриться из благородной крови чертово анжуйское!...
Но он не мог уйти спать просто так – зная, что Айн все еще на палубе, всматривается в морскую даль, слушает крики редких чаек и игнорирует полную нехитрой походной еды тарелку! Чего он ждет? Неужели – Дублина? Лассэль досадливо взъерошил крупные кудри, выбившиеся из хвоста, и громко спросил:
-Хочешь уморить себя голодом? Здесь холодно, ты простудишься. Знаешь, мне вся эта история надоела, ты ничего не ешь и ведешь себя как дурак, - сид и сам смутно понимал, что в таком состоянии любые переговоры неизбежно кончаться войной. Да и тон какой-то раздраженный…
Черт, а этот узкоглазый тип себе что воображает? Сидит здесь, как каменный истукан, того и гляди с голоду сдохнет.
-Если ты не поешь сам, я накормлю тебя силой, - хмуро заявил сид, подтягивая ноги к себе и обхватывая их руками. Пряди снова упали на лицо, а воздух потемнел окончательно. В голове уже начиналось легкое кружение, и Лассэль вряд ли толком понимал, что говорит:
-Думаешь, все так и закончится? И я просто возьму и отпущу тебя в Дублине? Ошибаешься, я не для того ждал так долго. Я тебя люблю, идиот! - он и сам удивился тому, что в голосе прозвучало - самое настоящее отчаянье.
Но еще больше удивился, когда услышал в ответ тихое и спокойное:
-Я тебя не люблю.
Лассэль задрал голову. Над ними бился парус – как крылья большой белой птицы. В сумерках это смотрелось красиво, но сиду почему-то пришло на ум сравнение только с саваном.
-Почему? – риторически спросил он не то у паруса, не то у Айна, и вновь повернулся, сглотнув подступивший к горлу тошнотворный комок. Лоб ария хмурился, он тоже повернул голову и напряженно, в упор смотрел на него.
-Тебе придется с этим смириться, - поскольку это было первым, что потомок шейхов вообще сказал с начала их импровизированного (а если честно – подготовленного заранее как запасной выход из ситуации) путешествия, то Лассэль предпочел молчание. Он напряженно вслушивался, боясь пропустить хоть звук знакомого, любимого голоса. Айн снова шевельнул губами, но внезапно поднявшийся ветер помешал сиду услышать. Он наклонился еще ближе…
В ноздри буквально ударил знакомый, доводивший до сумасшествия запах. Неуловимый и мужской. Айн всегда был порядочным чистюлей, но обладающий уточненным сидовским обонянием Лассэль угадывал его запах еще задолго до появления ария в комнате. А сейчас – он пах как тогда, в их уютных комнатах на верхнем этаже особняка Мармонтель – в давней и казавшейся сном счастливой жизни, когда они прижимались друг к другу, лежа на атласных покрывалах или на баскийском ковре. Тело Айна – сильное, смуглое, красивое, его ласки – настойчивые, требовательные, нежные, разные. Едва ли сознавая, что делает, сид потянулся к напряженным губам, но был остановлен коротким замечанием:
-Нет. Ты меня вообще слышишь?
-Дьявол! – прошипел Лассэль, внезапно вспыхивая и окончательно переставая сдерживаться. Кулак среагировал сам собой, как будто так было надо.
Тренировавшийся с саблей каждый день с трехлетнего возраста Айн отшатнулся, ловко уклонившись, но пьяный эльф уже навалился на него всем телом, прижимая к влажным доскам. На лице ария отразилось удивление – сид еще ни разу не применял к нему физическую силу, и он не подозревал, что слухи о том, как нечеловечески сильны равнинные эльфы, могут оказаться правдой. По крайней мере, ему было очень сложно оторвать от себя такого изнеженного и ухоженного на вид эльфа – сейчас в доску пьяного и, пожалуй, немногим отличавшегося от своего кузена. Особенно когда Айн услышал вырвавшееся из тонких, презрительно искривленных губ шипение:
-Ты – моя игрушка, понял? Моя, а не чья-нибудь еще. И если ты еще раз…
Сбившись с мысли, Лассэль замолчал, тяжело, отчаянно дыша. Винные пары, исходившие от него, окружили ария словно потным удушливым облаком, здорово мешая сосредоточиться для того, чтобы оказать достойное сопротивление. И зря он, пожалуй, отказывался от еды, честно говоря, его здорово подташнивало, а в голове гулял сонный дурман. Потомок шейхов дернулся – чужие руки, оказавшиеся на его бедрах, действовали слишком агрессивно, причиняя почти болезненные ощущения. Ах да, именно так сид, вроде бы, вел себя с Давэлем, неудивительно, что последний щеголял в синяках и царапинах. Упрямо сжав зубы, Айн собрал все силы, в этот момент яхта неожиданно накренилась на другой бок, оба заскользили по доскам и оказались у самого края палубы.
Арий воспользовался моментом, чтобы перекатиться на другой бок и отбросить зарвавшегося эльфа от себя, но встать не успел – изогнувшись, словно кошка, Лассэль схватил его за ногу и снова повалил на доски. В глазах потемнело от удара челюстью об палубу - Айн упал неудачно, на живот, и уже скоро убедился в том, что такое положение не сулит больших преимуществ в драке. Вымокшие от брызг волосы липли к губам, цепкие руки Лассэля шарили по телу судорожно и неосторожно, было мерзко и противно.
Совсем как в Спальнях несколько лет назад, когда к нему в комнату впервые вошел высокий и улыбчивый кареглазый мужчина с длинными, черными и блестящими волосами, который был его повелителем. Тогда Айн в первый раз узнал, что сильный человек – это не тот, чей дух невозможно сломить, а тот, который может скрутить и прижать к неудобному полу, одновременно срывая халат.
Вспоминать оказалось еще тяжелее теперь, когда все снова пошло не так.
Будто придавленный к палубе этими навязчивыми образами, арий замер, все еще лежа виском на холодном и влажном дощатом настиле. Сердце стучало сквозь намокшую и, кажется, разорванную, ткань уже не белой рубахи так сильно, что мешало соображать. Желудок вдруг дал знать о себе голодной судорогой. Жить – не хотелось.
И, словно опомнившись, Лассэль тихо выругался сквозь зубы, кое-как поднялся и, пошатываясь, направился к рубке, где у него оставался в запасе целый бар вина. Забвение – это было все, чего ему сейчас хотелось. Чтобы только не вспоминать о том, что он собирался сделать минутой назад. По пьяни, но все же – такая мысль пришла в его бьющуюся в лихорадке голову, и это было – более чем омерзительно.
Проводив сида ничего не выражающим взглядом, Айн кое-как сел на скользкой палубе, стянул на груди порванную во время их возни рубаху, прислонился виском к покачивающемуся бортику и плотно закрыл глаза.
Но этого Лассэль так и не увидел, поскольку, имея в наличие неплохие запасы лионских сортов вина, не протрезвел до самого Дублина.
Удивительно, но ему удалось не только привести яхту в порт, но и пришвартоваться без особых приключений. Правда, он мало что запомнил. В памяти осталась картина спускающегося по трапу Айна в то время, как он сам стоял, прислонившись к флагштоку и сильно, до побелевших костяшек сжимая в руках полупустую бутылку.
Проклятый арий ни разу не обернулся.



Легко звякает ложечка о фарфор. Тихо звучит мягкий смех. Пламя догорающих свечей подрагивает в незаметных потоках воздуха. Стефан Ветка, не отрываясь, смотрит на Тапи серо-серебристыми, почти стальными глазами. А Тапи смеется чему-то, только что прозвучавшему, опуская и поднимая густые девичьи ресницы.
И оба прекрасно понимают – пройдет немного времени, и они, словно сговорившись, одновременно встанут, потянуться друг к другу для первого поцелуя, а потом вместе поднимутся наверх, на второй этаж, где их ждет уютно обставленная спальня, и еще долго приглушенные вздохи будут пугать ветер за зелеными бархатными занавесками.

[Соня Сэш]

Шло время, и с каждым разом их встречи становились все уютнее, и все сладостнее было ощущение предвкушения. Словно они постепенно привыкали друг к другу – так, как привыкают супруги, давно живущие рядом. Стефан знал, что если он положит руку на стол раскрытой ладонью наверх, то самое малое через пару минут поверх его широкой сильной ладони будет лежать тонкая изящная кисть Тапи. Тапи знал, что если он сейчас откинет назад волосы цвета потемневшего золота, то уже через минуту в эти волосы зароется рука Стефана, а сам он будет стоять на коленях рядом с его креслом с обожающим взглядом. С его строгих губ будут срываться слова, которые он ни за что не повторит завтра при свете дня.
И потому оба – совершенно не спешили заниматься этими, безусловно, занятными вещами. Времени было много. Так уж устроены вампиры – каждый из них, достигая определенного уровня, когда его почти невозможно убить, когда ему – почти ничего не нужно, чтобы жить дальше, точно знает – в запасе если не вечность, то что-то около этого.
-Кажется, Наваррская Марка вот-вот объявит войну Лиону, - произносит Тапи, сияя глазами в свете неверного пламени нескольких свечей. – В «La Lune» только об этом и говорят. Интересно, война отразиться на количестве посетителей?
Стеф задумчиво пожимает плечами:
-Вряд ли. Это – хороший блеф, как в покере. Пока у Наварры нет эйнджлендского флота, она поостережется нападать на нас с суши.
-Все-то ты знаешь, - от души смеется Тапи, а Стеф молча смотрит на него со странной смесью восторга и беспощадного желания. Урожденный, странный золотоволосый вулин будит в его вполне человеческом, опустошенном сердце неясный тяжелый жар.
-Дипломатия! - презрительно произносит хозяин «La Lune», машинально накручивая на палец прядь шелковистых волос. – Никогда не понимал этих пустозвонов.
-Ну почему, - Ветка отпивает приятное и легкое шабли из тех, что хранятся в подвале каждого приличного дома в этом славном городе. Лион диктует свои вкусы всему миру – и он, выходец с Рыбацких островов, очень быстро приспособился под них, научившись любить вещи, недоступные его соплеменникам. Благоухают на столе нежные розы из принесенного Стефаном роскошного, перевитого бантами букета. Отблески свечей ложатся на металлический корпус табакерки с миниатюрой, лежащей на столе. Последние кусочки хорошо проваренной, искусно приправленной восточными специями и обработанной говядины исчезают под тщательными движениями белоснежных зубов с клыками. Впрочем, клыки - ничуть не помеха, когда губы их обладателя целуют любимое существо.
-Не суди о дипломатии строго, - Стеф говорит, продолжая одновременно поглощать пищу, будто не может остановиться. Словно ему важен сам процесс – так же, как не отрывать глаз от сидящей напротив фигурки в окружении мягких бликов света. – Люди придумали ее, чтобы не воевать бесконечно. Для человечества куда полезнее трепать языком в кулуарах, чем стрелять друг в друга.
-Болтовня дипломатов только предвещает звон стрел, - парирует Тапи, беря золотую вилку кончиками пальцев и легко подхватывая с фарфоровой тарелки Ветки кусочек мяса. – Впрочем, ты-то явно выбрал не ту карьеру. Если бы ты стал дипломатом…
-Лионское королевство заняло бы весь мир, - напряженно улыбается Ветка, с жадностью вглядываясь в тонкие острые черты Тапи, сейчас, в неверном свете – очень напоминающие лисью мордочку. Словно уловив взгляд, Тапи поднимает голову – и тоже любуется на гладко выбритое и сытое лицо вулина. Оба находят друг друга привлекательными. Одна из свечей, шипя, гаснет, потому что уже никто не снимает щипчиками нагар. Все еще ароматно пахнут розы. На пол с жалобным звоном падает одна из золотых ложечек. Звук поцелуя летает под потолком, словно пытаясь разбудить уснувшие там тени.
-Я тебя люблю, - говорит Стефан, осторожно поглаживая рукой трепещущую под его прикосновениями спину. – Я люблю тебя, - повторяет он с удовольствием, словно впуская эти слова в свое сознание.
Он говорит это в первый раз за то время, когда они вместе, и он сам удивлен, насколько просто и искренне слова звучат из его уст. Так, словно он всю жизнь учился их говорить. И когда последний звук с придыханием вырывается из губ, он смотрит на Тапи.
В кошачьих зеленых глазах горит пламя – не то отражаются свечи, не то пробуждается истинная, непонятная сущность урожденного вампира, который никогда не был человеком. Молчание затягивается так надолго, что становится слышно, как трещит пламя свечей, как огонь в камине пожирает свою пищу, как шевелятся лепестки роз под легким сентябрьским ветром, как медленно передвигаются по потолку тени, как в раскрытое окно влетают ночные мотыльки, которых почему-то всегда тянет в жилище, полное огня и страсти…
-Что-то не так? – наконец, спрашивает Стефан Ветка, его высокий лоб с забранными назад темными прядями прорезает глубокая складка. А лицо сидящего напротив Урожденного болезненно морщится – так волна, набегая на выброшенный в воду акварельный рисунок, смывает краски.
Тапи вздыхает:
-Я тебе не верю… - и смотрит так, будто бы ждет, что его убедят в обратном. Теряясь под этим полным надежды взглядом, Ветка собирается с мыслями. Он привык действовать сообразно обстоятельствам, значит, прежде чем решить – нужно узнать обстановку. И поэтому он спрашивает:
-Почему? Я делаю что-то неправильно?
-Я и сам не знаю, - растерянно говорит Тапи. Он все еще сидит на коленях Ветки, обхватывая его шею тонкими красивыми руками, привыкшими волшебным образом превращать самые сложные рецепты в роскошные блюда. – Стеф, как я могу верить – а может, это всего лишь месть? Или прелюдия к мести?
-О черт, - «глубокомысленно» говорит Ветка. Он встает, не отпуская Тапи. Теперь они стоят друг напротив друга, только хозяин «La Lune» оказывается чуть ниже ростом. Стефан быстро проходится по волосам ладонью, раз и другой, окончательно встрепывая их, и теперь начинает нервничать Тапи – Ветка всегда делает так, когда волнуется. Только это случается очень редко, в основном, во время ссоры. Он протягивает руку к лицу вулина:
- Ты обиделся? Но я действительно не уверен. Ты был таким настойчивым, когда требовал мое кафе…
-Ну, хорошо, - внезапно говорит Ветка. – Как мне доказать, что я люблю тебя? Я не отказывал тебе ни в одной просьбе – чего бы ты не просил. Любой твой каприз сразу же выполнялся, не так ли? Так чего ты еще от меня хочешь?
Тапи видит невменяемые глаза, горящие серебром, и запоздало вспоминает о разговоре Стефана и его друга, блондина с мерзкими повадками, там, внизу. Что этот идиот Руди сказал его Стефу? Вернее - что он сказал ему такого, чтобы торопливые пальцы так нервно проходились по волосам, словно желая проверить, все ли они на месте? Или причина того, что Стефан нервничает – он, повар с драконьим именем, который всего лишь хочет немного любви?
Нормальной, искренней, человеческой любви…
В любом случае, не мешало бы проверить еще раз. Он ведь и правда не уверен. Предыдущие проверки – ничего не дали. Стоило только Тапи убедить себя в том, что Стеф действительно готов сделать для него все что угодно, как он тут же вспоминал горящую «La Lune» и тот страшный вечер, когда был вынужден убить, чтобы спасти свою собственность и мечту. И тогда Тапи начинал снова сомневаться - возможно, он не учел какой-то фактор – и проверял снова, выдавая каприз за капризом, от самых идиотских до тех, которых не постеснялась бы любая из фавориток короля Филиппа.
Ветка действительно выполнял каждый каприз. Даже фонтан на заднем дворе, наполненный анжуйским… С легкой усмешкой Тапи опускает голову – да, все верно, пора бы уже, наконец, перестать сомневаться. Если этот высокий крепкий мужчина выдержит последнюю проверку – что ж, он готов смириться.
-Чего я хочу? – Тапи садится в кресло и глубоко задумывается. Стеф осторожно опускается в кресло напротив. На его скулах ходят желваки. Это завораживает.
-Я хочу ребенка, - наконец, говорит Тапи.
От удивления Стеф открывает рот, это смотрится нелепо, но Тапи не смеется – он серьезнее как никогда. Потом Ветка начинает соображать – в конце концов, он привык быстро реагировать на неприятности.
-В каком смысле? Ты хочешь усыновить какого-нибудь маленького бастарда и позволить ему испортить нашу жизнь? Что ж, пожалуй я…
-Нет, ты не понял, - прерывает его Тапи. Зеленые кошачьи глаза подозрительно блестят. – Я хочу – нашего с тобой ребенка. Моего – и твоего.
-Ты же знаешь, это невозможно, - в глазах Стефа читается шок. Тапи нравится видеть его таким. Он тихо смеется:
-Ага, а еще я знаю вулина, который нам поможет. Мой отец живет дольше, чем ты можешь себе представить. И все это время он всерьез увлекался магическими системами разных стран. Алхимия, некромантия, магия, колдовство - всего понемногу. Он умный. Хочешь познакомиться с моей семьей?
Ветка приходит в себя на удивление быстро. Он разводит руками.
-Я даже не… надо подумать.
-Думай, милый, - соглашается Тапи, настороженно изучая любовника своими странными глазами. Он ждет результатов проверки. Стеф облизывает губы – и в этот момент в дверь стучат. Словно обрадовавшись избавлению, Ветка буквально срывается с места и бросается открывать. В это время Тапи тихонько хихикает в сжатый кулак, пытаясь успокоиться и снова принять серьезный вид.
Он хихикает все время, пока Стеф принимает из рук мальчишки-курьера небольшой сверток, разворачивает его на столе – он стоит профилем, и Тапи прекрасно видны перебитый нос, красивый твердый подбородок, бледные широкие скулы жителя Рыбацких островов – а потом вдруг шагает в сторону и встает лицом к камину. Тапи перестает хихикать – надо же, какая напряженная спина...
-Что-то случилось? – спрашивает он, привставая. И в эту же секунду Ветка оборачивается.
Тапи охает, когда сильные руки перехватывают его талию, увлекая за собой. Под спиной скрипит, сминаясь, мягкий плюш дивана, темноволосая голова Ветки оказывается внизу живота, Тапи машинально вцепляется ему в волосы, сжимает бедра, двигается навстречу влажным ласкам. Так быстро… и так возбуждающе. Животное – но какое сексуальное!…

[Соня Сэш]

-Нежнее… милый… - шепчет он, и Стеф, словно услышав в его словах обратный приказ, быстро подтягивает тело вулина к себе. Расслабляясь, Тапи словно погружается в страсть, это как заразная болезнь, он выгибается и низко, бархатно шепчет какие-то красивые, ничем не мешающие, но и не помогающие слова, на которые Стефан не обращает ровным счетом никакого внимания. Сир Лиона и Иль-Де-Франс в клочья раздирает его одежду длинными ногтями, буквально вминает податливое тело в мягкий плюш, безжалостно разводя ноги и врываясь внутрь так быстро и яростно, будто это – его самый последний раз. Тапи сильно изгибает спину, его пальцы судорожно сжимают диванный валик, глаза приобретают легкую бессмысленность. На этот раз все происходит быстро – их уносит в одном общем урагане страсти, кидает в самые облака, заставляя глаза слезиться от бешеного ветра, вертит и встряхивает, обжигает лучами солнца, а когда оба возвращаются на грешную землю, задыхающиеся и блаженно усталые, Стеф утыкается лицом в ложбинку между плечом и шеей своего любовника и затихает – даже перестает дышать.
Уставший, опустошенный Тапи ласково перебирает темно-русые пряди, наслаждаясь их живым теплом (говорят, волосы продолжают расти даже у мертвецов в могилах), гладит Ветку за ухом, проводит пальцами по позвоночнику. Он улыбается – Стеф не сказал «да», но, в любом случае, есть слова, которые он был бы не прочь услышать еще раз.
-Скажи мне, что ты меня любишь, - просит он голосом разморенной на солнце кошки. А потом – его голос сменяется на более тревожный:
- Стеф? Стефан?! Степочка… Милый, что с тобой?...
Он поднимает голову любовника, сильно и безжалостно дергая за волосы. Убеждается, что Стефан спит – спит крепко и безмятежно, с выражением лица - как у того маленького русоголового мальчика, который слушал когда-то сказки про вампиров на берегу моря, на одном из Рыбацких островов.
Тапи вспоминает, что он о таком уже слышал: иногда, когда очень спокойные люди вдруг начинают нервничать, они могут впасть в глубокий, долгий сон. Бывали даже случаи, что их хоронили, пока не разобрались - это даже не заболевание, а свойство организма. Тапи с трудом, не с первой попытки сталкивает с себя мощное, огромное и обнаженное тело, укрывает Ветку пледом и долго сидит рядом на краешке дивана, ожесточенно взъерошивая волосы цвета потемневшего золота обеими руками.
Затем решается – закусывает губу и подходит к столу.
В свертке, принесенном мальчишкой-курьером, он обнаруживает крупный перстень тонкой работы с непонятным красным камнем. Подобные экземпляры Тапи видел в замке своих родителей в Эйре и сразу понял, что это – очень старая вещь. Судя по всему – работа дроу, весьма дорогой антиквариат, который стоил бы среди лионских частных коллекционеров бешеные деньги. Должно быть, Руди тоже ценил его – может быть, как память о чем-то очень светлом и далеком, например, о семье и любимой женщине.
Почему «ценил»? Да потому что сейчас Рудольф Де Ла Блезе уже мертв. С такими вещами не расстаются просто так, их можно отнять только с жизнью.
Тапи поворачивается и внимательно смотрит на спящего Ветку. И только теперь замечает на бледных, по-мужски очерченных скулах - высохшие дорожки от слез. Хозяин «La Lune» тихо вздыхает, вновь заворачивает перстень в бумагу – кусок «Лионского вестника» - и, быстро развернувшись, ловко кидает сверток в огонь. С гулом взметывается пламя, вырываясь из недр камина и облизывая каминную полку. Тапи мрачно ухмыляется. Завтра обгоревшие остатки перстня вынесут вместе с золой и выкинут в Луару.
Урожденный вулин садится рядом со спящим Стефаном, кладет голову на спинку дивана, рассматривает безмятежное лицо любовника и слушает, как шипит пламя свечи. Втягивает носом аромат нежнейших лионских роз. Краем глаза замечает рассыпанные повсюду тени и маленькую фарфоровую кошечку, упавшую с каминной полки и лежащую рядом на медвежьей шкуре…
Ветка спит ровно трое суток.
На утро четвертых суток он просыпается, быстро одевается и уходит, обеспокоено бормоча что-то о бардаке, который эти три дня, должно быть, правит в Штабе вместо пропавшего начальства. Тапи только сонно помаргивает глазами – все это время он просидел здесь, не реагируя на басков, пытающихся уговорить его выйти в залу. А даже вампирам иногда нужен здоровый сон, и Тапи с наслаждением предвкушает, как сейчас ляжет на освободившееся место и закроет глаза с твердым намерением проснуться только с первыми петухами. Которых, если они посмеют его разбудить, он тут же пустит на суп…
Уже почти выйдя из комнаты, сир Лиона и герцогства Иль-Де-Франс вдруг словно спохватывается и возвращается назад. Садится рядом с замученным поваром и ласково, очень осторожно обхватывает пальцами его скулы, поворачивая лицом к себе.
-Я согласен, куколка, - говорит он негромко. – Если твой отец сможет как-то помочь, давай заведем ребенка. И – я тебя люблю.
-Сам ты куколка. И еще идиот, - сердито отвечает ему Тапи, закутываясь в плед. – Я же пошутил…
-А я – нет, - серые горящие глаза смеются, затем Ветка быстро встает и уходит. Вершить закон и наводить порядок, стало быть.
И даже не слышит, как губы золотоволосого вулина сами собой, не произнося ни звука, шепчут ему вслед: «Люблю, люблю, люблю….».



Жан вывалился из дверей трактира, споткнулся на деревянных ступенях и был вынужден прислониться к поручням. Он поднял руку, вытер ею пересохшие губы и с удивлением посмотрел на размазанную по ладони кровь. Надо же, а ведь он почти не ощутил боли – то ли был слишком пьян, то ли за последние дни безвылазного торчания в заведениях Ситэ (в рабочие кварталы неофит все-таки не рисковал соваться) совсем разучился что-либо чувствовать. Ему было хорошо и спокойно. Берет вот только жалко… паршивцы, если Жан и был к чему привязан, то только к этой вещи. Впрочем, следовало бы сказать спасибо: эти били не сильно, не до переломанных ребер – не пришлось, как в прошлый раз, регенерировать переломы в сточной канаве, отплевываясь холодной кровью.
-Вали отсюда, пьянь, - мрачно посоветовал голос вышибалы. – Еще к честным людям пристаешь, пидор…
-А не пошел бы ты! - вяло огрызнулся Жан, пригладил волосы, благополучно отцепился от поручней и, пошатываясь, зашагал по улице – просто так, без определенной цели, не обращая внимания на презрительные взгляды хорошо одетых горожан и жалостливые – старых горожанок.
Словил он и пару масляных взглядов, очень удивившись: который день пьяный, с ног до головы вывалянный в грязи, с разбитыми губами и пятнами крови на рубахе – своей и тех, кого он кусал за ближайшей от трактира стеной – он все-таки ухитрялся находить себе потенциальную клиентуру! Жан сам не понимал, насколько он хорош в таком виде – чересчур юный, расхристанный, с хмельным васильковым взглядом, с загадочной полуулыбкой на детских губах и шармом воплощенного уличного порока.
Споткнувшись, неофит упал на колено, которое отозвалось ноющей болью – должно быть, он сегодня на него уже падал. Процедив сквозь зубы пару крепких словечек из лексикона Карузель, Жан хотел было подняться, но понял, что не может – сжавшаяся на плече рука просто не дала ему этого сделать.
Сильная, тяжелая рука.
-Руди? - глаза Жана округлились, став почти трезвыми, он стремительно обернулся и прищурился – солнце вдруг показалось слишком ярким. Но еще ярче оказалось сверкнувшее в воздухе холодное лезвие. Неофит не смог удержать крика – метательный нож из обычного железа надежно пригвоздил его ладонь к дощатой мостовой Ситэ – каменного замощения здесь отродясь не бывало, этим мог гордится только сверкающий Шамбор.
И в тот же момент вторая рука, лежавшая у Жана на плече, переместилась, ухватив его за волосы и резко дернув вверх. Неофит задрал подбородок и больно закусил губу. На него смотрели улыбающиеся темные глаза – незнакомые, принадлежавшие невысокому, но кряжистому и, кажется, очень гибкому в броске, человеку со смуглой кожей лица и тонким носом. Жан пару раз видел кулачные бои и сразу решил, что человек очень похож на тех парней, которые выходили на ринг с одной только целью – победить. И порой – действительно побеждали.
-Ба, ребята, гляньте! У него золотые волосы! Наш грабитель, оказывается, сам в золотой шкурке! – человек от души расхохотался, а кто-то другой свирепо спросил:
-Тебя это веселит, Лу?

[Соня Сэш]

Лу? Имя, похоже, темноморское. Скосив глаза, Жан увидел еще троих смуглолицых мужчин, у каждого из них был кинжал. Все правильно, мечи запрещены, а здесь намечается обычная уличная поножовщина… Почувствовав присутствие серебра, неофит рефлексивно дернулся, но рука, державшая его за волосы, даже не дрогнула, а ладонь пронзила такая боль, что Жан, не выдержав, всхлипнул и скривился.
-А чего ты хотел? – откровенно удивился Лу. – Вот так, запросто, влезть в чужой дом, утащить дорогую вещь – и остаться безнаказанным? Нет, приятель, так – не бывает.
-Лу, кончай его воспитывать, - сплюнул второй темноморец, более высокий и сердитый на вид. – Это же – карузельское отребье, сам не видишь, что ли? Мелкий домушник, его даже полиция искать не станет. Принесем дону золото вместо порошка, а этого – в Луару, чтоб другим неповадно было. А то ты сегодня слишком уж благодушный.
-Наверное, это все вино в «Поросенке»! Узнаю Перуджино – за хорошее вино и красивую бабу душу продадут! – поддержал его третий с веселым смешком. Лу важно выпятил подбородок:
-Да, хозяюшка там – вполне ничего… А ты куда собрался? – рявкнул он на неофита. – Какие-то проблемы?
-Жить! - выдавил из себя Жан, цепляясь за сильно сжавшую волосы руку Лу свободной ладонью. Васильковые, широко распахнутые глаза были наполнены отчаяньем. Обычно это действовало безотказно, но темноморец - только весело ухмыльнулся:
-Чего врешь-то? Те, кто хочет жить, в особняк Кавазини не лезут.
-Пожалуйста!… - неофит дышал часто и взахлеб, прекрасно понимая – сейчас, вот еще через пару минут, от него останется только горстка пепла.
-Я не хотел, мне приказали, - жалобно добавил он, на что Лу с сарказмом уточнил:
-А ты, значит, послушно выполняешь приказы? Ну, тогда – целуй!
Жан почувствовал, что рука на его затылке ослабла. Жить все еще хотелось – и стоило признаться, хотелось всегда. Он дрожащими губами потянулся к носку грубого кожаного сапога. И тут же его опять дернули наверх, из глаз неофита вновь брызнули слезы – на этот раз, боли.
Лу Перуджино разглядывал его со странной смесью брезгливости и интереса.
-Редкостная мразь, - заключил он. – За свою шкуру, похоже, сделает все, что угодно. Даже руки марать жалко. Парни, здесь рядом трактир, сгоняйте за каким-нибудь инструментом, сейчас он нам за все заплатит!
Спустя пятнадцать минут на той же, выложенной досками, дороге сидел, сгорбившись и мрачно рассматривая что-то возле своих собственных сапог, совсем молоденький парнишка. Лет шестнадцати, не больше, очень тонкий и хрупкий, с коротким ежиком светлых, торчащих в разные стороны – будто бы наскоро отхваченных чем-то острым, вроде тесака, волос. Правый кружевной манжет его прилично грязной рубахи был обагрен кровью, но парень не обращал на это никакого внимания.
Жан даже не удивился, когда перед его уткнувшимся в землю взглядом возникли другие сапоги – серые, замшевые и мягкие, сшитые по эльфийскому типу и предназначенные для бесшумной ходьбы.
-Вы тоже пришли меня пнуть, сир? – мрачно, с безысходной смелостью ляпнул неофит, сутулясь еще больше. Он и сам чувствовал, как от него несет кабаком, кровью и недавним сексом. Однако, Стефан Ветка был не из брезгливых – кто-кто, а он прекрасно знал, как начинают карьеру в этом шумном и равнодушном ко всему городе. Вулин достал из-за пазухи белоснежно чистый батистовый платок и с выражением брезгливости, как у Лу Перуджино, бросил под ноги неофиту.
-Сделай доброе дело, вытрись. На тебя даже смотреть противно, не то, что убивать, - сказал он и заметил обычным сухим тоном:
- Я смотрю, ты – любитель легких путей. Сам-то понимаешь, что натворил? Я знаю Руди, он действительно тебе верил. Ему всегда было нужно во что-то верить, старый идеалист…А ты – выполнял мои приказы, и даже не слишком колебался перед смертельным ударом. Это любопытно. У тебя совесть вообще имеется?
-Вы не оставили мне выбора, - пробормотал Жан, отводя взгляд.
Прошло уже три дня, а неофит до сих пор не мог без содрогания вспоминать: в последнюю секунду перед тем, как рассыпаться в прах, Руди вдруг открыл глаза и посмотрел на своего убийцу полным трезвого изумления взглядом.
В котором открыто, как в дурацкой книге сказок, читалось: «Боги, я опять ошибся?!...».
Над его головой задумчиво хмыкнули:
-У каждого есть выбор. Твой бывший дружок из «La Lune» хотя бы попытался бежать – он решил не тащить тебя с собой, боялся за твою безопасность и думал, что здесь ты не пропадешь. Он хорошо тебя знал, и это был – его сугубо личный выбор. Жаль только, что «знал» и «был», но правила есть правила, и нарушать их очень не советую. А вот Руди, к сожалению, знал тебя плохо, иначе не стал бы связываться. Не было выбора, говоришь? Ты вполне мог бы рассказать ему о моем приказе шпионить. Или разбудить его там, в номере. Существуют способы излечиться от вампиризма, этим занимаются маги. С его связями вы бы сделали это в считанные секунды. Если б ты хоть на миг перестал быть самим собой, у вас бы получилось. Но ты же у нас – любишь легкие пути?
Стоило признать, Жан еще никогда не чувствовал себя такой мразью.
Ради жизни он мог пресмыкаться, воровать, лгать, работать уличной шлюхой – но впервые убил. И, самое паршивое, впрямь колебался очень недолго – просто не был в силах перебороть зов, шедший откуда-то из самых глубин души, где у людей в старых чердаках памяти хранится все самое нехорошее, запыленное и пахнущее гнилью.
Когда он вонзал кинжал в грудь орлока, ему было невероятно страшно, но безумная надежда кричала прямо в уши: «Живи, дурак!». Знакомый до боли, оглушающий и притупляющий чувства крик, который всегда звучал в тот момент, когда сам неофит был готов сдаться.
-Я не… - он сглотнул какой-то непривычно горький комок. - Я не мог ничего сделать!
И, словно сломавшись, принялся тихо всхлипывать с дрожащими губами. Кажется, для него это было уже слишком. Спазматические рыдания нарастали, Жан закрыл глаза, надеясь, что кошмар уйдет и даст ему спокойно сгинуть здесь, среди отбросов, где ему, выкормышу Мон Вилляж и воспитаннику Жабы – самое место.
-Если бы ты не убил его, я бы позволил вам покинуть страну, - жестко сказал Ветка. – Ради тебя он бы пошел на побег, и я избавился бы от противника на поединке. Но у тебя даже мысли не мелькнуло, верно? Потому что ты - маленький лицемер, который не может признаться самому себе, что ему нравится быть вампиром. Тебе нравиться, когда ты сверху и когда сильнее. Только ты – так не умеешь, и я очень сомневаюсь, что когда-нибудь научишься. Какое оправдание ты себе придумал, чтобы прикончить его? Неважно. Факт остается фактом, этот тип был прав, ты – откровенная мразь. Тряпка, о которую удобно вытирать ноги. Да, Жан, ты меня, говоря откровенно, просто порадовал. Молодец, мальчик! – с явной издевкой в голосе закончил Ветка.
Жан, всхлипнув, затих, скорчившись в какой-то невменяемый комок. На длинных темных ресницах дрожали слезы, глаза цвета мокрых васильков покраснели. Вымотав его, истерика сделала доброе дело – теперь неофиту стало легче. Более того, в приятно опустевшей голове появилась первая разумная мысль: кажется, кто-то вымещает на мне свою боль?
Это правда, что когда-то даже Ветка был – всего лишь человеком?
А раз он был человеком, то обвинить другого в том, что сделал сам, заставить его взять вину на себя и с удовольствием втоптать в грязь – чисто человеческая реакция. Люди – вообще, кровожадные существа, живущие жадностью и завистью. Иногда с ними бывает опасно общаться. Если кто и виноват в смерти Рудольфа Де Ла Блезе, так это – лучший друг, который дважды его предал. Кто, в конце концов, отдал приказ?
Нет уж, мы поделим ответственность пополам, и пусть каждый понесет свою долю на собственных плечах! Такой нагрузки одни хрупкие плечи подростка – попросту не выдержат. Жан решительно поднял голову, всерьез намереваясь высказать все это вслух, но осекся.
Глаза Стефана Ветки горели.
Они были похожи на две раскаленные серебряные монеты, гипнотизировали не хуже змеи, и Жан словно оцепенел под этим взглядом. Он смотрел – и восхищался, потому что никогда в своей недолгой жизни не видел, чтобы кто-то так явно был готов пойти по трупам к своей цели, не меняя презрительного взгляда.
И ведь шел же.
Сейчас, когда Ветка никем не притворялся, он был прекрасен – как настоящее чудовище. Сайлес из банды «рабочие кварталы Карузель» видел его именно таким, потому и таскал с собой серебряный меч в надежде на повторную встречу. У Кристиана всегда была хорошо развита интуиция, он стал единственным, кто в открытую вмазал Ветке по физиономии. Должно быть, сейчас его нет в живых, Ветка – никому и ничего не прощает, теперь неофит был в этом более чем уверен. Наверное, он и слова-то такого не знает! Жан не смог удержать истеричного смешка при мысли о том, что Тапочка, пожалуй, совершенно зря связался с этим типом. Он недооценивает силы урагана, который осторожно поднял его и несет над землей - чтобы когда-нибудь потом, когда придет время, безжалостно завертеть и переломать все косточки.
Или, может, он настолько глуп, что собирается управлять ураганом?

[Соня Сэш]

Управлять Веткой? Очень неудачная шутка! Невозможно контролировать того, чьи зрачки – серебристый хаос, разложение Судьбы, верхняя карта в карточном домике.
Все, что делала элита в особняке Шерпаньте – было по его приказу. Все, что творили «четверки» на улицах - было благословлено рукой сира. Все, чем жили и дышали вампиры этого города – было подчинено строго разработанному плану Стефана Ветки.
А Руди – оставался глупой пешкой, полагавшей, что действует по своему усмотрению. Идеальный исполнитель, который сделает за свою веру все, что угодно – до тех пор, пока верит. Теперь Жану хотелось вернуть орлока хоть на секунду и шепотом сказать: да, приятель, ты в нем здорово ошибся! И я ошибался, принимая то, что исходило от Рудольфа Де Ла Блезе, за силу. Золотое сияние, окружавшее его фигуру, было ни чем иным – как отблеском от сияния Стефана Ветки.
Настоящая сила, такая же суровая и торжественная, как Судьба, – вот она, стоит сейчас напротив и раздвигает тонкие губы в ядовитой усмешке:
-Легко меняешь приоритеты, мальчик. Впрочем, ты - уже вполне взрослый и оформившийся подонок. Такие, как ты, всегда пригодятся - никакая грязь тебе уже не страшна, верно? Я оставляю тебе Изольду - сегодня можешь делать с ней что хочешь. Думаю, тебе понравится. А завтра она проводит тебя в Призрачный Замок. Если, конечно, захочешь - вот видишь, я все-таки оставляю тебе выбор. Ну что ж, надеюсь, до встречи?
Жан не успел и глазом моргнуть, как большой, тяжело хлопающий крыльями нетопырь быстро рассек воздух над черепичными крышами и исчез в чистом лионском небе.
А вместо него рядом с неофитом осталась стоять девушка из гостиницы: она появилась откуда-то из переулка, красивая и воздушная, как зефир в шоколаде. Высокомерно сложенные губки, равнодушно-отрешенный взгляд и замысловатое имя не оставляли сомнений в ее благородном происхождении.
Неофит сразу же возненавидел ее – за то, что не мог смотреть на мир так свысока. Он поднялся, стряхнул с колен грязь – что, в общем-то, было занятием в высшей степени бесполезным, пригладил вставшие торчком короткие пряди из чистого золота и мрачно покосился на существо рядом. Девушка по имени Изольда, еле слышно вздохнув, решительно подхватила Жана под локоть.
-Наверное, ты очень важная персона, - приятным голосом сказала она. – Раз месье Стефан попросил меня о тебе позаботиться.
-Месье Стефан ни о ком просто так не заботиться, - буркнул Жан и сам поразился правоте своих слов.
Если Ветка нашел его – значит, он для чего-то понадобился лионскому сиру? Значит, не все еще потеряно? Может быть, так хочет Судьба, а с этой тетенькой очень трудно спорить…
Здорово воспрянув духом, Жан оглянулся - надо было выбрать место для ночлега на себя и на свою спутницу. Дьявол, а ее-то зачем навязали? В качестве награды за послушание? Неофит горько усмехнулся:
-И что дальше? Может, трахнешься со мной? Он приказал тебе выполнять все мои прихоти? Вот козел!
-Ты ошибаешься, - чуть рассеянно улыбнулась Изольда. – Месье Стефан просто меня попросил. Он – такой милый, когда что-нибудь просит. А где мы будем… пардон, как ты это назвал? Ах да, трахаться. У меня есть деньги, можно снять номер в приличной гостинице.
Жана передернуло.
Он смотрел в большие темные глаза, не видел там ни тени сомнения и понимал – все, приплыли. Мысли, которые наконец-то научились складываться в голове в стройную цепочку, подсказывали: Ветка – большой любитель сотрясать языком воздух и демонстрировать свою мощь наглядным способом. Потому что лучше смерть, чем быть – такой вот глупой и послушной куклой, во всем починяющейся Хозяину.
И не надо смешить – нет у него никакого выбора!
-Пойдем, я знаю одну гостиницу, вроде бы приличную, - вздохнув, сказал он молчащей девушке. – Я буду звать тебя Иза. Надеюсь, ты не девственница?
На следующий день, уже ближе к ночи, к воротам всплывавшего из сумерек Призрачного замка подошли двое – молодой и худенький юноша, почти мальчик, в грязной белой рубахе и кожаном жилете, кажущийся очень славным с васильковыми глазами и коротким ежиком отливающих на солнце золотом волос. А с ним – девушка с растрепавшейся прической, темной челкой и в испачканном лесной грязью подолом богатого платья. Впрочем, по поводу последнего она, кажется, ничуть не переживала. У ворот они остановились рядом с густо вьющимся шиповником, юноша растерянно оглянулся на девушку и, взявшись за огромное чугунное кольцо, несколько раз постучал.
Ворота им открыла Николь. Жан сразу почувствовал тоску, глядя в красивое, но слишком строгое лицо этой стройной женщины. Несмотря на невысокий рост, в ней ощущались задатки укротительницы диких животных. А статный мужчина с черными живыми глазами, как раз подводивший к воротам коня, подмигнул ему почти сочувственно.
-Здравствуй, Изольда. А вы, должно быть, Жан Арно? – глубоким грудным голосом уточнила Николь. – Отныне вы поступаете в мое распоряжение, это приказ сира. Вас будут учить манерам, грамоте, экономике, фехтованию, танцам и колдовству. Извольте переодеться к ужину, дети.
-А не слишком вы его? – спросил черноглазый мужчина, подходя ближе. Вид у него был располагающий. – Не бойся, малыш. Она только притворяется, а нас самом деле - добрейшей души вампир! Мадемуазель Николь, вам не стыдно? Смотрите-ка, до чего вы его довели – мальчик сейчас от страха в обморок упадет!
-И будет наказан, - отчеканила Николь, недовольно дернув щекой. – Месье Марсель, будьте добры, прекратите корчить из себя паяца и, прежде чем лезть не в свое дело, получите разрешение у сира. Вы уже забыли, что было, когда вы самовольно устроили кровавую бойню в той деревушке? В конце концов, в отсутствие месье Ветки здесь командую я, а не вы. Изольда, будь любезна, проводи Жана в его комнату. Это в левом крыле, рядом с моей. У вас есть полчаса, чтобы привести себя в порядок, я жду в общей зале. Опоздания у нас не приняты.
-Можно без жратвы остаться, - весело поддакнул Марсель, похлопывая коня по крупу. Красные глаза последнего не оставляли сомнений, что они вполне поладят с хозяином, хотя обычные лошади вампиров недолюбливали, как, впрочем, и другие животные. Жан с тоской глянул на него и опасливо вошел в ворота.
Внутри оказался большой и пустынный двор, замощенный крупным булыжником. Неофит застыл, нервно сцепив руки под мышками и разглядывая то место, где ему теперь предстояло жить.
Рядом фигляр Марсель, смеясь, что-то рассказывал благосклонно внимающей Николь. Спокойная, как мертвая бабочка в паутине, Иза рассеянно перебирала пальчиками лепестки сорванного цветка шиповника. Большой и мрачный Призрачный замок, оплетенный плющом и, казалось, абсолютно безлюдный, мрачной громадой тяжело нависал над густым и темным лесом. На глазах Жана в темно-синем небе мелькнул силуэт летучей мыши и исчез в одном из окон…
И на сказку это было – ну совсем не похоже.



В первый момент Лассэль так и не сумел понять, что случилось, и в какой момент лопнула соединяющая их нить. Впрочем, он перестал думать об этом почти сразу после того, как Айн скрылся между каменных двухэтажных домов на набережной Дублина.
Как и обо всем остальном.
У него было достаточно вина, чтобы не думать ни о чем и не вспоминать. Забвение – было тем, что помогло ему выжить после смерти калифа Фариза-аль-Фейсала, когда евнухи притаскивали пьяного эльфа из сада в комнату и укладывали на кровать, удивляясь только природной выносливости этих высокомерных остроухих существ – если бы нормальный человек потреблял спиртное в таких дозах, то вряд ли бы выжил.
Поможет и сейчас, решил Лассэль, начиная методичное опустошение бара. Должно помочь - не потерять надежду на то, что все это кошмар, что однажды он проснется в любимых теплых объятиях, и теплый ровный голос шепнет ему на ухо: «Доброе утро, Лассэль». И больше не будет остро щекочущих воспаленный мозг мыслей о том, что доверие – нелегко завоевать, но еще труднее – восстановить после того, как оно было раз потеряно. Порой, очнувшись от алкогольного дурмана, Лассэль словно видел перед собой глаза Айна в тот, первый момент, когда он сообщил ему, что «Мария» уже далеко в море, и они направляются в Дублин.

[Соня Сэш]

Это был странный взгляд – так же могла смотреть птица, которая улетела из одной клетки, но тут же попалась в новый силок. Уже не находя в этом ничего удивительного. «Хочешь – отпусти, хочешь – убей, петь я у тебя здесь все равно не стану», - словно говорил этот спокойный, примирившийся с силками на своем пути взгляд.
В такие редкие минуты сид с отчаяньем понимал, что сам переступил грань, нарушил незримую черту, которую нельзя было переходить.
Черт, да он ее – просто не увидел! Ему было – некогда! Избавиться от Давиэля можно было, только вспомнив о том, что ты сид и начав вести себя по правилам игры. Юный паршивец все-таки добился от него прежнего поведения – так стал бы действовать Махаон, привыкший не думать ни о ком, кроме себя. И, опьяненный вкусом победы, Лассэль не сумел вовремя заставить себя вернуться в прежнее состояние.
Он сам все и испортил. Он – и никто другой.
Осознав это, сид начинал лихорадочный поиск по яхте бутылок или совершал выход в порт, где было полно кабачков для морских волков. Он и сам не знал, как долго это продолжалось и слабо понимал, как уцелел - Дублин был опасным городом, особенно портовый районы. Не раз Лассэль просыпался с синяком под глазом или со свежими засосами на шее, абсолютно не представляя себе их происхождение. Хорошо, что можно было не волноваться хотя бы насчет полиции: по закону он являлся подданным Тирнанн-Огг, и в случае неприятностей с ним могли сделать только одно – выдворить из страны на ближайшую территорию, принадлежащую сидам. То есть, обратно на яхту.
Против чего пьяный в дугу эльф, в общем-то, не возражал.
Однако, как известно, все хорошее или плохое – рано или поздно кончается, иначе не было бы смысла продолжать суетиться, наполняя дни бытовыми заботами и пытаясь построить свое маленькое личное счастье вопреки непонятно чего желающей судьбе. Отрезвление было ужасным. Лассэля разбудил упавший на его голову тяжелый предмет – боль была такая, что у эльфа потемнело в глазах.
Сид, еще не успев толком проснуться, грязно выругался на смеси лионского и бхаратского. Как ни странно, язык не заплетался – стало быть, он был почти трезв. Матерясь, как последний портовый грузчик, которых он в последнее время повидал в достаточном количестве, Лассэль снял со своей многострадальной головы тяжелый, квадратный и украшенный красными кисточками фонарь восточного типа.
Это что еще за новое веяние лионской моды? Оно-то здесь откуда? Черт, ну и тяжелая штука!
А потом Лассэль в панике воззрился в потолок, где растворялась в реальности жуткая картина из сна: яркие губы Давиэля торжествующе улыбались, произнося: «Сиды не влюбляются в людей, потому что они – смертны. Он сдохнет, а тебе останется страдать над его могилой».
-Дьявол! – бледными губами прошептал Лассэль, словно на него свалился не фонарь, а – настоящая Истина: Дэви был прав. Пока он пьет на принадлежащей ему яхте и добровольно погружается в засасывающую пустоту, Айн может просто - состариться и умереть. А бывают еще болезни и несчастные случаи.
Он – человек и вполне может выкинуть такой фокус. А Лассэлю останется только похоронить себя заживо. Это нетрудно - ходить, улыбаться и говорить можно и с безнадежно мертвым сердцем. Как делают большинство его сородичей. Жить вечно – не такая уж простая задача, здесь требуются крепкие нервы, абсолютное равнодушие и здоровый цинизм…
Когда головная боль немного успокоилась, Лассэль расслышал шум волн – они бились о борт так, будто были полностью солидарны с городскими властями и собирались, как минимум, разнести яхту по кусочкам. Сид ощупал начинающую набухать шишку на лбу и сел на покачивающейся кровати. Бросил страдающий взгляд в окно каюты: серый дублинский день, мелкий дождь и каменная набережная. Может быть, это – просто какой-то глупый розыгрыш, и картинка за окном тоже раствориться, а на ее место придет оформленная в нежных пастельных тонах комната в особняке Мармонтель?
Надеяться на столь простое решение проблемы не приходилось. Лассэль попытался сделать несколько упражнений, поразившись боли в пояснице, с выражением брезгливости на лице оглядел сломанные ногти и кое-как нашел в полутемной каюте зеркало. Увиденное превзошло самые мрачные ожидания – давно не кушавший вампир по сравнению с ним мог бы показаться красавцем. Кое-как уложив волосы в подобие прически, эльф выбрался из каюты по скрипучей лестнице на палубу, переждал приступ тошноты и огляделся.
В Дублине стояло раннее утро – над крышами нависло тяжелое и торжественное серое небо, но на востоке уже вставало солнце, типично эйнджлендское - бледное, как лицо выросшей в этом суровом климате леди, но на похмельный взгляд Лассэля – все равно слишком яркое. На набережной не было ни души, все моряки отсыпались после ночи в пабах, вокруг - каменной стеной возвышались дома. От свежего воздуха у сида закружилась голова, он глубоко вдохнул в себя пропитанный сыростью и туманом воздух и неожиданно улыбнулся.
Где-то там, в этом мрачном неприветливом городе - был Айн. Решено, он найдет его, убедиться в том, что все в порядке, а потом… О том, что будет потом, он предпочел просто не думать. Что-что, а это у него всегда неплохо получалось…
В тот же день еще бледный, но уже элегантно одетый равнинный эльф в светлом плаще нанял кэб и приказал везти его в Вест-Энд. Откинувшись на спину сиденья, он разглядывал серые от тумана улицы. Сам туман был белый и чистый, он приходил с моря, роился между домов, смешивался с выходящим из каминных труб желтоватым дымом, рассеивался рваными клочьями по небольшим садикам. Добропорядочные дублинцы всерьез считали, что у каждого приличного дома должен быть хотя бы маленький, но сад, желательно – со стоящим посреди садовым гномом, покрытым от старости патиной.
Кэбмен без приключений довез его до богатых пригородных районов, среди холмов которых на самом берегу моря возвышался особняк Эпплхауз, белый и в туманной дымке казавшийся призрачным. Мысль казалась гениальной: у сэра Хьюго Эпплби наверняка найдется способ отыскать среди здешних одинаковых улиц одного заблудшего бхаратца. Улыбаясь, Лассэль отдал кучеру два шиллинга за поездку и еще два – за ожидание. Легко поднявшись по мраморным ступеням лестницы, сид изложил дворецкому свое дело и устроился в дубовом кресле с подлокотниками и резьбой, с любопытством осматриваясь вокруг.
Он сделал вывод о том, что наличие в доме женщины пошло Эпплхаузу на пользу – теперь здесь было не столько по-эйнджленсдки строго, сколько уютно: потолок из резного дуба, дубовые панели, оружие и оленьи рога на стенах, конечно, никуда не делись, но появились цветы в вазах, яркие портьеры и большая пушистая кошка, дремавшая на каминной полке. Глядя на нее, Лассэль почувствовал тревогу – смогла ли их с Айном Марта вернуться к привычной бродячей жизни после того, как они исчезли в неизвестном направлении? Но тут же успокоился: он всегда подозревал, что они для кошки – только временные хозяева, и гадкое животное скорее развлекается, наблюдая за их непростыми отношениями…

[Соня Сэш]

-Лассэль, мой друг! – судя по голосу, у сэра Хьюго было самое радужное настроение. – А мне показалось, ты не собираешься возвращаться в Дублин. Как ты сюда вообще попал?
-Не поверишь, приехал в кэбе, - весело отозвался Лассэль, поворачиваясь к ведущей на второй этаж лестнице.
И замер, не в силах отвести взгляда от приближавшихся к нему фигур – сперва важно, как и полагается настоящему эйнджлендскому лорду, шагал сам сэр Хьюго, глядя на застывшего эльфа с улыбкой, в которой сквозило легкое непонимание. Рядом неторопливо спускалась леди Виктория, миниатюрная, изящная, но почему-то не слишком довольная.
А за ними – бесшумной тенью следовал телохранитель. Невысокий, но сильный и гибкий, с восточными чертами лица и гладкой атласной и смуглой кожей. Надо признать, Айн весьма мужественно воспринял новость о его присутствии – лицо ария не изменилось, рука, лежащая на рукояти начищенной и блестящей сабли, даже не дрогнула.
Зато Лассэль почувствовал, как к его скулам приливает кровь, в нижней части живота образовалось какое-то напряжение, мир вокруг начал как-то странно расплываться, рваться на отдельные клочья, как туман в Дублине. И в самом центре этой дымки были - влажные, глубокие, темные глаза. Рядом раздался недоуменный голос сэра Хьюго, который о чем-то спрашивал. Лассэль, не слушая, страдальчески изогнул губы – Айн молча стоял возле лестницы и смотрел на него так, будто не узнавал.
Это было невыносимо. Сид перевел растерянный взгляд на хозяев дома. Лорд Эпплби тяжело вздохнул:
-Даже так? Это несправедливо. Стоит найти надежного человека, как оказывается, что он уже кому-то принадлежит. Сплошной кризис на рынке рабочей силы. И куда катится эта страна?
-Это ты у сэра Юсташа спросишь, зря он, что ли, кресло председателя занимает? Ну же, пойдем, дорогой, у нас же еще множество дел! Надо проследить, как повар готовит обед, посмотреть, как садовник стрижет кусты, в общем, без нас там никак, - леди Виктория, само воплощение такта, подхватила лорда за локоть и потащила к лестнице. Помедлив секунду, Айн двинулся следом, но был остановлен решительным и грациозным взмахом руки.
- Нет-нет, а вы останьтесь, сегодня у вас выходной, - безапелляционно заявила Вик и подмигнула эльфу с самым оживленным видом. Лассэль только грустно усмехнулся: у сэра Хьюго – просто какая-то необъяснимая тяга к мужчинам восточного типа! А поскольку Айн молчал, начинать разговор, видимо, придется самому.
-Айн, я…- голос прозвучал хрипло. Еще бы, столько анжуйского! Лассэль откашлялся, озадаченно моргнул и беспомощно развел руками:
-Даже не знаю, что сказать…
Это с тобой впервые., - хмыкнул Айн, не двигаясь с места. Он казался одной из статуй, украшавших холл, самой красивой из них. Сид поднял посветлевшие от надежды глаза, сейчас – цвета листвы после дождя:
-Я люблю тебя. Наверное, я натворил много глупостей… Боги, я вел себя как скотина – но я просто испугался! Если даже я пошел покупать яд, страшно подумать, что могли бы выкинуть Дэви, тетушка, мама и братья!...
-Что-то в этом роде я уже слышал, - кивнул Айн.
Лассэль только беспомощно развел руками. Похмелье вернулось снова, к горлу подступила тошнота, а сердце – медленно холодело под спокойным и, пожалуй, равнодушным взглядом. Черт бы побрал этих арийских шейхов с их воспитанием! Это же не человек – осколок древней каменной стены, о которую разбивается даже самый сильный ветер!
Ну вот, он убедился, что с Айном все в порядке. Он не заболел, не умер, нашел работу и, похоже, прекрасно справляется в одиночку. И что теперь делать дальше?
Должно быть, это будет странная жизнь – одинокая, холодная и мертвая. Словно очутиться в безлюдном месте, полном осколков того, что когда-то было чувствами, мыслями, эмоциями. Когда все равно, куда идти, все равно, с кем спать, все равно, в какой день умирать. Впрочем, на то, чтобы умереть, у него не хватит смелости. Зато у него прекрасно хватит смелости, чтобы с холодной пустотой в сердце изгибать в усмешке тонкие, красивые губы и отравлять своим ядовитым ароматом все цветы вокруг.
Потому что – как они смеют существовать, если у него нет Айна, и его собственный цветок уже давно завял, прижатый к земле ледяным невозмутимым взглядом…
Сид опустил голову. В гостиной Эпплхауза было довольно тепло, но его вдруг пробрала дрожь. Кажется, выхода нет. На этот раз – все действительно кончено.
-Если ты собираешься молчать и дальше, то я скажу сам, - вдруг резко кивнул арий, взметнув забранные в высокий хвост черные, как смола, волосы. - Я – твоя шайтанова игрушка. Насовсем – или пока не надоем.
Лассэль, испуганно вскинул голову голову.
-Извини, я не понял, - жалобно сказал он, не смея верить всколыхнувшейся, как водоросли у берегов моря, надежде. Собственный разум говорил ему, что такого не может быть, что он просто ослышался…
Потомок шейхов вздернул подбородок, его глаза сузились и стали почти злыми:
-Я не говорил тебе... Там, в Спальнях мне были нужны доказательства - что из-за меня можно страдать, за меня стоит бороться, что я кому-то нужен – как мужчина, а не как обычная вещь. Я просто отыгрывался на тебе после Повелителя, и поэтому ты был мне необходим, - Айн помолчал и тихо добавил:
-Ты и сейчас мне необходим. Я не искал тебя только потому, что думал – ты уже далеко…
Еще пару минут Лассэль разглядывал его странным влажным взглядом, а потом неожиданно запрокинул голову и облегчено рассмеялся - своим знаменитым бархатным смехом, который отозвался в просторной гостиной эхом, затерявшимся между люстр и зеркал. Айн обиженно молчал, пока сид не перестал смеятся.
-Ты и в самом деле считаешь, что я приехал забрать свою игрушку? – Лассэль, все еще странно улыбаясь, поднялся, откинул назад крупные локоны каштанового цвета. – Ну да, всегда не любил, когда трогают мои личные вещи… Как такая глупость могла прийти тебе в голову?
-Твой брат все время болтал, - пожал плечами арий. Голос показался Ласэлю бесцветным, и он тревожно нахмурился – что еще выкинул этот паршивец, его кузен?
-До постели и после, - Айн сделал паузу, словно вспоминая. - Он, говорил, что среди сидов есть те, кто не прочь поиграть с людьми. Что это часто бывают рабы, реже – кто-то за пределами страны. Смеялся, что получит и тебя, и меня.
-Вот ведь паршивец! - Лассэль усмехнулся. – Никогда не хотел иметь детей. Рано или поздно, они вырастают и превращаются в нас, а мы и сами – не сахар. Помяни мое слово, Зааль однажды тоже нарвется…
-Твой брат здесь не при чем, - устало покачал головой Айн. – Это я виноват в том, что слушал его слишком внимательно. Не хотел слушать – но ведь слушал.
Потомок шейхов поднял руку и провел ею по лбу, вытирая выступившие болезненные капли пота. Смуглые пальцы дрожали. Лассэля это, честно говоря, больше напугало, нежели порадовало. Не нужно было быть слишком наблюдательным, чтобы понять – сейчас Айн плохо контролирует себя и свои эмоции.
- В конце концов, я стал слышать его голос каждый раз, когда ты смотрел на меня. Мне казалось, это – только восхищение красивой вещью. Я хотел дать тебе понять, что мной не надо восхищаться – я человек, бываю злым, упрямым, не люблю перемен… А потом ты стал вести себя так, как будто его слова - правда, и это напомнило мне Спальни, - закончил Айн. Его плечи утомленно опустились вниз, а Лассэль поморщился, как от физической боли.
То, что происходило, было ненормальным. Айн не должен быть таким, как каменная стена – не должна вдруг ни с того, ни с сего падать и разваливаться на кусочки. Словно в бреду, он снова услышал ровный голос:
-Если нужно, если по-другому ты не можешь, я стану твоей игрушкой. Можешь делать со мной все, что хочешь….
-Все, что я хочу? – вкрадчиво повторил сид, делая еще шаг вперед.
Арий не отступил – только выпрямился. Он и впрямь выглядел очень усталым, как будто все эти эмоции оказались для него слишком сильными. Протянув руку, Лассэль прикоснулся пальцами к напряженному виску. Осторожно, будто совершая ритуал, убрал за ухо выбившуюся из прически черную прядь. Услышал едва заметный вздох и легко улыбнулся:
-Я хочу, чтобы ты понял - я давно вышел из возраста, когда еще нужны игрушки…
Они стояли вплотную, прижимаясь друг к другу с закрытыми глазами, сплетя пальцы и наслаждаясь знакомым теплом – так, как будто ничего в мире больше не существовало. Каждый думал о своем: пригревшийся, успокоившийся Айн думал о том, что, если любишь, можно сделать для любимого человека все и в этом нет ничего унизительного. Лассэль знал об этом всегда, а он – так не умел.
Раньше не умел. Хамед оказался прав: жить без боли не получается. И любить надо так, как если никто и никогда не причинял тебе боли раньше. Так, как будто сама боль – изысканнейшее наслаждение, даруемое любовью. Он не согласился бы променять ни на что на свете такие мгновения, как это, когда сердце, кажется, разрывается от тоски и переполнено счастьем одновременно, а реальность замыкается вокруг хрустальным шаром, и откуда-то сверху начинает сыпаться серебристый дождь.

[Соня Сэш]

Лассэль, закрыв глаза, вдыхал знакомый, лучший на свете запах и размышлял о том, что, вероятно, они никогда не смогут забыть этот день. И может быть, еще долго каждый встретившийся им сид будет – болезненной царапиной раскаленным гвоздем прямо по самолюбию. А может, кузина Тирна права, и он – как и любой сид – не владеет никаким другим искусством, кроме как разрушать…
Все это – неважно, пока рядом есть Айн. Такие мелочи, что о них не стоит даже думать. Что толку вообще думать о том, правильно ты идешь или нет, если находишься посередине шаткого моста над пропастью? Раз уж тебя туда занесло – остается только продолжать идти дальше, не так ли? Сид тихо засмеялся от этой мысли и неожиданно вспомнил:
-Кстати, ты ничего не подарил мне на праздник. Это нечестно!
-Неправда, я оставил свой подарок на яхте, - ответил Айн. Своим обычным, бесстрастным тоном, от которого у Лассэля сладко заныло в районе сердца и внизу живота. А арий посмотрел на него снизу вверх влажными глазами горной ламы:
- У меня не так много денет, но я постарался выбрать что-то необычное. Как ты. Тебе понравился фонарь?



Так уж получилось, что королевский дворец Блуа не привык долго пребывать в печали.
Возможно, потому что среди роскоши и праздного безделья было бы глупо предаваться унынию. А может, потому что население Блуа состояло из людей, не очень-то привыкших заботиться о ком-то, кроме себя. Но еще вероятнее – просто потому что за века истории просто не родилось такой традиции. Приехать в Блуа – всегда означало повеселиться, и после недели траура, когда был объявлен королевский бал, местная аристократия вздохнула с явным облегчением.
Я тоже вздохнул с облегчением. В конце концов, действительно - сколько можно томиться в своей комнате, прогуливаться по паркам в сопровождении только рабов (от нового пажа я отказался) и тосковать по котенку, мрачно глядя на палантир, уютно лежащий на бархатной подушечке на столе в одной из моих комнат. Хотелось встряхнуться, развеяться и еще раз ощутить на себе мастерство месье Кальпренеда. К слову, опять носившегося по замкам с взмыленным видом, только теперь рядом со мной не было Филидора, чтобы как следует поиздеваться над стараниями бедняги-церемонемейстера.
Хотя, в общем-то, я вовсе не скучал по этому паршивцу.
Подготовка к балу началась с самого утра. Все помещения выскребли и вымыли, щедро смазали цепи подъемных мостов дорогими сортами масла, аккуратно выщипали весело высунувшуюся кое-где из стройных рядов травку в королевских садах. То и дело гулко хлопали двери, раздавались возгласы слуг и лакеев - сейчас Блуа походил на мирное жилище, где шла генеральная уборка. Если б посол Наваррской Марки решил нанять себе нового шпиона, скорее всего, в этой суматохе его стараний - просто бы не заметили.
К вечеру месье Кальпренед окончательно лишился голоса, а его работники клевали носом от усталости, с ужасом ожидая самого бала, когда суеты предстояло – еще больше. Время приближалось - на сей раз, я решил не особо сильно выставлять напоказ свое восточное происхождение, и одел свой любимый черный с серебром халат, достаточно простой по сравнению с моим остальным гардеробом. А волосы - убрал под обычный черный лионский бант. После внимательного осмотра себя в зеркало я остался вполне доволен – этакая смесь двух цивилизаций.
В этот день для празднования была выбрана огромная зала-терраса, где был установлен трон Филиппа и накрыты столы для прожорливых придворных. Она была достаточно просторной, чтобы вместить всех желающих развлечься, и заканчивалась аркадой. Последняя выходила дальней частью в парк и оказалась весьма удобна: сквозь пролеты были видны все, кто входил во дворец через парадные ворота. Первым, кого из знакомых я разглядел среди пестрой, как стая попугаев, толпы придворных и гостей – был сам Филипп, непринужденно развалившийся на красном шелке трона. Его почти плотной стеной окружала свита и придворные дамы, а вот карлика я среди них не обнаружил. Впрочем, принц Орлеанский тоже отсутствовал, хотя мне показалось, что я слышал его громовой голос где-то в другой части залы.
Должно быть, двоюродные братья были в ссоре. Ну что ж, я могу их понять.
Сам король казался каким-то подозрительно притихшим. Я не видел малыша всю неделю, но слухи утверждали, что всю эту неделю он чувствовал себя далеко не лучшим образом. Подавленность правителя сказывалась на свите – все вели себя несколько суетливо и чуть более оживленно, чем надо. В дальнем конце сада уже вовсю звучали скрипки и литавры – это разыгрывались музыканты: месье Кальпренед планировал оперу, я не представлял, что это такое, но подозревал, что – нечто интересное. Над собравшейся толпой летали ароматы духов, качались перья на беретах, пахли воткнутые в высокие прически дам цветы, и все надеялись, что бал все-таки удастся, несмотря на дурное настроение короля.
Я даже посочувствовал малышу Филиппу – это не мне придется весь вечер улыбаться и отвечать что-нибудь умное всем желающим потрепать языком о политике, погоде и других весьма «занимательных» вещах. И раз уж у меня отпуск от государственных дел, я, пожалуй, лучше сосредоточусь на содержимом стола и как следует разберусь во всех этих паштетах, жарких, фаршированных грушах, мармеладных палочках, пряных закусках и дорогих ликерах. Я подошел ближе к столу и улыбнулся, представив, с каким аппетитом поедал бы все это великолепие Цини. У котенка глаза бы разбежались…
К моменту бала придворные проголодались, а может быть, специально не ели, чтобы доставить удовольствие желудку, поэтому ближайшие полчаса мы наперегонки опустошали фарфоровые и золотые блюда, не слишком заботясь об этикете. Кое-кто даже облизывал пальцы, что и говорить – варварская страна. А потом церемонемейстер объявил о начале главного развлечения.
Обещанная месье Кальпренедом опера повергла меня в страшное изумление: никогда не думал, что у женщин могут быть такие грудные мужские голоса, которые иногда почему-то срывались на тонкий визг. Да такой, что у одной из сидящих рядом напудренных дам в руках внезапно лопнул бокал, причем толпа почему-то разразилась аплодисментами. К тому же, несмотря на свое знание лионского языка, я не смог разобрать ни слова, хотя сидел в кресле на первом ряду. Еще немного послушав, я наклонился к сидящему рядом придворному и, улучив перерыв между страшными завываниями на сцене, тихо спросил:
-Будьте так любезны, эфенди, скажите мне - вам это и правда нравится?
Придворный удивленно повернул в мою сторону напудренный нос:
-Как же, месье! Разве мне может не нравиться, это же - сама великая Лепренс Бомон!...
Я недоуменно глянул на сцену. Действительно, Лепренс Бомон можно было назвать великой – ее формы поражали своей схожестью со среднестатистическим слоном, но веселее мне от этого не стало. Я попытался встать, чтобы уйти в другую часть зала, возможно, на столе еще осталось что-нибудь вкусное, но тот же придворный бесцеремонно потянул меня вниз за рукав халата:
-Месье, выходить из зала посреди представления - неприлично, - он посмотрел на меня, как на дикаря или невоспитанного ребенка и добавил:
-У вас на востоке нет оперы? Тогда вы обязательно должны дослушать до конца! Спорю на мою бриллиантовую брошь, последнюю арию вы не забудете никогда!
-Ничуть не сомневаюсь, - пробормотал я, снова усаживаясь на многострадальное кресло, скрипнувшее под моим весом. Варвары на сцене продолжали свою безумную оргию голосов, голова начинала медленно гудеть от этих адских звуков. Чтобы хоть как-то развлечься, я поискал взглядом Филиппа, не без труда отыскал его среди цветастой пышной толпы и был неприятно поражен – малыш раскраснелся от вина и заметно оживился. Кажется, Амалия Де Мельсон осталась в прошлом – в данный момент король общался с сидящей на соседнем сиденье молодой девушкой. В моем гареме много красивых женщин, но даже я признал девушку красивой – по-лионски, конечно, хотя ее нос – действительно походил на воплощенное совершенство. Она смеялась, обнажая жемчужные зубки, и прикрывала смущенно зардевшие скулы веером. Филипп тоже смеялся и, казалось, был вполне счастлив контактом с существом другого пола.
Более того, король был явно намерен развивать контакт дальше – на моих глазах его рука, будто невзначай, легла на нежно-голубой шелк в районе, где у девушки должна была располагаться коленка, и легонько сжалась. Я снова наклонился к придворному:

[Соня Сэш]

-Эфенди... Эфенди!
-Ох, это вы? О, мадам Бомон – божественна! – задохнулся от восторга придворный, а я, на всякий случай сделав восхищенные глаза, подтвердил:
-Я бы сказал – грандиозна! А вы не знаете, кто это сидит рядом с королем? Такая очаровательная… гм, мадемуазель?
-Вам она тоже нравится? – поклонник оперы неожиданно понятливо хмыкнул с самой похотливой улыбкой. - Я бы не отказался, лакомый кусочек. Это – племянница Де Севинье, по крайней мере, так говорят, если вы понимаете, о чем я. Мадемуазель недавно покинула пансионат и наведалась в гости к дяде. Весь свет от нее в восторге – прелестная, умненькая, живая…
Да уж, живая, недобро усмехнулся я, глядя на то, как девица совершенно спокойно продолжает разговаривать с королем и смущенно закрываться веером. При этом королевская рука, нагло лежащая на ее коленке, ничуть не смущала «племянницу» Севинье. Лично я был уверен – у Гийома Де Севинье нет и никогда не было никаких племянниц.
И вообще, у такого, как он, не может быть родственников – скорее всего, все они уже давно перетравили друг друга из-за власти и наследства.
Когда Филипп вдруг перегнулся через подлокотник своего кресла и наклонился к даме, практически шепча ей что-то в нежное ушко, одновременно перемещая руку чуть выше коленки – слишком лениво и вальяжно по сравнению с обычной ломаностью движений. Я прищурился – либо король выпил слишком много анжуйского, либо… Судя по удовлетворенной, сытой физиономии канцлера я больше начал склоняться ко второму варианту.
Это уже становилось забавным. Я решительно поднялся и, лавируя между креслами, в которых придворные дамы обмахивались веерами, делая вид, что им нравиться завывание со сцены (кому такое вообще могло бы понравиться?), принялся пробираться в сторону Филиппа. Усмехнулся, увидев Севинье, который настороженно сверлил меня глазами со своего места, бесшумно подкрался к малышу сзади и неожиданно опустил руку на плечо.
Король обернулся – на меня посмотрели чересчур блестящие глаза, уже почти не голубые – из-за расширившихся, цинично оживленных зрачков.
-Э-э-э…эфенди? – словно припоминая, растерянно произнес он. Я ответил хищной улыбкой – самое время напомнить о лабиринте. Пригнувшись и почти прикоснувшись губами к уху короля, я прошептал. Так же тихо, как он только что шептал что-то девушке, сейчас испуганно сжавшейся под моим тяжелым взглядом.
-Сир, мне совершенно необходимо с вами поговорить. Речь идет о торговле с моим государством, это очень важно.
-Важно? – автоматически переспросил Филипп, озадаченно хмурясь, и я фыркнул – сквозь крепкий запах духов пробивался сладковатый аромат, знакомый мне по обеденным кальянам. Контрабандисты не зря лезут в нашу страну через Горы Девяти Сомнений, хотя их периодически отлавливают и зверски казнят в пример остальным. Видимо, бандж стоит здесь очень дорого, раз его предлагают царственным особам.
-Подождите, я что-то не понимаю… - начал соображать Филипп, и, чтобы он не вздумал делать этого дальше, я осторожно разжал хватку на плече и спустил руку чуть ниже, в вырез рубахи из тонкого шелка с мудреным узором кружев. Провел рукой по теплой безволосой коже и крепко ущипнул моментально напрягшийся сосок. На соседнем сиденье тихо и понимающе ахнула «племянница», а ошеломленный король, тяжело дыша, откинулся на спинку кресла. По его скулам поползли розовые пятна.
А потом, бросив быстрый взгляд на мрачного канцлера, который не ответил – был занят тем, что смотрел на меня так, как если бы хотел убить на месте, Филипп величественно кивнул:
-Извините меня, мадемуазель, но защита интересов государства за границей – входит в обязанности короля. Пойдемте, эфенди, обсудим вашу «важную проблему». Только быстро, а то Севинье, кажется, встает со своего места, - радостно предупредил меня король и покинул ряды поклонников слоноподобной мадам Бомон.
Напоследок я, не удержавшись, победно улыбнулся явно опаздывающему Севинье. Пусть побесится - я уверен, бандж был подсунут малышу намеренно, кому, как не мне, знать, что одно из побочных эффектов его действия – это постоянное возбуждение, степень легкости – в зависимости от дозы и добавок. В короле, судя по всему, сидело приличное количество - мы сплелись в тесных объятиях, как только выбрались за ворота и нырнули в одну из аллей. Филипп целовался умело, со знанием дела, влажно и сладострастно, с самым безмятежным выражением лица, закрыв глаза густыми светлыми ресницами.
-Не здесь, нельзя, другие могут заметить и подумать что-нибудь плохое, - ухитрился проговорить он, когда я попытался распутать сложную систему завязок его белоснежных лосин. Малыша била крупная дрожь, должно быть, так его тело реагировало на проходящие по нему волны возбуждения. Я нетерпеливо скривился:
-Мы ничего плохого не делаем. Тогда где?
Король махнул рукой куда-то в сторону дворца. А когда я отстранился, застонал своим красивым мужским голосом и потянулся к моему лицу губами, привстав на цыпочки.
Пожалуй, не буду больше казнить контрабандистов, решил я, подхватил трепещущее тело и потащил в указанном направлении, чувствуя в паху столь острую пульсацию, будто бы и сам случайно хватанул вместе с паштетами грамм-другой банджа. Ах да, слишком долгое воздержание – что ж, тем сильнее будет страсть. Уж не говоря о том, что король, похоже, окончательно погружался в наркотическое безумие – обхватывая за шею руками, Филипп ухитрялся тереться об меня своими бедрами, узкими, как у подростка. Я бросил взгляд на заметную выпуклость на его лосинах и ускорил шаг.
-Пошли вон, - кратко бросил король какой-то парочке, в неурочное время решившей уединиться в выбранной нами спальне, и, пока я возился с задвижками, быстро избавился от одежды и осторожно опустил украшенный драгоценностями обруч короны на каминную полку. Когда я повернулся, мне показалось, что мускулы в нижней части моего живота натянулись до предела - худощавый подросток с изумительно тонкой талией, узкими бедрами и длинными ногами смотрел на меня со странным выражением голубых глаз. Будто Филипп отчасти сознавал, что ведет себя не слишком адекватно, и был готов над этим от души посмеяться.
Хм, крепкая, однако, психика у лионских королей!
-Если Бевью еще раз предложит мне «немного развеселиться», я, наверное, развеселю его видами подвалов Тайной Канцелярии, - беззаботно заметил Филипп и возбужденно вздохнул: - Я встану на четвереньки, ладно? Это, конечно, как-то не по-королевски, но не хочется лежать на спине, здесь внизу винные погреба и пол наверняка холодный.
-Как угодно вашему величеству, - мне стало смешно. Король внимательно осмотрел помещение, смущенно хмыкнул и указал пальцем на шкуру возле камина.
-Подойдет? – спросил он, стараясь быть серьезным. Я искренне наслаждался ситуацией:
-Вполне, сир.
Филипп задумался, приложив палец к губам. В обнаженном виде это смотрелось чрезвычайно забавно. Зрачки короля блестели по-прежнему, и дышал он все так же тяжело и часто, но предпочитал смаковать момент. Правильно, не каждый же день тебя лишают невинности…
- Погоди, что-то не так! Ах да, ты одет! Ну, эта проблема решается быстро… как оно развязывается?… ну, Бевью, ну, скотина…черт, это что еще за дрянь и как это снимается?… татуировки? Интересно… Ух ты. Надо же. Такой большой. Так бывает? Это не болезнь? И ты считаешь, оно будет работать?
-До сих пор работало, шутник, - заверил я, сгребая юношу в охапку и раскладывая на шкуре в удобной для нас обоих позе. Полюбовался на творение рук своих, оглянулся в поисках перчаток и, размахнувшись, несильно хлестнул ими по напрягшимся тощим ягодицам. Филипп ойкнул, а бледная кожа моментально начал краснеть.
-Лабиринт, сир, - напомнил я с язвительной мягкостью.
-Сволочи вы все! - сказал король, видимо, имея в виду меня и неизвестного Бевью, и закусил губу, потому что мое терпение все-таки лопнуло.
Потом мы отдыхали, непринужденно валяясь на смятом шелковом белье. Малыш лежал у меня на груди, свернувшись в уютный клубок и уставившись сонными глазами на месяц за окном. Я рассматривал причудливые складки балдахина, курил крепкую «Альманаварру», рассеянно перебирал светлые пряди королевских волос и размышлял, как удобнее подобраться к интересующей меня теме. В конце концов, мне было нетрудно приберечь сегодняшнюю страсть для котенка, первоначально я так и собирался сделать, но дело требовало жертв – с Филиппом стоило поговорить немедленно. И лучше всего – в постели, следуя примеру королевских фавориток, судя по книгам – весьма мудрых женщин.
Филипп сам помог мне, ни с того, ни с сего, без перехода ляпнув:
-Скоро будет фейерверк. А все-таки мне его жаль. Так глупо… Он был отличный паж, хоть и предатель.
-Ты о Филидоре? – я сделал вид, что не обрадовался. – Мне кажется, он заслужил свою участь. Если собака больна бешенством, ее убивают. Почему с человеком должно быть иначе?
Король скатился с моей груди и лег рядом, заложив руки за голову. Я с интересом посмотрел на него.
-Мы росли вместе, - сказал Филипп задумчиво. – Я, он и еще Шарль. Он вполне мог бы сказать мне о том, что у него нет денег, но тогда честь его отца оказалась бы запятнанной. Самое обидное, что я его – прекрасно понимаю. Знаешь, я чувствую себя виноватым – как будто это я за ним не уследил. Ведь знал же, какой он…

[Соня Сэш]

-Да? И поэтому ты расстроен? – я рассеянно пожал плечами. – Тогда просто помилуй его королевским указом. Так сказать, за прошлые заслуги.
-Не могу, - Филипп перевернулся на бок и подпер голову рукой. Голубые глаза грустно посмотрели на меня. – Он убийца и изменник. Меня не поймут, да и Севинье будет против.
Я дернул уголками губ, пытаясь подобрать слова. Где-то за окном все еще буйствовал праздник – аристократия вовсю развлекалась после вынужденного перерыва. В комнате пахло сигарами – привычный и терпкий запах добавлял уюта в наше маленькое разворошенное гнездышко.
-Мне кажется, ты должен решить, чего хочешь сам. При чем здесь Севинье?
Филипп покачал головой:
-Я король. У меня на руках – целое государство…
Только усмехнувшись – какая привычная фраза, я осторожно, боясь спугнуть нужный настрой, опустился ниже на подушки и в упор взглянул на короля. Филипп ответил удивленным взглядом, и тогда я тихо сказал:
-Все верно, у тебя на руках – целое государство. Но ты – человек, без которого, возможно, не было бы и Лионского Королевства. А была бы, например, часть Наваррской Марки, у них, я слышал, есть претендент на ваш престол? Собственно, государство и ты – одно целое. Воспользуйся случаем – если не ты, кто сможет? Да, и кстати, думаю, ты удивишь и самого Филидора – он наверняка уже распрощался с жизнью А такой подарок – запомнит навсегда, может, у парня мозги на место встанут.
-Тебе хорошо рассуждать, ты – всего лишь посол, которому не надо думать обо всех сразу, - пожаловался Филипп разморенным голосом. Я скосил глаза – вымотанный ребенок засыпал прямо у меня на руках, думаю, это часть действия банджа – я и сам частенько засыпал, вкусив сладкий дым кальяна, принесенного Масруром. Жаль, я уже рассчитывал на вторую порцию наслаждения. Ну да ладно, пусть себе спит. Столько переживаний за один раз – с непривычки, конечно, трудновато.
А вот мне, пожалуй, пора уходить – не стоит компрометировать короля своим присутствием, вдруг кто-нибудь решить заглянуть сюда в столь поздний час? Наскоро одевшись и аккуратно притворив за собой дверь, я быстро прошагал по коридору до ближайшего поворота, завернул за него – и схватился за сердце, на секунду забывшее стучать.
-Ну вы даете, эфенди, - с чувством сказал я, когда сердце снова начало биться. - Так же можно и до смерти перепугать!
-Мне кажется, вы не из пугливых, - ответил месье Севинье. И неожиданно дружелюбно улыбнулся, разглядывая меня так, как если бы я был забавной букашкой, обнаруженной под его подошвой в придавленном виде.
-Итак, чего вы хотели этим добиться? – поинтересовался глава Тайной Канцелярии, и не думая уступать мне дорогу. Я безмятежно пожал плечами:
-А как вы думаете? О вас идет молва как об умном человеке, так, может, вы сумеете разгадать и эту загадку?
-Основная подоплека ваших действий мне понятна, - заявил канцлер. – Не удивляйтесь, у этих стен есть уши, и они – прекрасно слышат. Поздравляю, вы только что спасли Д'Аламбера, а ведь он – действительно изменник, хоть и не убийца. Вряд ли теперь Филипп станет его казнить, у короля – доброе сердце, редкий товар среди венценосцев. Думаю, дело кончится изгнанием. Кстати, мы уже арестовали горбуна, обрезавшего веревку от люстры в Салоне Роз. Он рассказал все в подвалах Тайной Канцелярии. У нас, знаете ли, свои методы.
-О ваших методах я наслышан, во дворце калифа они тоже практикуются. А вы узнали, для чего он это сделал? – полюбопытствовал я, а Севинье кивнул:
-Да, конечно. Знаете, месье, по долгу службы я видел много сумасшедших, но этот – пожалуй, заткнет их всех за пояс. Он был по уши влюблен в нашего юного комедианта, считал его похожим на себя и устроил всю эту трагедию, чтобы дать возможность бежать. Честно говоря, Филидор давно жаловался, что у него пропадают вещи, но я-то думал, он пытается скрыть свое бедственное положение.
-И что вы решили? Расскажете Филиппу правду? – я скрестил руки на груди, изучая Севинье взглядом. Теперь, при ближайшем рассмотрении, он показался мне еще более опасным, чем раньше, но еще и – очень усталым. Как будто за плечами этого человека – долгая и суровая жизнь.
-Отнюдь, - тонко усмехнулся Севинье. - Пусть он считает, что его жестоко предали. Это поможет повзрослеть. Филидор тоже доволен – одно дело умереть предателем, другое – злодеем, имя которого у всех на устах. Чем больше ты совершишь злодеяний – тем мрачнее и величественнее твоя фигура в глазах простых людей, не так ли? Боюсь, горбуну суждено умереть в безвестности. Но как вы о нем узнали?
-А, так значит, ваши уши – не у всех стен? Он сам и признался, - усмехнулся в ответ и я. – Такую чушь нес, шайтан ногу бы сломал. В его комнате просто пахло безумием - и везде были разбросаны вещи Филидора. Только слепой счел бы его нормальным.
-Вы оказались правы, - Севинье склонил голову в вежливом полупоклоне, признавая мое превосходство. – Единственным, чего я не понимаю, остаются ваши планы в отношении короля. Видите ли, смею верить, я неплохо разбираюсь в людях. И мне очень кажется, что вы ставите какой-то опасный и интересный эксперимент. А я, опять-таки по долгу службы, и не имея против вас ничего личного, все-таки вынужден поинтересоваться: чего вы хотите добиться от Филиппа, месье Посол?
Последнее слово канцлер произнес с такой веской интонацией, что я пораженно поднял брови. Ну да, признаю, я веду себя несколько вызывающе… Но не мог же он заподозрить, что разговаривает с самим калифом Аль-Мамляки-Бхарата?
Или мог? Шайтан его знает, уж слишком непроглядная темень в глазах – и такая же непроглядная душа. Эх, мне б такого человека в Синий Дворец – думаю, слово «покушение» живо бы исчезло из лексикона моих многочисленных родственников.
Я не нашел ничего лучшего, чем признаться:
-Хотел заставить малыша совершить поступок не по вашей указке. Такой, чтобы остался в памяти – например, пощадить изменника и убийцу. Пожалейте мальчика, дайте ему хоть каплю свободы.
-Заставить? Чем тогда вы отличаетесь от меня? – удивился канцлер. – К тому же, если бы королям была положена свобода, никто не захотел бы управлять. Те, кто завидует правителям, обычно слабо представляют, какой груз им приходится тащить на своих плечах и что им приходится делать ради того, чтобы государство процветало. Я всего лишь хочу подготовить Филиппа к этой ответственности.
- Хотите сделать из него послушную куклу? – раздраженно бросил я, будучи уже не уверен, кто одерживает верх в споре.
-Думаю, из Филиппа будет сложно сделать куклу, да еще и послушную, - улыбнулся в ответ Севинье. - Вы совершенно зря беспокоитесь. Я пережил двух королей, и могу вас заверить, ни один из них не был – послушной куклой. Что не значит, что ими было трудно… гм, руководить. Видите ли, у всех лионских правителей есть одна небольшая особенность, которая отличает их от простых людей. Эта черта характера передается по наследству.
-Что вы имеете в виду? – озадаченно нахмурился я. А Севинье совершенно спокойно предложил:
-Давайте я вам покажу. Я шел сюда, потому что меня предупредили, что король изволил проснуться.
-У вас отличная шпионская сеть! Тот-то вы так долго Филидора вычислить не могли! – съехидничал я, здорово заинтригованный предложением канцлера. Это было забавно – мы крались по коридору на цыпочках, как будто воры, причем у Севинье это получалось лучше – должно быть, это профессиональное. А когда добрались до двери в недавно оставленную мной комнату – глава Тайной Канцелярии приложил палец к губам и легко толкнул дверь, чтобы она приоткрылась.
Филипп действительно не спал. Он рассматривал себя в зеркало, так и оставшись обнаженным. Единственным предметом гардероба, которым малыш не пренебрег, была – корона. На моих глазах Филипп пару раз поправил драгоценный обруч так, чтобы он лучше сидел на встрепанных волосах, и отошел на пару шагов назад полюбоваться своим видом.
-Дайте ему еще пару лет, - прошептал над моим ухом загадочный голос Севинье. – Не больше – и за любой камушек из этой короны он отдаст все: и любовь, и дружбу, и чужую жизнь, и даже свою совесть.
Едва я открыл рот, чтобы ответить, как был вынужден увернуться от внезапно распахнувшейся навстречу двери. Зрелище, которое я увидел, оглянувшись, было достойно пера живописца - Филипп, король Лиона, накинувший на себя шелковый халат, рыдал на груди у глубоко удивленного месье Севинье, вцепившись в отвороты богатого камзола канцлера руками. Его голос дрожал от всхлипов, когда он глухо говорил:
- Севинье, хоть ты объясни мне - почему Амалия меня предала? Зачем она это сделала? Это несправедливо, этого не должно было случиться…
-Сир, вы говорите об изменнике Филидоре Д'Аламбере, – уточнил канцлер. Филипп поднял на него залитое слезами, искренне страдающее лицо с огромными блестящими глазами:
-Не хочу больше слышать о Филидоре! Я запрещаю вам называть это имя! Моя Амалия, моя любовь…
И он снова спрятал лицо в кружевном жабо канцлера. Поймав огорошенный взгляд канцлера, я только усмехнулся: может быть, вы правы насчет короны. Но справиться с Филиппом – будет очень трудно, чего-то очень важного месье канцлер в нем, боюсь, не разглядел.
Оставив Севинье разбираться со своим подопечным, еще не до конца отошедшим от наркотика, я вышел в сад. Проходя мимо увитой розами беседки, невольно притормозил шаг и прищурился, пытаясь разглядеть понурую фигуру внутри. А когда узнал – моему удивлению не было предела:
-Шарль? Ты без женщины? На тебя непохоже. А чем ты, собственно, здесь зани…

[Соня Сэш]

-Что он сделает с ним? – нервно спросил юноша, высовываясь из окна беседки – все такой же неаккуратно причесанный, необузданный и уже чем-то взбешенный. Голубые глаза сверкали ярко, как два самоцвета. Я осторожно уточнил:
-Кто с кем?
-Филипп с Филидором. Я видел, как вы уходили вместе с королем, - откровенно признался Шарль и сделал «логичный» вывод: - Стало быть, вы что-то знаете! Либо вы мне рассказываете все прямо сейчас, либо я вызову вас на дуэль! Мне сейчас, честно говоря, все равно – убьют меня или нет…
-Не надо дуэли, - я вытащил из-за кушака портсигар и неторопливо закурил, пока принц Орлеанский буравил меня взглядом отчаянно-горячих глаз. Ничего, этому мальчику полезно поучиться терпению. Иначе рано или поздно, а скорее рано, он погибнет на какой-нибудь дуэли, не успев женится и завести множество таких же беспокойных сыновей.
-Так что? Не тяните, месье, ради Богов! – почти выкрикнул Шарль, и я сдался:
-Он не станет казнить Филидора. Эфенди канцлер считает, что дело кончится изгнанием из страны. Куда-нибудь в ту же Навррскую Марку, пусть там сами разбираются. Вот уж кого мне в этой истории ничуть не жалко – шайтанов сын сам напросился на неприятности….
-Ну, уж если Севинье сказал, значит, так оно и будет, - радостно прервал меня принц, успокаиваясь и заметно веселея. – Это же замечательно! Если Филидор покинет страну, я просто поеду за ним! Все складывается более, чем удачно! Спасибо за помощь, месье!
Я чуть не выронил сигару.
-Шарль, но он же – убийца. На его счету – десятки людей, а ты хочешь поехать за ним? Это не слишком даже для тебя?
Непривычно серьезные глаза человека, который решил что-то очень важное, посмотрели мне прямо в лицо. Я нахмурился, а принц Орлеанский спокойно пожал плечами:
-Ну и что? У меня чуть меньше, я с детства лет ни одному обидчику спуску не даю. Филидор – единственный, кто остался безнаказанным. Если не убьем друг друга – значит, поладим.
С этими словами он всунулся обратно в беседку, а потом вынырнул уже через вход – чтобы выйти, Шарлю пришлось наклониться и постараться не зацепиться шпагой.
-Я возвращаюсь на праздник, месье. Нам еще обещали фейерверк, уже почти время. Вы со мной? Если желаете, я познакомлю вас с Изеной, - предложил, широко усмехаясь, принц Орлеанский. Теперь он снова стал самим собой – молодым и невоспитанным дикарем. Я искренне улыбнулся в ответ:
-Да нет, я, пожалуй, вернусь к себе в комнату.
-Зря, месье. Вы еще не пробовали гусиных лапок! У вас на востоке, небось, и гусей-то нет! - выдал Шарль из своего репертуара и попрощался вежливо, как умел: - Адью, месье!
Я продолжил свой путь среди цветников Блуа, дыша веселым и нездоровым воздухом этих мест и время от времени – изумленно качая головой. Надо же, кто бы мог подумать, что именно Шарль способен принять такое решение. И ведь, судя по всему, он действительно собирается его выполнить. Этот мальчик - повзрослел без моей помощи.
К тому же он прав: все устроилось, как нельзя лучше. Филипп совершит свой первый самостоятельный поступок, впредь ему будет легче, чем мне, нарушать традиции и подрывать устои. А чтобы он не заигрался – за этим будет следить хладнокровная рептилия Севинье, но вот слепого подчинения он от малыша вряд ли добьется. Я почти уверен – в этот огонь нужно было только подбросить дров, а дальше он будет разгораться сам по себе.
Филидору подарят жизнь – думаю, впредь он будет размышлять перед тем, как ввязываться в какую-нибудь авантюру. А что касается несчастной любви к своему королю – лично я ставлю на Шарля. Дикий принц Орлеанский - горькое, но вполне эффективное лекарство. Его энергии хватит надолго, а годы детства, когда Филидор брал над ним верх – давно позади.
Впрочем, может, и нет. Я плохо знаю людей и могу только догадываться, что с ними будет дальше.
В двух вещах я уверен точно: карлик окончит свою жизнь в подвалах Тайной Канцелярии, а я - вернусь туда, где мне надлежит быть, как только получу назад забранного у меня Западом котенка. По возвращении стану долго и мучительно размышлять – к добру или к худу на территории моего государства появился открытый для торговли с Лионом город.
А когда надоест думать, махну рукой, оставлю эту хитрую задачку Джетте – он умный, разберется, а сам отправлюсь в спальню Розового Дворца, раздену котенка и буду долго, нежно, изысканно любить его - высокого, стройного, как веточка оливки, и озаренного лучами яркого южного солнца.
Подумав об этом, я невольно ускорил шаг, взбежал на лестницу левого крыла Блуа, свернул в нужный коридор – и с разбегу угодил прямиком в подставленный кулак. Перед лицом мелькнула тощая, но крепкая рука с белой меховой «манжетой», а потом в глазах потемнело.
Я проморгался и ошарашено уставился на злобно скалящуюся в двух шагах от меня рыжую тварь. Разглядев выражение лица Тануки, я удивился еще больше – демон был сам на себя не похож: с вздыбленной шерстью, волосы, кажется, даже шевелились, глаза отсвечивали красным презрением. У меня похолодело в груди – там, где у простых людей и калифов находится сердце:
-Что-то случилось с Цини?!
-Случилось, - согласился демон донельзя язвительно. – Вы с ним случились, калиф.
Я растерянно посмотрел на демона - у него что, рецидив? Тогда – все, кончилось мое спокойствие! Так и знал, что надолго его не хватит. Ничего себе распоясался – даже посмел прикоснуться к моему носу! И между прочим, больно. Пока я размышлял, в глазах Тануки появилось выражение, с которым смотрят на больного ребенка.
-Не перестаю вам удивляться. Говорите одно, делаете другое, думаете третье. Сами-то не запутались?
-Погоди-ка, ты хочешь сказать - Цини жив?! – дошло до меня. Точно, а ведь палантир я забыл в своих аппартаментах, потому что был слишком увлечен предстоящим балом! Тануки кивнул, а мое сердце отозвалось радостной барабанной дробью. И мне совершенно расхотелось разбираться - что там такого произошло с рыжим наглецом, раз уж он осмелился ударить своего работодателя. Спишем на несчастный случай, впредь буду думать, прежде чем бегать по коридорам, как развеселившийся ученик медресе. Напугать, конечно, можно, но – вряд ли подействует.
-С дороги, демон! Ты уволен!
-Что, опять? Уже не страшно. А вот малышу - было страшно, - Тануки не спешил выполнять мой приказ. Он возмущенно пожал плечами: - Ну, если никто, кроме меня, не переживает, тогда замяли для ясности. Но я все равно скажу, и так долго молчал. Так вот, калиф, пока вы играли с этими детьми, Цини привезли сюда. Он был в истерике, и я его понимаю – если ты бессмертный демон, не так-то легко перенести новость о том, что тебя можно убить. Да он и о смерти-то толком ничего не знал, откуда бы? Он здорово перепугался и звал вас… Нашел, в самом деле, кого!
Я замер. Виски почему-то сжало, словно холодом. Тануки досадливо скривил губы:
-Когда я уходил, он еще не успокоился. Вы неисправимы, я совершенно зря доверил вам малыша, и на что только надеялся?…
-Дорогу, - холодно приказал я. Леденящее ощущение допущенной ошибки добралось до позвонков и шевелилось там нехорошим предчувствием. Должно быть, вид у меня и вправду был не слишком адекватный, потому что демон вдруг посторонился, пропуская. Я рванулся с места, напоследок процедив:
-Лучше не показывайся мне на глаза, тварь!
А сам поспешил в комнату по темному коридору. Где-то снаружи раздался громкий хлопок и восторженные крики – должно быть, начался обещанный фейерверк. Мне было плевать. Я распахнул дверь в свои покои, застыл на пороге, практически ничего не видя в темноте, и шепотом позвал:
-Цини? Ты… ты живой? – голос предательски дрогнул. Судорожно сглотнув, я принялся обшаривать глазами темную комнату. По отблескам распознал палантир, который почему-то лежал на ковре, а потом в ослепительном свете вспышки фейерверка за огромным, во всю стену, окном - навстречу мне метнулась с балкона тонкая фигурка моего возлюбленного.
-Зааль! – котенок бросился мне на шею без малейшего колебания. Моментально разлившееся внутри тепло и ощущение полноценного, ничем не омраченного счастья заставили меня зажмуриться, так крепко прижимая к себе хрупкое тело, будто я собирался раздавить его в своих стальных объятиях. Помню, я еще с невыразимым облегчением подумал: ну вот, Тануки снова солгал мне!...
Он делал это уже не в первый раз. И каждый раз, обнаруживая, что ошибся, я понимал – и опять рыжий наглый демон прав, а если меня кто и обманывал, в основном, это был – я сам.
Бережно отстранив котенка от себя, я пристально заглянул в огромные, изумрудные и сверкающие счастьем глаза. В них не было ни капли влаги, но уставшие, красные веки говорили о том, что в этой комнате совсем недавно происходило нечто, что котенок пытается от меня скрыть. И кстати, впервые в жизни. Словно в какой-то момент он опомнился, взял себя в руки и решил, что не будет никого расстраивать, а со всеми своими проблемами разберется сам.
Так, как сделал бы на его месте взрослый человек.
-Великий Эль! – повинуясь внутреннему порыву, я снова судорожно притянул котенка к себе. – Извини меня, малыш. Я просто запутался и уже не знаю, кто я, зачем и куда направляюсь. Но ты подожди немного, ладно? Я тоже что-нибудь решу, и тогда – все будет хорошо!

[Соня Сэш]

Притихнув, котенок молчал в моих объятиях, расслабленный и вроде всем довольный, а потом поднял на меня сияющие глаза и счастливо улыбнулся, обхватывая мою талию длинным черным хвостом:
-Хорошо, я подожду… Я могу долго ждать. И я тебя люблю, теперь я уверен…
Шумно втянув воздух хищно затрепетавшими ноздрями, я про себя проклял тот день, когда вообще собрался сменить мою уютную спальню на лионскую суету и пыль.
Это было неестественно и неправильно, даже нечестно – за огромными окнами все еще шумел праздник, небо привычно разрывалось сполохами огней, где-то били настенные часы, где-то строились пирамиды из игрушечных слоников и рушились карточные домики, кто-то упрямо склеивал хрустальный шарик своего счастья, кто-то убивал ради выживания, кто-то умирал за свою идею, кто-то продолжал за нее бороться… А мою голову упорно разрывал один и тот же тоскливый, настойчивый вопрос: почему?
Почему он не сказал, что будет ждать вечно?


Конец седьмой сказки.

[rosmarin]

быть этого не может, я вас нашел!))
не, не искал, конечно, просто когда-то на "сером" форуме вы выкладывали ваши сказки, потом перестали, потом я ушел с "серого", а теперь я ваш ник увидел в дайрях))
и сразу же спрошу, а где можно предыдущие шесть частей увидеть?))

[Соня Сэш]

RosMarin

Быть этого не может, меня так трудно найти?!....

Шучу, конечно ))) На самом деле я на "сером" продолжаю выкладываться, только сейчас с новой сказкой притормаживаю - так вышло, реал вмешался )))). Но продолжать выкладываться планирую там - на мой взгляд, хороший сайт, лично мне нравиться )))) А ты чего с него ушел?


Сказки здесь - позже выложу в шапке дневника, чтобы больше никто не путался ))))):

www.diary.ru/~sonia-sesh/p39024451.htm - сказка шесть

www.diary.ru/~sonia-sesh/p29205486.htm - сказка пять

www.diary.ru/~sonia-sesh/p28428598.htm - сказка четыре

www.diary.ru/~sonia-sesh/p27642699.htm - сказка три

www.diary.ru/~sonia-sesh/p19532316.htm - сказка два

www.diary.ru/~sonia-sesh/p18100930.htm - сказка один


Уф! Это было сложно - ползать по собственным дневникам )))))) Зато:

Бонус: здесь всякие картинки к сказкам: www.diary.ru/~sonia-sesh/p22527727.htm

Здесь мой другой ориджинал "Мир полон не геев": www.diary.ru/~sonia-sesh/p16433205.htm

[rosmarin]

Соня Сэш
да я даже не догадался в дайрях по нику искать) а ведь оч логично)
а с серого ушел как-то случайно) ушел из сети вообще, а когда вернулся чего-то туда больше не заходил))
за ссылки агроменное спасибо, а то по чужому дневнику ползать еще труднее)) теперь надо в ворд все сохранить, а на работе почитаю))

[Соня Сэш]

RosMarin

по чужому дневнику ползать еще труднее)) теперь надо в ворд все сохранить, а на работе почитаю))

Как оказывается все сложно! С одним я согласна - в такой цветовой гамме, в которой оформлен мой дневник, читать это невозможно )))) Вернее, я-то не согласна, мне это сочетание жутко нравиться и вообще, это - любимые цвета импрессионистов, но все жалуются и они меня-таки убедили (количеством взяли, сволочи) )))

да я даже не догадался в дайрях по нику искать

Ну, дайри - это вообще сокровищница! Кого здесь только нет! Хотя я сильно подозреваю, что все серьезные (и потому скучные) люди обитают на ЖЖ...

[rosmarin]

Соня Сэш
просто инета на работе нет, а читаю я там *признался со стыдом*))
а цветавая гамма... ну да, непривычная для глаза, но вполне контрастная, чтобы не можно было читать. но есть в этой окраске что-то психоделическое))
жж не люблю. мне там не уютно) а на дайрях и правда стоит поискать тех, кого знал по форумам. как оказалось, многие не меняют ники)) это только меня мотыляет, как незабудку в проруби))

[Соня Сэш]

RosMarin

Хорошая у тебя работа, однако ))) На самом деле, я тоже так делаю, все развлечение ))). А вот инет мне на работе завести никак, а то студенты обязательно подумают, что я в контакте сижу. Я им такие штуки запрещаю проделывать, хотя ноуты разрешаю приносить ))))

но есть в этой окраске что-то психоделическое

Мне как-то друг, шарящий в биологии, объяснил, что люди вообще видят цвета по-разному и все зависит от того, как в детстве научили. Вчера, например, спорила с родичами по поводу рубашки - я думаю, что она черная, а они утверждали, что темно-синяя. Может быть, и я свой дневник немного по-другому вижу? )))))

жж не люблю. мне там не уютно

Мне тоже. Как-то там слишком... э-э, серьезно, что ли? Такое ощущение, что только в дайрях люди пишут то, что думают

многие не меняют ники)) это только меня мотыляет, как незабудку в проруби))

А зачем менять ники? Смысл данного действия от меня ускользает

[rosmarin]

Соня Сэш
работа скучная, поэтому я скрашиваю ее хорошим чтивом
я на заводе работаю оборонном, там инет только на специальных компах, выключенных из локальной сети. им можно пользоваться только по делу и записывать время начала и окончания работы О.о
а что ты преподаешь, если не секрет?

люди вообще видят цвета по-разному

кстати да! и часто обвиняют друг друга в дальтонизме) т.е. если я правильно понимаю, видят одно и тоже, глаз устроен у всех одинаково, а уже мозг по-разному воспринимает цвета. отсюда же и приязнь к некотором цветам)
но расцветка твоего дневника хоть и яркая для меня, но не раздражающая, а приятная)) правда-правда))

А зачем менять ники?

хых, есть у каких-то индейских племен обычай давать мальчикам/юношам/мужчинам несколько имен в течении жизни, типа вырос, изволь обзываться по-другому) вот и у меня примерно так) я как из виртуальности ушел, потом, вернувшись, в старую шкурку влезть не смог, обзавелся новым ником и дневником)

[Соня Сэш]

RosMarin

Серьезная работа, ничего не скажешь, то ли дело моя - больше дурака валяешь, чем работаешь ))) Преподаю экономику и право у художников, они люди взрослые и хорошие, только дурные слегка - богема, чего с них взять ))))

хых, есть у каких-то индейских племен обычай давать мальчикам/юношам/мужчинам несколько имен в течении жизни, типа вырос, изволь обзываться по-другому) вот и у меня примерно так) я как из виртуальности ушел, потом, вернувшись, в старую шкурку влезть не смог, обзавелся новым ником и дневником)

А еще у них, вроде, как-то имена друг к другу присоединяются, типа Быстроногий-Убийца бизонов-Большое перо-Искупавшийся в холодной речке. Представляешь, какие ники веселые были бы? ))))

но расцветка твоего дневника хоть и яркая для меня, но не раздражающая, а приятная)) правда-правда))

Судя по аватаркам, ты тоже сторонник ярких цветов ))))

[rosmarin]

Соня Сэш
ого! экономику художникам? звучит немного абсурдно и жутко занимательно)) экономика и изобразительное искусство вещи несовместимые, как я считал. вот я, например, экономист, который совершенно не умеет рисовать))

Представляешь, какие ники веселые были бы? ))))

а чего представлять-то? будут! когда все разумные ники кончатся, начнутся такие вот дооолгие имена))

Судя по аватаркам, ты тоже сторонник ярких цветов ))))

аватарки получились случайно)) парачка зеленых под цвета фона дневника, а потом набралась целая коллекция))

[Соня Сэш]

RosMarin

звучит немного абсурдно и жутко занимательно))

И слегка печально. Ибо ты прав, и рисуют они по-любому лучше, чем считают )))) Ну, каждому свое, наверное.
А ты, наверное, на оборонном заводе как экономист занимаешься подсчетом того, во сколько нашей стране обходится ее ВПК? )))

а чего представлять-то? будут! когда все разумные ники кончатся, начнутся такие вот дооолгие имена))

А их счас много, разумных? ))) Я лично соня потому, что спать моему организму хочется по двенадцать часов в сутки, а я ему позволяю всего часов пять, если не меньше, вот и хожу все время сонная ))) Теория про инедейцев подтверждается, однако?

Хотя, наверное, если бы сейчас выбирала себе ник, я бы взяла совсем другой - не столь милый и пушистый... Шкурки меняются, ага

потом набралась целая коллекция))

И все зелененькие... Мои любимый цвет. А сколько их у тебя всего?

[rosmarin]

Соня Сэш
*хохочет* совсем не в точку)) я на оборонном заводе инженер-технолог с высшим экономическим образованием, абсурд еще больший)) просто у нас маленький город и завод градообразующий, и ВУЗ направлен на подготовку специалистов для завода, но их учат бесплатно, а бюджет за счет экономистов/юристов/программистов. последних надо меньше, чем инженеров, вот и приходиться устраиваться не совсем по специальности))

спать моему организму хочется по двенадцать часов в сутки, а я ему позволяю всего часов пять, если не меньше

тогда мне тоже впору соней называться. я могу сутки спать, если меня не будить, но в мире столько интересного, что остается на сон жалкие огрызки дня))
а почему Сэш? мне всегда любопытно было))

вот я и сменил и шкурку и ник. и, думаю, не после раз.

А сколько их у тебя всего?

пока 60)) и да, все зеленые или с зеленью. это и мой любимый цвет. один из))

[Соня Сэш]

RosMarin

вот и приходиться устраиваться не совсем по специальности))

У нас та же фигня. Два универа, выходцы из обоих работают абы где, от милиции до администрации, несмотря на то, что один из них выпускает - педагогических работников, сиречь учителей разных профилей. А вот я пошла по профессии - и честно говоря, не жалею. Все остальное я уже попробовала во время подработок, а халявный большой отпуск и короткий рабочий день - в общем-то, не так уж и плохо ))))

Что удивительно, дети - ну, студенты, не напрягают. Я знаю людей, которые вообще не могут к ним выходить. Не понимаю их, у меня как-то все само собой получается - как уже упоминалось, наверное, каждому свое? (А кое-кто вообще называет мою работу "трепло профессиональное" ))) )

а почему Сэш? мне всегда любопытно было))

А почему

RosMarin

? )))

Ну, в принципе, тут скрывать нечего - производное от имени (но не Саша! ))) ).

пока 60))

Нет, куда столько - это я прекрасно понимаю ))). Но - это как? Можно ж не больше пяти?

[rosmarin]

Соня Сэш
а я получаю вторую вышку, сугубо экономическую, и тешу себя надеждой, что после получения второй корочки найду работу по специальности. хотя, это будет уже совсем другая история другой город))
кстати да! отпуск, два выходных и нормированный рабочий день - прелести работы на гос. учреждение)) я ведь еще надеюсь на родном заводе удержаться, только перейти в фин. отдел.

и я всегда мечтал преподавать))) жалею даже, что не случилось

А почему RosMarin? )))

а это тоже производная от имени и фамилии, а если читать, то на "розмарин" похоже)

куда столько - это я прекрасно понимаю )))

а я вот не понимал. я и пять набрать не мог, а тут оказалось, что на свете превеликое множество зеленых вещей и все их я хочу на аватар. тогда я использовал пробный стольник и оплатил услугу "100 аватар". оказалось не так и дорого)) теперь кайфую.

я прочел уже две сказки. в выходные должен осилить оставшиеся. мне очень-очень, просто безумно нравится!
только кажется, что первая сказка обрывается на середине предложения. я прав?

[Соня Сэш]

RosMarin

а я получаю вторую вышку, сугубо экономическую,

Тоже все думаю насчет второй вышки, но все никак не придумаю, какую хочу. А ты почему экономическую выбрал?

и я всегда мечтал преподавать))) жалею даже, что не случилось

Вот так и теряет наше образование действительно стоящих людей. А идут туда, за исключением фанатов дела, те, кому идти больше некуда... Аж страшно за своих будущих детей.

а это тоже производная от имени и фамилии

О, так мы с тобой одной крови! )))))

пробный стольник и оплатил услугу "100 аватар".

Слушай, можешь рассказать подробнее, как это делается и где это найти, а вдруг я тоже захочу покайфовать? Хороших картинок на свете много )))

только кажется, что первая сказка обрывается на середине предложения. я прав?

Ага, мне уже говорили, только я по рассеянности забыла доложить. Там не хватает пары абзацев, я положу, пасиб за напоминание.

[rosmarin]

Соня Сэш
у нас был специализированный экономический класс, потом поступил в местный вуз на "прикладную информатику в экномике", а теперь хочется углубить знания в экономике и немного поменять специализацию))

Вот так и теряет наше образование действительно стоящих людей.

ну вот не факт, что стоящих, но дело свое бы точно любил. правда, хотелось бы еще и деньги за него получать достаточные)) да и преподавать я хотел не точные науки, а гуманитарные))

рассказываю)) в настройках где-то внизу есть пункт "платные сервисы", заходишь туда и выбираешь пакет нужных тебе услуг, меня только аватары и заинтересовали. оплатил все тем виртуальным стольником, который выдается всем пользователям на пробу(счетчик в разделе "мой дневник" на главной странице) а счет, если нет вэб-кошелька, можно пополнять смс-ками))

я так и понял, что не хватает всего чуть-чуть) просто момент такой волнующий и на полу-фразе обрывается)) и я остался в недоумении О.о
а вообще спасибо большое за сказки! они просто замечательные!))

[Соня Сэш]

RosMarin

дело свое бы точно любил.

Я это и имела в виду под стоящими людьми. Чтоб работать преподом, надо это любить, а иначе все, пиши пропало, либо обозлишься, либо дети съедят (эти могут ))) ), либо своих потом иметь не захочется...

Правда, я-то с мелкими не работаю, а со старшеклассниками, а это уже легче )))

теперь хочется углубить знания в экономике и немного поменять специализацию

Вполне логично ))) . А мне просто хочется чего-нибудь радикально новенького попробовать. Но, честно говоря, в экономисты не сильно жажду, все-таки цифры - не мое, я люблю преподавать экономику, а не заниматься экономикой ))))

рассказываю))

Спасибо, как-то раньше не интересовалась платными сервисами, надо будет порыться, а вдруг там много вкусного )))

я так и понял, что не хватает всего чуть-чуть

Я доложила - решила, лучше сразу, а то потом опять забуду. Вроде теперь там все в порядке. И спасибо за отзыв! Рада, что нравится ))))

[rosmarin]

Соня Сэш
у меня как раз в этом году друг закончил институт и поступил на работу в школу, как раз со старшеклассниками работает, с выпускными классами. я за него побаиваюсь, он же их старше всего на каких-то 5-6 лет. сожрут ведь... ))) но он пока доволен.

хочется чего-нибудь радикально новенького попробовать

наверное, мне тоже захочется, но пока я хочу поработать немного по специальности, с цифрами, а не с электрооборудованием))

вдруг там много вкусного )))

я пока только на аватарки позарился, но кто знает, главное ведь осовить))

Рада, что нравится ))))

а я рад, что так удачно наткнулся на ваш дневник!))